Грёнланд

   Между тем норвежцы готовились к следующей битве, но меня эти приготовления уже не трогали. Как же меня это все достало! Эти цепляющиеся за власть хёвдинги и церковные магнаты, эти жадные торговцы, эти ложные правила чести. Тот, кто действительно проявил благородство - русский профессор, погиб из-за них, а они даже не чувствуют вины. И вот для этих людей я старался? Да пусть поотдают друг друга троллям, я вступаться не стану.

   Остманы провели всю ночь на кораблях, громко похваляясь, что у них все до единого удалые храбрецы, которых не надо подстрекать бить врагов, а грёнлендингам будет скорая погибель, если они сюда сунутся.

   Но новая битва не состоялась. Гренландцы понимали, что брать на абордаж высокобортные корабли пришельцев, забитые исполчившимися воинами с хорошим оружием, им придется очень дорогой ценой. Даже одной битвы с неодоспешенными норвежцами хватило, чтобы остудить горячие головы. Да и епископ предпочитал решить дело миром. Остманам же хотелось убраться подобру-поздорову из враждебной страны, пока Сокки не разослал ратную стрелу по хуторам. Ну, или что тут у него на острове вместо стрелы. Поэтому, когда показался знакомый парус вестрибигдаров, явно везущих парламентеров, норвежцы долго не раздумывали.

   Кетиль, правда, храбрился, уверяя что на кораблях у остманов такая сила, что ни один грёнлендинг не осмелится бросить в них копье. Но говорил он как-то неуверенно. И даже легкомысленный Снеррир задумчиво заметил, что в Гардар съехались люди, и их отнюдь не мало. И коль скоро в фьордах станет известно о немирье, то соберутся сотни боеспособных мужей. При таком настрое неудивительно, что остманы охотно приняли парламентеров, сошедших на берег.

   Делегацию возглавлял некий Халль, уполномоченный епископом замириться любой ценой, даже если Сокки это не понравится. С таким настроем стороны быстро провели переговоры и пришли к компромиссному решению. Что касается виры, то гренландцы рассчитали все так, чтобы снизить ее до минимума. Вождей Эцура и Эйнара посчитали равными по стоимости. Алекса, которого здесь знали как Иса Стейнгрима, справедливо сочли жертвой норвежцев, а по статусу приравняли к Симуну. Еще три погибших гренландца - Бьорн, Торд и Торфинн, стоили трех убитых остманов - Крака, Торира и Вигхвата. Наконец, неоплаченной осталась смерть самого бедного и неимущего из погибших туземцев - некого Торарина Ловчилы. Вот за него и следовало выплатить небольшую виру, благо, что близких родственников, готовых мстить, он не имел.

   Такие византийские хитрости помогли обеим сторонам сохранить лицо. Счет убийств закрылся. Епископ остался при своем, как бы подтвердив свое береговое право, да еще взял с бузитеров пусть символический, но штраф. Это стало полной победой епископства, победой закона над беззаконием.

   Остманы же вполне удовлетворили свою кровную месть. Мало того, раз им официально засчитали больше убитых врагов, чем противнику, то они вышли победителями, причем почти что абсолютными, ибо отделались лишь мизерной вирой. Ведь у скандинавов считалось особой доблестью не просто убить человека, но еще и не заплатить за смерть. А за бойню, устроенную прямо на тинге, цена вышла небольшой.

   Переговорщики тут же пересчитали монетарное серебро, и стороны расстались весьма довольные, хотя и без малейшей приязни. На прощание Халль изыскано пожелал остманам, чтобы их плаванье было плохим и недолгим. Те не остались в долгу, спрогнозировав грёнлендингам неудачную охоту и плохую траву, а персонально Арнальдру предсказали, что у него выпадет вся борода. Впрочем, пожелание было высказано чисто для проформы, ибо епископ, соблюдавший каноны недавних соборов, бороду и не носил.

   Несмотря на примирение, норвежцам не стоило радоваться. Они объявлялись вне закона, гренландцам запрещалось продавать им продукты, а при случае их можно было безнаказанно убить. Таким образом, перед купцами встала задача раздобыть пропитание для длительного плаванья. Да и не факт, что погода позволит им скоро выйти в море. Вполне возможно, что еще придется долго ждать на берегу, а значит, провизии нужно запасти как можно больше.

   Еще до рассвета норвежцы снарядили торговую экспедицию за провиантом, отправившуюся пешком к ближайшей ферме. Однако, на поход на рынок она походила мало. В отряде купцов насчитывалось три десятка бойцов, все до единого с топорами и копьями! Некоторые в кожаных куртках, несколько человек в назальных шлемах и войлочных доспехах, а двое даже в кольчугах. Кое-кто и со щитом. Кольбейн свою броню даже на суд не брал, а тут вдруг надел. Ну понятно.

   Спал я беспокойно, и, услышав тяжелые шаги, проснулся сразу. Торговцы шли, сгибаясь под тяжестью добычи, и выглядели весьма довольными. Увидев, что идут свои, итальянец, стойко несший вахту, пока я отдыхал, тут же упал без сил и мгновенно заснул. Меня же заинтересовало, откуда взялись все эти припасы. Вряд ли гренландцы расстался бы с такими сокровищами по-доброму. И главное, как остманы все это объяснят? Ведь хотя по скандинавским обычаям отнимать добро грабежом - это, безусловно, доблесть, но не сразу же после примирения. А воровать тайком - очень подло, это удел трусов. Единственное, что не возбраняется, это подобрать ничейную вещь без хозяина. Впрочем, когда именно так поступили гренландцы с кораблем норвежцев, тем это почему-то не понравилось.

   Окликнув Кетиля, тащившего, как и все, немаленький мешок, я как можно более невозмутимо поинтересовался:

   - Неужто кто-то встретил вас приветливо и согласился продать припасы?

   - Не нашлось там приветствующих, усадьба оказалась заброшена, - также невозмутимо ответил кормчий. - Там жил... эээ... Торарин. Да, Торарин, тот самый, павший на тингвом поле. Нет, обитателей больше не было. Торарин был настолько беден, что не имел слуг.

   Меня уже не на шутку распирало любопытство, как же он отвертится, и я невинно переспросил:

   - Если он жил один и так бедно, то где же вы взяли столько добра?

   Ивар Кольбейнсон в запачканной кровью стеганке хмыкнул, и я, памятуя его боевые навыки, предпочел больше не развивать тему, но тут встрял Кольбейн, севший на своего любимого конька. Скинув свою ношу, он радостно выпалил:

   - Случилось так, что Кетиль нашел пещеру.

   - Вот как, - с трудом сохраняя серьезное выражение лица, переспросил я, - расскажи-ка.