Мальчишник

Исследования этого загадочного портрета уже в наши дни показали, что это не кисть Тропинина, а работа неизвестного художника. Кто сделал надпись? Тоже — неизвестно. Сейчас портрет-копия находится в музее Пушкинского Дома, в Ленинграде. Мы с Викой видели его.

А где тропининский портрет Пушкина сейчас? Где он, овеянный ленивым дымком из длинной ленивой трубки, пением птиц и зеленью мохнатых гераней? Где он, овеянный неспешащими беседами поэта с художником, овеянный Москвой-матушкой? Он во Всесоюзном музее А. С. Пушкина, в бывшем Царском Селе, там, где Лицей, где Белая дача, где Пушкин был, пожалуй, счастлив более всего.

Таким образом, к нам из далеких времен дошли три портрета Пушкина, где он сидит по-домашнему, по-московски в халате — подлинный тропининский; копия с оного, или, как теперь пока что принято его называть, подделка, и небольшая елагинская копия — на манер фотографии в дорогу. Имеется и еще одна известная работа, выполненная Елагиной, — силуэт Пушкина в ее альбоме.

Недавно и совершенно неожиданно мы, как говорится, из первых рук, в случайном разговоре узнаем, что Авдотья Петровна нарисовала Пушкина с натуры еще и в альбом Жуковскому и что альбом с рисунком даже сохранился до наших дней: он сейчас в Москве, у потомков Елагиных. Рассказал об этом Андрей Леонович Попов, отдаленный родственник Елагиной. Он видел альбом.

И вот представьте себе, в Москве в наши дни имеется неизвестный широкому кругу исследователей прижизненный портрет Пушкина, да еще в альбоме Жуковского. Когда Авдотья Петровна могла рисовать Пушкина? В какой из его приездов в Москву? И он сидел здесь «для портрета», как сидел когда-то и на Ленивке? Могло это быть, когда приходил к ее сыновьям Петру и Ивану Киреевским и брал книги, которые Соболевский оставил Елагиной, уезжая путешествовать, или в другие годы, уже после возвращения Соболевского.

Вот такая история происходила в доме у Красных ворот с обширным тенистым садом. В доме хорошо известном «всей просвещенной Москве, всему литературному и ученому миру древней русской столицы». В доме, где часто бывали Пушкин, Вяземский, Соболевский, Баратынский, и Гоголь, и Языков, и Чаадаев, и В. Одоевский, и Веневитинов. Бывали и декабристы. Где часто гостил родственник и друг Авдотьи Петровны Василий Андреевич Жуковский, где звучали стихи Лермонтова и сверстники сына Елагиной от второго брака Василия спорили о Лермонтове, утверждали, что «молодые люди обожают Лермонтова и видят в нем родоначальника нового поколения…». И, как вспоминает товарищ Василия Елагина по университету, «…им было хорошо и свободно благодаря удивительной простоте и непринужденности, царившей в доме и на вечерах».

— Все, что было в Москве интеллигентного, просвещенного и талантливого, съезжалось сюда по воскресеньям, — сказал профессор Московского университета Степан Петрович Шевырев.

П. И. Бартенев:

— Средоточие московской умственной и художественной жизни.

Поэт Языков:

— Республика привольная у Красных у ворот.

Или как еще говорили:

— Красноворотная республика.

Этим летом я отправился поглядеть дом, где была «Красноворотная республика», — Хоромный тупик, 4. Дом Елагиной сохранился, он на территории Всесоюзного научно-исследовательского института электромеханики. Совсем рядом со станцией метро «Красные ворота», юсуповским дворцом, где во флигеле жила семья Пушкиных (я имею в виду родителей поэта), и местом бывших юсуповских садов, в которых еще мальчиком гулял Пушкин. Дом двухэтажный, каменный, с мезонином. Когда-то его тоже окружал сад, но сейчас окружают современные корпуса института, а дом, к сожалению, пока что просто стареет и разрушается в своем Хоромном тупике. А ведь здесь Авдотья Петровна Елагина «необыкновенно как умела оживлять общество своим неподдельным участием ко всему живому и даровитому, ко всякому благородному начинанию и сердечному высокому порыву». Неужели никто никогда не оживит этот дом? Ни у кого не появится сердечного высокого порыва?..

