Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 58



Перелет прошел стабильно. Разочек тряхнуло, но капсула выдержала, пронесла нас в несколько долгих секунд через вязкое пространство из Энтара в чужой мир.

Он раскрылся перед нами мрачными низкими небесами и бесконечными землями, напоминающими угольные залежи.

Мы едва не угодили в черное болото, когда нас, будто что-то невкусное, выплюнул портал.

Колесница, резко завернув вправо, отчего я врезался плечом в боковину, пропахала черное песочное поле, где и встряла носом. А я своим почти врезался в кресло напротив, только ремни и удержали, выровняв до хруста в спине.

Закричать не смог, губы смерзлись.

Повозка дернулась и поехала дальше, подчиняясь притяжению и соскальзывая с уклона, прямо в черное озеро.

Ялик, несмотря на свою тучность, быстро отстегнул меня и, вытащив за грудки из плена кабины, на ходу вышвырнул наземь. Все кости пересчитал, зараза. Сам же спрыгнул следом, мощным клубком несколько раз прокрутившись по траве.

Орин, убедившись, что мы покинули колесницу, направил маго-лошадей к ровному участку, чтобы уйти подальше от болотистой жижи и камней. Лезвия неприятно зазвенели о выступающие, как зубья, горные породы, высекая в воздух огненные искры, машина закачалась, затрещала, но все-таки выровнялась и плавно замерла на месте. Только после полной остановки откинула заднюю ось. Та разлетелась на блестящие части и утонула в черной воде, словно кусочки зеркала. Капсуль с портальным камнем разбился.

Мрак! Теперь только ремонтировать, просто так не улетим назад.

Но сейчас это меньшее, что меня волновало.

Я практически замерз. Тело не слушалось, покрылось тонким льдом, отчего кожа неприятно хрустела. Руки и ноги были словно каменными, не моими.

Слабо подтянувшись, я попытался закричать и воспротивиться нелепой холодной магии, что меня отравляла изнутри, но без сил рухнул лицом в травы, больше напоминающие черные колючки дикого ежа. Стылый змей обвился вокруг шеи и поясницы, лишив воздуха. Резко дернуло позвоночник, утащив меня во тьму.

Не успел.

Последний сон перед смертью был прекрасен…

Мне снилась Любава. Живая, теплая и очень красивая. В голубом, под цвет ее бездонных глаз, платье.

Волнистые волосы переливались снежной белизной, вбирая в себя каждый лучик света. Она словно богиня, даже чем-то похожа на лик Нэйши.

Прикасаться к ней — чистое наслаждение.

Будто парить по небу после долгой зимы и греть хребет в лучах лотта.

Во сне можно и обнаглеть. Я потянул девушку на себя, перевернул на спину, вспенив шелк волос, и возвысился над ней. Белоснежные пряди засеребрились на подушке, а алые губы выпустили протяжный стон, требуя… взывая.

Не в силах противостоять, я нежно коснулся приоткрытых губ своими, и от наслаждения, что врывалось толчками в вены и тело, зарычал.

Любава ответила тихим мычанием, сжала пальчики на моих плечах, но не оттолкнула. Напротив, перевела руки по шее вверх, на затылок, запуталась пальчиками в моих волосах, потянула на себя, углубляя поцелуй, разрешая зайти за грань.

Я дернул подол легкого платья вверх и, оглаживая стройную ногу, собрал ответную дрожь девушки. Шел дальше уверенно, дерзко, не спрашивая разрешения, распахивая Любаву перед собой, раскрывая для себя. Она подчинилась, словно мотылек, которому угрожали сжечь крылья, и я замер от невозможности дышать.

Ни ленточки белья, ни ниточки, что прикрывала бы и прятала от моих глаз.

Перламутровая, доступная, манящая и запахом, и мелким трепетом желания.

Я накрыл ее лоно ладонью, пригладил сначала медленно, растягивая удовольствие от обоюдной дрожи. Как же она хороша во сне…

Склонился. Тело полыхало, кожа покрылась капельками пота, что соскальзывали по груди, оставляя блестящие дорожки.

Любава смотрела в мои глаза словно зачарованная, подавалась вверх, стоило мне шевельнуть ладонью, сжать истекающие соком лепестки. Настоящая невеста не отдалась бы так просто, я видел в ее глазах непокорность, потому и не выбрал ее на балу, не люблю, когда девушки упираются и строят из себя недотрог.

