Мальчишник

— Вы по-прежнему резко настроены к Алексею Столыпину?

Людмила Николаевна задумалась:

— Он типичный продукт времени. Так будет точнее.

Мы тихо сидим за столом при раскрытом альбоме — рисунки Лермонтова (по которому работала и Шаталова), с разложенными фотокопиями портретов императора и сановников, с увеличениями отдельных фрагментов «Исповеди». Молчим.

— Вы с Викой одни из первых, кому я показываю пробу расшифровки.

— Расшифровка у вас почти готова.

— Что вы! — будто пугается Людмила Николаевна. — Все еще надо перепроверить самым тщательным образом. Вообще на Вадимовом листе более ста лиц! — Она помолчала. — Сегодня я торопилась сюда…

— На Молчановку?

— Да. Жизнь многих героев этого листа началась здесь. Родственный круг поэта. Очень хотелось сегодня побывать на Молчановке у Михаила Юрьевича. Навестить его.

— Иногда смотрительницы по вечерам слышат его шаги… — сказал я. — Им хочется слышать, и они слышат.

— Я никогда не шучу над этим, — сказала Шаталова.

— Я тоже. Это их волшебство, а это ваше, — показал я на лист «утаенного дневника».

— Они слышат, а я вижу, — ответила Людмила Николаевна. — Заказала фотографу максимальное увеличение листа лермонтовской «Исповеди», чтобы люди легко увидели бы все сами. «К нам Лермонтов сходит, презрев времена». Это Маяковский. Может быть, так назову работу над этим великим листом Михаила Юрьевича.

Я кивнул — хорошее название. Людмила Николаевна подошла к нашему окну. Наступали сумерки. Скоро зажгутся и три окна в лермонтовском мезонине, в доме на Молчановке среди шумных огней самого центра Москвы. Много лет свет в кабинете Лермонтова неизменно зажигала смотрительница Ольга Павловна, которая мне однажды рассказала, что 15 октября — в день рождения поэта — опять приходила девушка, которая приносит гвоздики. На этот раз принесла георгины. Попросила теперь поместить цветы в вазу. Ольга Павловна поместила. «Вы не спросили, кто она все-таки?» — «Студентка».

Людмила Николаевна, когда бывает в кабинете у Лермонтова, долго стоит у его столика для рисования. Может быть, в один из таких дней она догадалась, как надо прочитывать, разгадывать рисунки МишЫньки, которые он впервые и начал «загадывать» в этой комнате.

Через полгода мы с Викой были на выставке в Сокольниках, в библиотеке имени Лермонтова, где художник-график Людмила Николаевна Шаталова демонстрировала увеличенный в четыре с половиной раза «Вадимов лист» — шифрованную миниграфику Лермонтова. Все, что прежде разглядывалось часто при помощи лупы, приобрело теперь вполне зримый эффект: Николай I, его сановники, Алексей Столыпин, Анна Столыпина, Варенька и «НѲ». Появились новые расшифровки. Появилось и объяснение рисунка, расположенного почти посредине верхнего края листа: отец поэта Юрий Петрович Лермонтов. Нарисован рельефно, с густыми бакенбардами, наклонил голову и сверху как бы взирает на все происходящее внизу вокруг его сына.

Из завещания Юрия Петровича сыну: «…Итак, благословляю тебя, любезнейший сын мой… Хотя ты еще в юных летах, но я вижу, что ты одарен способностями ума, — не пренебрегай ими и всего более страшись употреблять оные на что-либо вредное или бесполезное… Благодарю тебя, бесценный друг мой, за любовь твою ко мне и нежное твое ко мне внимание, которое я мог замечать, хотя и лишен был утешения жить вместе с тобою».

И по-прежнему приковывала к себе взгляд ставшая какой-то особенно выпуклой капля крови… Будто она венец всему на этом листе: поэты русские свершают жребий свой, не кончив песни лебединой!..