СПЯЩИЙ ЛЕВ

Татьяна Александровна Березкина — научный сотрудник дворца-музея в Алупке. Беседовали с ней о портрете Софьи Воронцовой (работы Кристины Робертсон. Софья — девочка), который был сейчас выставлен во дворце, в шуваловских комнатах. Татьяна Александровна прочитала нам свои стихи, обращенные к портрету; мы записали одно четверостишие:

Разговорились о родословной линии Воронцовых. Вика взяла листок бумаги и начала чертить схему, уточняя с Татьяной Александровной родословную. Получалось, что дочь Софьи Михайловны Воронцовой-Шуваловой Елизавета Андреевна была замужем за отдаленным потомком президента русской Академии наук Екатерины Романовны Дашковой Илларионом Ивановичем Воронцовым-Дашковым. Интересно и то, что Илларион Иванович был сыном графини Александры Кирилловны Воронцовой-Дашковой, славившейся своей красотой. Лермонтов посвятил А. К. Воронцовой-Дашковой стихи. Приведем первые строчки стихотворения:

И это в ее особняке в Петербурге появление Лермонтова на балу было сочтено особами царской фамилии непозволительным.

Татьяна Александровна Березкина, беседуя с Викой, начала попутно отвечать и на мои вопросы, также касательно Софьи и ее дочери.

Там, где в Алупкинском дворце зимний сад, в подвале в годы империалистической войны последними хозяевами дворца был вырублен тайник, в который замуровали ценности — серебро, картины, скульптуру. Дворец имел еще два подземных хода: один вел в парк-хаос, созданный среди скал и камней (это в сторону горы Ай-Петри), другой (в противоположную) — к морю. Так что дворец всегда можно было покинуть незамеченным.

— Под зимним садом дворца — длинные узкие подвальные окна. Именно здесь и был тайник, — сказала Березкина. — Имеются две версии, связанные с ценностями: первая — сотрудники ЧК по одной из попавших к ним фотографий дворца догадались о тайнике, и он был вскрыт. Это 1927 год. По другой версии — из Парижа в том же 1927 году от Елизаветы Андреевны появился в Алупке некий штаб-ротмистр Семенов. Прибыл на баркасе из Турции. Елизавета Андреевна дала ему приметы тайника и назвала данную операцию «Спящий лев». Штаб-ротмистр проник во дворец — не исключено, что через один из подземных ходов, — вскрыл тайник. Помогал ему какой-то грек, флибустьер. Ценности переправили на берег. Тоже, может быть, использовали для этого подземный ход. Ночью погрузили на баркас. Вышли даже в море. Не знаю. Кажется, грек предал Семенова. Тоже не знаю. Но штаб-ротмистр был задержан, ценности изъяты. Все догадки. Было… не было…

— Захватывающий сюжет, — сказал я.

— И название какое — «Спящий лев»… — кивнула Вика.

Маленькая копия алупкинского спящего льва стоит у нас с Викой на столе: производство копий (и очень неплохих!) наладил кооператив крымских художников.

— Да, забыла вам сказать по поводу льва: когда наши узнали об этом названии, то вначале решили, что все спрятано под скульптурой спящего льва, и чуть было ее не взорвали.

— Татьяна Александровна, вы видели подземные ходы?

— Нет. Но алупкинские ребята побывали.

— Залезли?

— Залезли и пролезли в тот, который был в парке-хаосе. Во дворце до сих пор есть лестницы, которые как-то странно звучат, как будто бы прячут под собой пустоту. И двери есть странные…