Страница 6 из 18
Нет, не пойду домбй.
Я снова побежал к школе.
От Почтовой по бульвару шагали ребята. Я сразу узнал своих.
Высокий — Витька Денисов. Рядом с ним — пониже — Володька Калмыков. И самый маленький в нашем классе Арик Колесников.
— Внук! — крикнул Витя Денисов, размахивая портфелем. — Ты чего на уроках не был?
— Я болею. В школу только четвёртого.
— Ай, хорошо! — пискнул Колесников. — Четыре дня лишних.
Они окружили меня, похлопывали по спине, подталкивали плечами.
Мне было хорошо с ними. Не забыли за лето. Помнят. И я им нужен.
— Что было сегодня? Что задавали?
— Ничего не задавали. Татьяна читала нам книжку. Интересную. Про шпионов, — сказал Арик.
— И вовсе не книжку, а газету «Колхозные ребята». Там такой рассказ в нескольких номерах. Про мальчишку и про слепого корзинщика, который оказался германским шпионом, — сказал Витя Денисов.
— Всё равно — книжка. Только она напечатана в газете, — упрямо сказал Арик. — Понимаешь, там жил такой мальчишка, узбек. Гамид. А у него был товарищ, беспризорник. Бостан. И у Гамида не было отца, а был глухонемой отчим Сулейман. А этому Бостану председатель горсовета Баширов разрешил бесплатно ходить в кино. На сколько хочешь сеансов. Понял? Только Бостану быстро надоело… И ещё в их городе жил старый-старый корзинщик Мамед. Он был совсем слепой, с бельмами на глазах. И вот однажды у Гамида стал умирать дед…
Я таращил глаза на Арика и ничего не понимал.
— Ну тебя, хватит тарахтеть, — сказал Витя Арику. — Он придёт и сам будет слушать. У Татьяны много газет, она ещё несколько уроков читать будет.
— С самого начала не будет, — сказал Арик. — Ему надо рассказать, что было сначала.
— У меня дома есть «Колхозные ребята», — сказал Володя Калмыков. — Мне отец выписывает… Идёмте ко мне, пусть он прочитает.
— Рассказывать интереснее, чем читать, — сказал Арик. — Я лучше ему расскажу.
— Ты рассказываешь так, что ничего не понять, — сказал Витя. — Я ему сам расскажу.
— Ну и рассказывай! — надулся Арик.
— Идёмте ко мне, — сказал Володя. — Там есть картинки, в «Колхозных ребятах». Посмотрим. Пойдёшь, Колька?
Я подумал. Всё равно нечего было делать, пока тётя не придёт со своей работы.
— Пойду, — сказал я.
На картинках какой-то толстый человек выносил из бани на улицу всклокоченного мальчишку. В дупле огромного старого карагача сидел сапожник Сулейман. На голове у него белела войлочная шляпа вроде тех, которые носят кабардинцы, а в карагаче находилась сапожная мастерская. По улице, ощупывая дорогу палкой, шёл старый Мамед, за плечами у него висела корзина. Лицо у Мамеда было хитрое, подозрительное.
— Это — главный шпион, — сказал Арик. — Немец. Капитан Мертруп.
— А сапожник Сулейман — унтер Бетке.
Ребята говорили о них, как о своих хороших знакомых, и мне захотелось сейчас же прочитать все газеты, чтобы не выглядеть дураком.
Мы сидели в комнате Володи за небольшим письменным столом. Ещё в комнате стояла кровать, накрытая серым, как шинельное сукно, одеялом, и этажерка с книгами и учебниками.
Володя положил на стол пачку газет, и я сразу же схватил первые номера. До смерти хотелось узнать, почему Бостану разрешили бесплатно ходить в кино, кто такой унтер Бетке и как главный шпион превратился в слепого корзинщика.
Я не успел прочитать первый кусок повести, как в прихожей требовательно рассыпался электрический звонок и Вовка побежал открывать дверь. И сразу же я услышал голос Бетала. Я не разобрал слов, но мне показалось, что он спросил, есть ли кто-нибудь дома.
Бетал пришёл не один. Володька притворил дверь комнаты и снова уселся за стол.
— Может быть, нам уйти? — деликатно спросил Витя Денисов.
— Зачем? — пожал плечами Володя. — Просто у отца срочное дело. Он будет разговаривать во время обеда. Он так всегда.