В иллюзии она делала то, что я хотел.

Заулыбался. Еще ближе подался, плотнее прижал руку, отчего девушка заскулила и сильнее потерлась промежностью о мою ладонь.

Продолжая целовать, глотал сладкую ненастоящую страсть, что только в снах бывает… В жизни никогда не испытывал такого острого желания обладать.



Любава выгнулась немного и, стоило плавно погрузить пальцы в ее жар, затрепетала подо мной отчаянней, требуя плотности и резких движений. С шумным выдохом набросилась на мой рот, укусила за губу до легкой боли и сильнее обняла меня бедрами, раскрываясь до конца.

Какой прекрасный сон…

Какая жаркая невеста в моем сне… не то, что настоящая.

Я был обнажен. Разогрет. Прежний холод, что долгое время мучил мое тело, отступил, и горячее счастье наполнило каждую клетку. Так и помирать не страшно. И повторить можно.

Оторвавшись от губ Беляночки, скользнул ниже, приспустил с пышной груди мягкий корсет и жадно накрыл ртом ее грудь. Обводя языком упругую вершину, прикусил тонкую кожу до крови. Солоноватый вкус обжег язык и растекся по телу волной немыслимого огня.

Девушка захрипела, заметалась, сжала меня сильнее, разрешая продолжать.

И я продолжал. Подступил вплотную, продавил напряжение и качнулся вперед. До упора.

Любава распахнула сверкающие серебром глаза и слабо вскрикнула, а я очнулся.

Это ведь не сон…

— Нет… — пошевелила она искусанными губами, все еще не отпуская меня. — Что мы наделали?

Наверное, страсть затмила глаза, потому что я подался вперед, глубже, плавно раскачивая наши тела, сталкивая их с порочными шлепками, а когда Люба хотела что-то сказать, закрыл ей рот звериным, голодным поцелуем. И она отвечала так же неистово, хотя во вкусе чувствовалось безумное сопротивление.

Пусть. После такой ночи она больше не сможет мне отказать.

Глава 15

Любовь

— Не смей меня трогать! — я отмахнулась от горячих рук принца, забилась под одеяло и долго лежала, не шевелясь. Все еще не верилось, что позволила все это непотребство.

Почему? Что на меня нашло?

Нутро все еще сладко потягивало, пульсировало, словно желая продолжения, а я себя ненавидела.

Патроун часто говорил о важности сохранять женскую чистоту, будто оберегал меня не просто так. Уверял, что меня не возьмет ни один хозяин на работу, если буду вести себя неподобающе. А теперь… кто я? Беглянка… грязная, испорченная… такую только в куртизанки.

Я не хочу. Не хо-чу.

— Любава, — мягко коснувшись моего плеча, прошептал Синар, — ты в порядке?

— Уйди… Ты не смел меня трогать, — голос совсем сел, я едва могла связать буквы в слова. Дрожь все еще катилась волнами по спине, застывала пучком между ног, где только что был… Ох…

Я закрыла ладонями глаза и сжалась от отчаяния. Не так я себе это представляла. Не так.

А как? Я не помню своих девичьих грез, не помню себя в юности, ничего, ни тьмы воспоминаний, которые помогли бы оставаться собой.

От мыслей и нахлынувших чувств хотелось закричать, но я сдержала порыв.

Меня душило слезами и распирало грудь странным тягучим ощущением, словно во мне растет огненный комок, что вот-вот разорвется.

Когда Синар снова коснулся моего плеча, я грубо откинула его руку, сорвалась с кровати и, закутавшись в простыню, метнулась в коридор.

Бежала, не видя перед собой света. Задыхалась. Ничего не понимая, не в силах сдерживать рвущееся из груди пламя, мчалась дальше. Без разницы куда, только бы подальше от этого удушающего желания прикасаться к этому самовлюбленному козлу.

Впереди показалась тяжелая входная дверь. С трудом толкнув ее, я вылетела в ночной холод и, запутавшись босыми ногами в тонком хлопке, рухнула лицом вниз. Пальцы коснулись холодных камней. С усилием рвущем жилы поднялась, чтобы бежать снова, куда-то в темноту, но колени подогнулись, заставили меня склонить голову перед голубым светилом. Волосы укрыли плечи белой волной и разлетелись от порыва ветра.