Страница 1 из 12
Женя Калинина
Шаг за грань
Наблюдая за чужими жизнями, мы ищем ответы на свои вопросы.
Всеобъемлющая тьма окружала и сдавливала, вытесняя саму суть не только бытия, но и того, что ждет все живое после. Сколько это длилось? Вечность или миг? У времени нет ни начала, ни конца, поэтому важен лишь момент. Лишь здесь и сейчас! То, что было, или то, чему только предстоит сбыться. Эти две категории – совершенно иные Миры.
Только здесь. Только сейчас.
А здесь и сейчас тьма разошлась по швам, позволяя миллиардам звезд вспыхнуть и осветить путь в неизведанные уголки мироздания.
Скиталец вселенских масштабов
В спальне скопилось пугающее количество прихвостней. Они сливались в единый ком потных и смердящих тел, создавая иллюзию: толкни одного – все разом рухнут и уже не поднимутся, запутавшись в плащах и длинных языках. Когда в дверях показывается худой и чумазый мальчишка, лизоблюды почтенно расступаются, а их морды кривятся в сочувствующих улыбках. Совсем еще юный Блэк с трудом подавляет желание сбежать. Он видит, как окружающее его переплетение рук и ног выдыхает облака дыма и пепла. Многоликий монстр, служащий отцу, упивается ролью скорбящего друга. Лжецы! Мальчик кожей чувствует их истинные намерения. Он знает, каковы на вкус эмоции предателей.
– Собрались, чтобы добить ее?! – срываясь на крик, вопрошает Блэк.
Его никто не слышит. Лишь женщина, лежащая на кровати, призывно протягивает руку. Мальчик жмурится то ли от внутреннего сияния матери, то ли от слез. Приглушенный хрип последнего вздоха на куски раздирает сердце, а вместе с ним и мир.
«Она ушла. Я не успел».
Один из мужчин, не выдержав тяжести утраты, опускается на колени и издает вопль, больше похожий на звериный. Отчаяние горячим свинцом наполняет душу Блэка, и она срывается в бездонную пропасть. В пропасть, где царят боль, одиночество и страх.
«Отныне мне тут нет места. Это отец во всем виноват! Нужно бежать как можно дальше от дома, прочь из этого Мира. Скорее, нельзя медлить. Я смогу, я знаю – меня обучали, – слезы алого цвета катятся по щекам, и мальчишка, до скрежета сжимая челюсть, брезгливо вытирает их: – Больше никогда не заплачу! Но я вернусь. Вернусь, чтобы отомстить. Ему. Всем им!»
Каждую ночь на протяжении многих месяцев повзрослевший Блэк видел один и тот же кошмар. И каждый раз просыпался с немым криком на устах и комом в горле. Но ни разу не заплакал, верный данному себе обещанию – пугающее постоянство, ставшее привычной реальностью. Изменилось лишь то, что после смерти мамы Блэк принудил себя не только забыть ее имя, но и обезличил.
«Женщина, которая меня родила».
– Мы вместе ушли из того Мира, – с соленой горечью на губах прошептал Блэк, прогоняя пелену кошмара.
Комната, служившая ему убежищем, вобрала в себя всю темноту предрассветной поры. Обстановка превратилась в размытые пятна, из-за чего воспоминания казались более настоящими, чем окружающая действительность. Дурной сон постепенно терял власть над Блэком, уступая место совершенно другим картинам прошлого.
Поначалу мальчик и не представлял, как далеко ему удалось прыгнуть в пространстве. То, что это не родная планета, он понял с первой секунды перемещения: запахи, атмосфера, энергия и главенствующая сила – все было совершенно незнакомым. Когда чумазый беглец встретился взглядом с невероятно темными – почти черными – и удивленными глазами маленькой женщины, то не поверил собственным выводам. Все говорило о том, что это Мир Среднего или Дальнего кольца.
«Нет, все же Среднее. Или ближе к Внешнему? – с молниеносной скоростью тогда рассуждал Блэк, прекрасно понимая: от местонахождения зависит жизнь. – Так, стоп! Ладно, пусть будет Среднее, иначе бы я вообще не смог почувствовать ее энергию – чем дальше, тем она чужероднее, а эта даже для подпитки подходит».