…Позвонил Владимир Алексеевич Казачков, и знакомое:

— Хех-хе… — Потом: — Михаил Павлович, а знаете, с кем я только что разговаривал?

Я конечно же не знал.

— С правнучкой Павлуши Вяземского.

Ну, Владимир Алексеевич! Ну, суворовец Казачков!

ЖИВАЯ ПОВЕСТЬ ДАВНИХ ДНЕЙ

В многотиражке завода имени Владимира Ильича «За боевые темпы», выпущенной в канун 150-летия со дня рождения Александра Сергеевича и где была помещена фотография потомков поэта, приехавших в гости к рабочим-ильичевцам, опубликованы фотографии и письмо внучки поэта Анны Александровны:

Друзья мои!

Очень сожалею, что лично не могу быть на встрече стахановцев завода имени Владимира Ильича с потомками нашего великого Александра Сергеевича Пушкина.

Мне хочется передать горячий привет участникам этой встречи, отмечающим 150-летнюю годовщину со дня рождения моего великого деда. Какое счастье знать, что наступило время, когда рабочие читают великого Пушкина, когда в каждой семье рабочего он стал родным и близким.

Анна Александровна была уже серьезно больна. В самый канун годовщины рождения Пушкина скончалась. И эта газетная публикация была ее последним обращением к нам, современникам. Обращением внучки, знавшей много семейных преданий, историй и даже тайн.

Новая квартира Поповых в районе станции метро «Юго-Западная», на двадцатом этаже. Современный с габаритными огнями дом, но говорили мы о Малой Молчановке, о Собачьей площадке, о Сивцевом Вражке, где прежде жили Поповы. О старом Арбате и о доме на старом Арбате, в котором магазин «Диета», где на третьем этаже и была квартира Анны Александровны Пушкиной. Говорили, конечно, и об арбатской квартире самого поэта.

К Поповым я попал, узнав, что у них хранятся некоторые вещи, связанные с семьей Пушкиных. Хозяин квартиры Андрей Леонович Попов — кандидат военных наук, ветеран вооруженных сил — рассказал мне о своих родных и даже дал с собой небольшую рукопись — о знакомстве М. И. Поповой-Безпаловой с потомками поэта А. С. Пушкина и о некоторых реликвиях этой семьи.

Рассказ теперь пойдет об Анне Александровне Пушкиной и Марии Ивановне Поповой-Безпаловой, враче, матери Андрея Леоновича.

Из рукописи Андрея Леоновича:

«Многие праздники А. А. Пушкина и М. И. Попова проводили вместе, а также поздравляли друг друга с днем рождения, именинами. Делали подарки. Естественно, что все связанные с родом Пушкиных реликвии тщательно сохранялись потомками поэта и передавались из поколения в поколение. Только некоторые из вещей они дарили друзьям. Была другом Анны Александровны Пушкиной и моя мать, Мария Ивановна. Поэтому не случайно именно ей А. А. Пушкина подарила в разное время и по разному поводу несколько семейных реликвий и фотографий».

Так, в Сивцевом Вражке, совсем недалеко от квартиры Пушкина, где он поселился с молодой женой (как было записано в метрической книге церкви Большого Вознесения — принял за себя девицу Наталью Николаевну Гончарову), оказались вещи Анны Александровны. И среди них — малинового цвета альбом.

Галина Петровна — жена Андрея Леоновича — сказала мне, что альбом был бархатный, с золотым обрезом, металлической отделкой и металлической застежкой. Уж не был ли он, как и альбом Натальи Николаевны Пушкиной, который хранится во Всесоюзном музее А. С. Пушкина в Ленинграде, тоже куплен в английском магазине. Тот альбом темно-зеленый, сафьяновый и тоже с золотым обрезом, на листах водяной знак «1840». Подарил его Наталье Николаевне П. А. Вяземский в 1841 году, и в этом же году в стихотворении, обращенном к ней, написал: