Страница 18 из 1025
— Великие мастера, — произнес кузнец.
После этого солдат и Еган поехали к себе в малую Рютте.
— Господин, — начал Еган.
— Ну?
— Я тут подумал насчет рубахи…
— Какой еще рубахи? — не понял Волков.
— Ну, вот этой, — Еган хлопнул себя по груди, — кожаной.
— Ну и что надумал?
— Вот вы сказали, что отрабатывать мне ее три месяца, а вы тут у нас три месяца сидеть не собираетесь.
— Ну и? Вернешь рубаху?
— Нет. Не верну, я с вами поеду. Слуга вам нужен. Добра у вас много разного, а слуги нет, конюха нет, а вы ведь даже сейчас одеться не можете.
— Чтобы меня на первом кордоне схватили за укрывательство беглых крепостных?
— Так я ж не крепостной, я вольный! Мой отец с отцом барона договор заключал. Его земля — наши руки.
— А бабу свою, детей с собой возьмешь? А корову свою?
— А что, надо корову взять?
Волков не ответил, просто посмотрел на него.
— Корову не надо? Так оставлю ее детям.
— А детей?
— А детей брату.
— И жену брату?
— Не-е-е, жену не брату, хворая она у меня. У нее давно пальцы крючит. Она давно в монастырь хочет уйти. Да дети у нас, хозяйство.
— То есть ты все уже обдумал?
— Ага. Детей брату, он их любит, своих то у него всего двое, одна девочка и еще один дурачок. Он моих часто к себе берет, пряники им покупает, мед. А бабу в монастырь. И корову брату, и огород. А на детей я ему еще и с жалования деньгу давать буду. Всем хорошо будет. И вам хорошо. Вы без меня и огня сейчас не разведете.
— Болван! Я солдат, а не благородный. Большую часть жизни я прожил в палатке. Спал на земле, и даже на снегу, и в грязи. Половину своей жизни я провел в осадах. Либо ломал стены, либо сидел за стенами. Как ты думаешь, какое главное оружие солдата?
— Не знаю… Стрелы, наверное, или копье.
— Топор, мотыга и лопата. Мечом машешь редко, а лопатой каждый день. Я земли выкопал больше, чем ты. Я с утра приказы писал, днем копал, а вечером, когда другие солдаты отдыхали, я лейтенанту коней чистил, упряжь ремонтировал и за его доспехом следил, где к кузнецу ходил, где и сам делал. Понимаешь?
— Понимаю, — грустно вздохнул Еган.
— У меня никогда не было слуг. Даже когда я попал в гвардию. Там у многих были слуги, они могли себе это позволить, но я все делал сам. Сам мыл свою лошадь, даже стирал, если не было прачек, да и денег у меня не было на слуг.
— А сейчас то у вас вон, сколько вещей, лошадей, седел, талеров на сто.
— Может, и на сто, только часть из них нужно отдать.
— Кому? Барону?
— Нет, при чем тут барон. По обычаю военных корпораций десятина — деньга мертвых.
— Мертвых?
— Да, это доля принадлежит родственникам погибших. Так и называется — десятина мертвых.
— Десятина… Прям как попам. И что ж, всегда по-честному отдавали?
— Как правило… Корпорации, роты, набираются в одной местности, там все друг друга знают, а зачастую еще и родственники. Ротмистры за этим следили, чтобы родственники всегда свое получали. Чтобы офицеры вели себя честно.
— А что, бывают нечестные?
— Бывало. Иногда не все отдают, а бывало и вообще ничего.
Еган помолчал и спросил:
— Значит, не возьмете меня в работу?
— Некуда мне тебя брать. У меня ни кола, ни двора.
— Так двор тут можно купить, — оживился Еган, — тут много пустых дворов, за дарма можно взять.
— Угомонись ты, — сказал Волков, — подумаю я.
За разговором они подъехали к харчевне.
У харчевни, с удивлением, солдат заметил, как местный мужик из конюшни выводят одного из двух оставшихся у него коня. Подъехав к мужику, Волков схватил его за волосы, запрокинул ему голову и зашипел прямо в лицо:
— Куда ты, смерд, повел моего коня?
— Староста… — мужик вылупил от страха глаза, махнул рукой. — Староста…
Волков бросил мужика, спрыгнул с коня и кинулся к старосте, которого сразу не заметил. Тот только успел злобно тявкнуть:
— Мне?..
Кулак солдата заткнул его, сбил с ног. Староста упал на спину возле лужи, схватившись за лицо рукам, заныл противно и фальшиво, Волков не остановился, пнул старосту сапогом в ребра, затем еще раз, и еще. Люди вокруг стояли и смотрели ужасом.
— Вор! — орал солдат пиная старосту. — Крыса!
Староста пополз по грязи, пытаясь заползти под телегу, и визжал:
— Сказали мне, сказали коня взять.
— Кто? — орал Волков. — Кто сказал?
— Люди барона!
— Воровать тебе сказали?
Староста кряхтел, скулил, молчал. Солдат пнул его еще раз в морду:
— Кто тебе сказал? Что сказали? Где они?
— Там! — староста махнул рукой в сторону харчевни. — Там они!
Волков пошел туда, Еган кинулся следом. Трактирщик, стоящий на пороге, кинулся в сторону, чтобы не попасть под горячую руку, но Волков схватил его за рукав:
— Где они? — сухо спросил он.
Трактирщик сказать не смог, только указал пальцем на лестницу, что вела в его комнату. Солдат взлетел по лестнице, забыл про боль в ноге, толкнул дверь и увидел троих.
Это были люди барона, а именно: огромный сержант Удо Мюллер и два откормленных молодых детины. Они были в шлемах, в замызганных стеганках. У них в руках были копья, на поясах висели фальшионы. Морды наглые смотрели с издевкой. Один из них сидел на его кровати, разглядывал дорогую сбрую. Сержант стоял посреди комнат с кольчугой в руках, а третий присел у груды вещей, копался там.
— Сержант Удо, — сказал солдат, забирая из рук сержанта кольчугу, — а что ты делаешь в моей комнате, когда меня нет? Никак воруешь?
Тот, что сидел на кровати, встал, отбросил сбрую, взял в руки копье. Он был почти с сержанта ростом. Откормленный, румяный, морда наглая. Усмехаясь, сказал:
— Мы свое берем.
— Уходите, — сказал Волков, — иначе завтра расскажу барону.
— А, может, нам барон разрешил? — сказал сержант Удо.
— Вот я завтра у него и спрошу.
— А, может, и не спросишь, — загадочно произнес мордатый стражник.
— Так значит, грабите постояльцев на земле барона, — солдат улыбнулся.
— Никого мы не грабим, — ответил стражник, — за своим пришли.
— За каким своим? Что-то я тебя тут не видел, в харчевне, когда тут ламбрийцы живые были.
— Тут были мои люди, — сказал сержант.
— А, так вы за деньгами мертвых пришли? — догадайся Волков.
— Да, за деньгой мертвых, я их офицер и должен отследить, что бы родственники погибших получили свою долю добычи.
— Я им занесу, — произнес солдат.
— Мы сами им принесем, — сказал мордатый стражник, — и сами посчитаем, сколько с тебя взять.
«А что им будет, если они меня сейчас убьют? — подумал Волков. — Кто их будет судить? Барон будет? Не будет. Никто не будет. Убьют и все. Для них эти вещи — огромное богатство».
Солдат четко понял, что по-хорошему эта встреча уже не закончится. Но он попытался еще раз:
— Завтра я принесу ваши деньги, здесь добра талеров на сто. Семьям ваших людей причитается десятина.
— Никому ты ничего не принесешь, — сказал мордатый стражник уже без ухмылки, — мы все заберем и все сами посчитаем.
Волков, как бы невзначай, взялся за эфес, но ни как обычно, а как бы наоборот: большим пальцем от гарды, а не к ней.
— А ну не тронь железо! — зарычал мордатый.
Тот, что копался в куче добра, тоже встал на ноги. Он тоже бы рослый и тоже был крупный.
— А ну-ка стойте, — вдруг заорал Еган, хватая от стены ламбрийское копье.
Лучше бы он этого не делал. Держал он его, как крестьянин грабли.
— Стойте, — продолжал орать Еган, — сейчас к барону побегу. Доложу, что вы разбойничаете.
Сержант и стражники повернулись к нему, глядели на него, смеялись, один из них спросил:
— А не зарезать ли нам тебя, смерд?
Стражник, скорее всего, шутил, но Волков не стал выяснять, шутит он или нет. Зашипел меч, вылетая из ножен, и по ходу руки со всей силы солдат ударил в нос мордатого, снизу вверх, через зубы. Удар запрокинул стражнику голову. Он выронил копье, схватился за лицо руками, заорал.