Изумленный спокойствием хозяйки покоев и совершенным переходом Блэк не успел додумать мысль, как дверь распахнулась и в комнату влетел решительно настроенный…
– Чудак, – закончил вслух Блэк. Он прекрасно помнил случившуюся тогда драку, холодные и решительные глаза нападавшего и восторженную улыбку девчонки.
Порой казалось: все это было вчера. Но с момента их знакомства лохматый долговязый мальчишка-чужак окреп и превратился в статного, высокого и прекрасно сложенного юношу. Если бы его взросление проходило на родной планете, то он выглядел бы иначе: ниже ростом, коренастый, с загрубевшей от постоянных ветров кожей и кулаками-молотами – особенности жизни и рацион оставили бы неизгладимый отпечаток. А здесь маленькие хозяева делились с ним едой в таком количестве (как бы ни претила Блэку мысль просить или принимать без просьбы чью-то помощь – идея умереть от голода не нравилась еще больше), что вскоре гость стал переживать за сохранность фигуры.
К тому же сам Мир щедро одаривал чужака чистой энергией. Настолько щедро, что юный и неопытный Блэк не сразу заметил: он все больше походит на местных обитателей.
«Уже и цвет глаз изменился! Стальной мне нравился больше, – с толикой досады думал Блэк, рассматривая себя в зеркале. – Хотя… темно-зеленый тоже подойдет. Все равно это ненадолго».
Доброта новых знакомых и дружелюбное отношение Мира не смягчали сердце чужака, который не планировал с кем бы то ни было сближаться, максимум – подыграть во имя собственной выгоды.
«Спасибо Миру за то, что он так быстро напитал меня, позволив стать выше и крепче. Вот только Мир не является отражением своих обитателей, не делает из них верных друзей для заблудшего странника. Как водная стихия и камни на дне источника», – последняя часть фразы прозвучала до боли родным голосом, и парень, стиснув зубы, постарался отвлечься от любых мыслей, что ведут, увлекают в трагичное прошлое.
Блэк сел в импровизированной постели и обвел хмурым от воспоминаний взглядом комнату Раньяра. Просторные, но скромно обставленные покои разделялись подвижной деревянной ширмой на две части: небольшая зона для сна, где ютились юноши, и более обширная часть, отведенная для учебы, работы, приемов. Хозяйский сын спал на самой обычной одноместной койке – ни тебе резных ножек, ни балдахинов, только жесткий матрас и миниатюрная подушка. Чужаку досталась лежанка из одеяла, старой одежды и покрывала, и Раньяр потратил долгие минуты, тщетно убеждая гостя поменяться местами.
«Раньяр означает тень, – мысленно усмехнулся Блэк, вспоминая перевод не имени, а позывного. – На большее и не годится, пока не станет героем? Да уж, паршиво. Родители относятся к сыну как к пятну на стене в свете славы своих предков. Как к чему-то эфемерному, недостойному даже воплотиться. Я бы ему посочувствовал, если бы мне не было безразлично».
Чужак осторожно поднялся и мельком взглянул на блаженно сопящего Раньяра. После изнурительной тренировки он спал самозабвенно, если бы рядом маршировала толпа слуг с гремящими подносами в руках, хозяин покоев и бровью не повел. Поэтому Блэк планировал еще несколько часов блуждать по воспоминаниям, отдаваться потокам мыслей и впитывать тишину и покой.
Он прошел в ту часть комнаты, которая была и рабочим кабинетом, и гостиной. Немногочисленная мебель не служила комфорту, она выполняла строго предписанную роль. Ни бархатных подушек на жестком диване, ни витиеватых резных подлокотниках на креслах, ни броских деталей, отвлекающих от дел. Книги и свитки тесно жались друг к другу в шкафу, а полки натужно скрипели и жаловались, что они скоро проломятся под тяжестью знаний и многовекового опыта, помноженного на мудрость. Письменный стол – к нему Блэк старался не подходить, так как не имел привычки совать нос в чужие дела – едва проглядывал сквозь тетради и учебники. Добротный гардероб трещал досками из-за невообразимой кучи нарядов, часть которых Раньяр ни разу не надевал. Зато со сменной одеждой для Блэка не возникло проблем, ведь они с Принцем оказались одной комплекции. Завершали обстановку излюбленный квартет из кресел, столик на коротких ножках, серый ковер и тренировочный меч в углу.