Шифр генома

Николай Иванович шёл впереди гостей по усыпанной жёлто-бордовым серпантином дорожке шаркающей походкой, словно ледокол, разгоняя по сторонам отслужившую листву. Он остановился перед входом на крохотную веранду и жестом предложил гостям пройти в дом первыми.

− Вы меня извините, − закрыв за собой входную дверь, произнёс Николай Иванович, − ничего не предлагаю. Сил нет. С утра давление скачет. Осень, противная осень. Да и жизнь не лучше. Присаживайтесь, − указал хозяин на видавшие виды венские стулья у стола.

Сам Захаров опустился в кресло, накрытое тяжёлым шерстяным пледом.

− Николай Иванович, это я вам звонил, − начал издалека Подгорный. – Меня зовут Андрей Андреевич Подгорный. Вы знаете, откуда я.

− Да, помню, − не очень дружелюбно произнёс Захаров, сдвинув густые поседевшие брови.

Повисла пауза. И Подгорный, и Куприянов в эту секунду вспомнили предупреждение главврача о сложном характере Захарова. Николай Иванович медленно переводил взгляд с Подгорного на Василия и обратно. Было видно, что-то насторожило старика.

− А можно взглянуть на ваш документ? − обратился Захаров к Андрею.

− Пожалуйста.

Подгорный достал из кармана депутатское удостоверение и протянул его Захарову. Пенсионер внимательно изучил содержимое документа, еще раз взглянул строго на Андрея и вернул корочку.

− Спрашивайте, − сказал он. – Кто из моих пациентов вас интересует?

Тут перехватил инициативу Василий, он протянул Захарову фото Гербера из архива.

− Вот этот, − сказал Куприянов. – Гербер Яков Ефимович.

Захаров держал в руке фото Гербера, и словно окаменел. Василий обратил внимание на лёгкий тремор в руке психиатра. Через несколько секунд Николай Иванович протянул фото обратно Куприянову, смотря при этом на подполковника пытливым взглядом уставших покрасневших глаз.

− Зачем он вам? – голос Захарова подсел.

− Вы его помните? – вопросом на вопрос ответил Василий.

− Вы из полиции, − не вопросительно, а утвердительно сказал Захаров.

− Да, − Куприянов решил не изворачиваться. – Я подполковник полиции Василий Куприянов. Я расследую убийство. Яков Ефимович может в этом помочь.

− А я нет, − жёстко ответил Захаров. – Я не общаюсь с полицией. Уверен – вы знаете почему.

Захаров взялся за подлокотники кресла и начал с трудом подниматься. Это был недвусмысленный намёк – разговор окончен. Василий, напротив, всеми своими жестами показал, что уходить не собирается. Он снял куртку, повесил её на спинку стула и опять сел. Захаров, увидев это, застыл в полуприсяде.

− Николай Иванович, − спокойно сказал Василий, − ни я, ни несчастная женщина, которую убили, не виноваты в том, что случилось с вашим сыном.

Захаров, поняв, что гости не уйдут, опять сел в кресло.

− А я вас не виню. Я виню всю вашу систему. Непрофессионализм и бестолковость ваших коллег, − голос Захарова становился всё тише. Старик нервничал, но изо всех сил это скрывал. – Вы не сможете меня переубедить. Я много лет имел дело с вашим братом. Для вашей профессии нет людей. Для вас есть объекты, фигуранты, трупы и ещё чёрт-те что, только не люди.

− Мне сложно с вами спорить, − откликнулся Василий. – Да, среди нас есть нерадивые сотрудники. Глупо это отрицать. Есть алчные люди, есть бессовестные. Но мы, полиция, не что иное, как отражение нашего общества. Не на фабрике мы берём сотрудников, не с конвейера, а из наших граждан.

− Это оправдание, − махнул рукой в сторону Куприянова психиатр.

− Это правда. Кого мы воспитали, с теми и работаем. Других, увы, нет. А вы как считаете, вы намеренно воспитывали своего сына преступником?

Губы старика побледнели после этого вопроса. Подгорный тоже удивлённо взглянул на Василия. Мол, зачем так обострять? Но Куприянов знал, что делает и не собирался отступать.

− Вы-то его воспитывали хорошим мальчиком, а он совершил тяжкое преступление, − Василий говорил медленно и спокойно, будто рассказывал историю постороннего для Захарова человека.

− Шантаж, это не тяжкое преступление, − возразил пенсионер.