Я снова взялся за газету. Через минуту я уже не замечал ничего, даже ребят. Вокруг меня млела от жары Туркмения. Шёл 1931 год.
«Напомню, что это было за время, — читал я. — В нашем городке, расположенном неподалёку от границы, был выбран новый председатель городского Совета Гассан Баширов. В первый же день, как только он пришёл в Совет, он вызвал к себе заведующего коммунальным хозяйством Фейсалова и приказал ему вывезти мусор со всех дворов на главную улицу нашего города, где несколько лет назад в особенно дождливую зиму в грязи утонул буйвол…»
Ну и город! Главная улица — вроде нашей Осетинской. Там тоже такая грязь, что осенью можно ходить по ней, только перепрыгивая с камня на камень. Но наша Осетинская — на окраине, а у них такая грязища была на главной!
«Мусор был свезён, свален, утрамбован, засыпан песком, летом главные улицы залили асфальтом и насадили вдоль тротуаров диковинные деревья, завезённые к нам с юга…»
Я люблю такие повести, где действие происходит не сразу, где сначала всё тихо, мирно, ребята учатся, взрослые спокойно работают, и кажется, так будет всегда, а потом вдруг всё меняется и начинаются такие приключения, что голова кружится и от книжки никак не оторваться.
«Затем Баширов пошёл в наступление на болота, окружавшие наш городок. Страшные это были болота… Малярией хворало чуть ли не всё население нашего городка поголовно, и я думаю, что нигде, ни в одной местности нельзя было встретить столько истощённых, угрюмых людей с бледными губами и землисто-серыми лицами. Но стоило Баширову завести самолёт для борьбы с лихорадкой, опылить болота французской зеленью, залить их нефтью, как малярийные комары стали у нас такой редкостью, что за каждого комара, живого или мёртвого, Баширов распорядился платить три рубля счастливцу, который его поймает. Вот как он работал!»
Я знал, что такое малярия, видел больных ею людей, и Бетал Калмыков, Вовкин отец, сидевший со своими гостями в соседней комнате, слился в моём воображении с Гассаном Башировым, или нет — Гассана Баширова я представил себе в образе Калмыкова.
У нас, в Кабардино-Балкарии, тоже свирепствовала эта страшная хворь, и когда Бетал Калмыков стал секретарём обкома, он тоже начал яростную войну против малярийных комаров. Малярийный комар назывался звучно и красиво — «анофелес». По всей республике были построены малярийные станции, а в школах повесили плакаты с рисунками комаров. Теперь, как только мы замечали или на стенах домов, или на окнах комаров, мы убивали их без пощады. Правда, Калмыков не платил нам за живого или мёртвого анофелеса трёх рублей, но так или иначе, когда я перешёл в третий класс, с малярией в республике было покончено.
«И вот в этом-то беспокойном году, — читал я дальше, — я впервые встретился с двумя людьми, каждый из которых впоследствии стал моим другом. Случилось это из-за комаров, вот как…»
Тут газета кончилась, я поднялся со стула и стал искать на столе продолжение, и в этот момент из столовой раздался голос Бетала:
— Мальчики пусть обедают с нами.
Тотчас в комнате появилась Антонина Александровна, оглядела нас улыбающимися глазами и сказала:
— Обедать! Володя, приглашай товарищей к столу.
Чудесной женщиной была Антонина Александровна, мать Володь-ки! Она всё знала про нас и никогда ни за что не ругала. И мы любили её так же, как любили Бетала.
— Идёмте мыть руки, что ли, — сказал Володя.
В большой столовой обед уже был на столе. Антонина Александровна разливала суп по тарелкам из большой фарфоровой миски. Блестящий черпачок в её руке был похож на красивую игрушку.
Она каждому из нас показала место, и когда мы уселись, вошёл Бетал. Следом за ним, смущённо потирая руки, вошёл ещё один человек. А мне-то показалось по шагам, что гостей было несколько!
Человек был одет, как одеваются горцы на праздник, — синяя шелковая рубашка со множеством пуговок на планке, узкие изящные галифе чёрного цвета, высокие хромовые сапоги. На поясе — тонкий кожаный ремешок с богатым серебряным набором. На верхней губе у гостя топорщились маленькие усики, как у Бетала, а на голове сквозь редкие волосы просвечивала довольно большая плешь.