− Нет. Это был не шантаж. Это было вымогательство. И не просто вымогательство, а с угрозами в адрес потерпевшего.

Захаров бросил косой взгляд на подполковника.

− Да, я подготовился, − ответил на этот взгляд Василий. – Я знаю, что при передаче денег ваш сын заблокировал двери автомобиля и грозил убить потерпевшего.

− Это был муляж, а не пистолет, − оправдывал сына Николай Иванович.

− А на нём написано? – с издёвкой поинтересовался Куприянов. – На пистолете написано «муляж»? Или молодой опер, на которого направили этот пистолет, должен был сначала спросить: «Простите, это не муляж, случайно?» Так, по-вашему?

− Нет, конечно, − опустив голову, ответил Захаров, − Но можно же было как-то…

− Как-то?! – перебил хозяина Куприянов. – Вы сами себя опровергли сейчас. «Как-то» это подход дилетанта. А в той ситуации счёт шёл на секунды. Лейтенант защитил свою жизнь. За что, кстати, его потом осудили.

− Условно, − поправил Куприянова старик.

− Да, условно. Но осудили. А если, по-моему, так он не виноват.

Гости увидели, что Захаров совсем поник, плечи опустились, лицо потемнело. Василий краем глаза заметил, как Подгорный едва уловимо, осуждающе помотал головой. Возможно, Василий был слишком резок. Возможно. А как быть? Куприянов всего лишь выдал правду. Выдал, не скрывая своего мнения.

− Мне всё равно, у кого и что Антон вымогал, − с трудом выдавил из себя Захаров. – Он был моим единственным сыном. А теперь его нет. Уходите. Я не могу вам помочь.

Отрицательный результат тоже результат. Андрей с Василием переглянулись и как по команде встали.

− До свидания, − попрощался Подгорный и двинулся к выходу.

Василий молча пошёл за своим другом, но остановился возле двери и напоследок сказал Захарову:

− Вы хотя бы могли похоронить своего сына, а её даже хоронить некому. Мы всё равно найдём следы Гербера. Только будет это намного дольше. И возможно, кто-то из близких этой несчастной женщины не доживёт.

Николай Иванович поднял голову и громко вздохнул. Василий не спешил, а вдруг старик передумает. И не ошибся.

− Шумилов, − сказал психиатр и добавил. – Его фамилия Шумилов. Капитан. Это он забирал Гербера из клиники.

− Милиция? – уточнил Куприянов.

− Нет. КГБ или как тогда это называлось? – Захаров откинулся в кресле и закрыл глаза. – Очень неприятный тип. Как сейчас помню этот взгляд и брезгливую улыбку. Он, наверное, мнил себя всемогущим. Я всегда опасался таких людей.

− Поэтому вы так среагировали на фото Гербера?

Николай Иванович протянул вперёд руку и попросил Василия. – Помогите мне встать.

Василий тут же откликнулся. Он помог Захарову подняться.

− Не знаю, что я делаю на этой земле, − бубнил себе под нос пенсионер. – Давно пора к Антоше. Я вот что вам скажу, − Захаров поднял голову и смотрел прямо в глаза Куприянову, − тёмная история с этим Гербером. Он не был болен. Как только я высказал свои соображения, так на следующий день за ним приехали. Шумилов приехал с каким-то молодым. Забрали и увезли. Куда не знаю.

− И поэтому вы запомнили его фамилию? – спросил Куприянов.

− Да. Вёл себя нагло. Я несколько раз имел дело с офицерами из комитета. Они себе такого не позволяли. А этот словно чекист из тридцать седьмого года.

Василий взял сухую костлявую ладонь Захарова и пожал её.

− Спасибо вам, Николай Иванович. Вы нам очень помогли.

Когда Василий сел в машину Подгорного он сразу спросил:

− Андрей, ты можешь сделать запрос в ФСБ?

− На основании чего? – искоса взглянув на друга, спросил Подгорный.

− Ну да, − согласился Куприянов. – Оснований нет. Что же делать?

− Шумилова искать. Единственная зацепка.

− А это возможно?

− Попробуем.

Утром Василий с Андреем уже ехали по адресу. Шумилов, бывший капитан контрразведки, жил на севере Москвы.

− Может быть, надо было сначала позвонить? – спросил Андрея Куприянов. – Вдруг дома его нет. Как-то неправильно мы всё делаем.