Маг и Отшельник

– Ты как?

Я даже не сразу поняла, что говорят мне. Только через несколько секунд повернула голову от окна в сторону человека, стоящего возле моей парты.

Это был Генка Крупов по кличке Крокодил. На тусовке его не было. Во-первых, он не любитель гулянок, во-вторых, его никто не приглашал (возможно, по этой самой причине).

– Я слышал, что случилось. Не думал, что ты придешь сегодня.

– Я тоже.

Он коротко хмыкнул и присел рядом.

– Ничего, если я с тобой посижу?

Я только хотела сказать, что он может сидеть, потому что место забронировано для Ольги, которая, видимо, уже не придет, как тут она и явилась. Вся в черном, будто у нее траур. Хотя, наверно, так и было. Но все-таки родителям сложнее. Возможно, и мне стоило надеть черное – хотя бы по Маринке – но как-то было совсем не до этого. Добраться бы до института и не грохнуться в обморок по дороге – вот главная цель, которая стояла передо мной этим утром. Напялила я первое, что под руку попалось.

– Тут… Леля, – скомкано ответила я, но Генка, как ни странно, понял и вернулся на свое место.

А Ольга, увидев меня у окна, поспешила.

– Привет. Думала, ты на другом ряду сидишь.

Людей было слишком мало, чтобы не найти меня за первые две секунды. Видимо, у Лельки тоже в голове и перед глазами туман.

– Я решила сесть, где вы обычно сидели… – Я хотела добавить «со Светкой», но не стала.

Мы все еще не могли понять, кто мы друг для друга. Я ли ее Светка, или она теперь моя Маринка? Судя по тому, куда я села, и тому, что лежит сейчас в моей сумке, пристроенной на подоконник, верен первый вариант. Я уже не Карина. Карина умерла еще там, на крыше заброшенного недостроенного здания. Но и Светкой я себя не чувствую. Нужно выбрать себе какое-то другое имя, пожалуй.

Я снова уставилась за окно, с трудом передвигая головой, и видок имела, скорее всего, такой, как будто жить мне оставалось одну минуту и я не хотела, чтобы унылая обстановка аудитории оказалась последним, что я буду созерцать в своей жизни.

Вид за окном тоже не радовал богатой природой, но прямо от входа начинался небольшой сквер с высокими красивыми кленами, чья листва, словно приманивая художников, преобразилась к концу октября с однотипно зеленой до разноцветной желто-багряной. Все лучше, чем парты, облезло-голубые стены и старая доска. У нас почти во всех аудиториях висели архаичные меловые доски, только в больших аудиториях первого этажа современные магнитные с маркерами.

– На похороны пойдешь? – отвлекла меня Лелька, когда я стала разглядывать человека, будто нарочно прячущегося в тени ближайшего клена. Само по себе наличие людей в сквере в сухую солнечную погоду было вполне естественным, но что-то зловещее кроилось в поведении мужчины, который, натянув капюшон молодежного худи и напялив солнцезащитные очки, стоял близко к стволу между ветками с поднятой головой. Казалось, будто он смотрит в окна нашей аудитории. Может, встречает кого-то? Явно не меня.

Тут я вспомнила, что Оля задала вопрос.

– Да, – с грустью ответила я. – Конечно.

Лелька вздохнула. Я хотела спросить, пойдет ли она, иначе зачем спрашивала, но тут вернулся преподаватель.

– Записываем новую тему.

Пока пожилой профессор что-то писал мелом на плохо вымытой доске (видимо, название темы), я снова повернулась к окну… и завизжала на всю аудиторию.

– Что такое? – услышала я голос преподавателя, вначале недовольный, но в последнем слоге приобретающий нотки сочувствия, будто он вспомнил, что браниться на меня сегодня нельзя.

– Ты чего? – трясла меня Лелька, я ощущала ее руки на своем плече, но не могла повернуться и удовлетворить всеобщее любопытство.

Дело в том, что мужчина вышел из укрытия и посмотрел прямо на меня, задрав на лоб очки.

На левой щеке у него был крупный ожог, который безжизненными струпьями слезал с лица. Кожа бледная, губы синюшные, вокруг ввалившихся глаз – черные мешки, как у трупа, но черты лица по-прежнему узнаваемы.

Это был Алекс.

25

* * *

Я не понимала, зачем он взял меня с собой. Его пояснение совсем не облегчило мне задачу. Всю дорогу до нужного дома я молчала и пыталась разобраться, что происходит. В какой момент я стала консультантом органов следствия? Им, кстати, платят вообще? А то, может, сменить сферу деятельности? Хотя нет. Ничего не сравнится с общением со зрителями в режиме онлайн. Ты что-то говоришь или делаешь, и на тебя сразу реагируют. Иногда негативно (ну, люди – они такие, всегда найдут, к чему придраться), но чаще все же позитивно, ведь основная масса тех, кто пишет в чат и донатят, это уже твои состоявшиеся поклонники, и они простят тебе все. Или почти все.

Но сегодня на один день я каким-то образом стала консультантом. Ну и ладно. Потом будет о чем со зрителями пообщаться. Не сразу, конечно, ведь преступник еще не пойман, и он отслеживает все мои стримы, а давать ему хоть какую-то информацию по моим перемещениям и отношениям с полицией и следственным комитетом – не лучшая идея. Но когда-нибудь потом это станет отличной историей.

Короче, я входила в квартиру, терзаемая смутными раздумьями о причинах нахождения здесь и неприятным смятением от того, что не знала, как себя вести, однако довольно быстро поняла, зачем меня пригласили на огонек.

Стены небольшой комнаты содержали странные картины, панно и вышивки. Все имело отношение к магии. Даже непонятный на первый взгляд знак (для обывателя, разумеется), состоящий из восьми лепестков, вышитый крестиком синими и красными нитками – это был священный камень Алатырь, который знающие (или ведающие) вышивают для встречи со своей второй половинкой. На столике возле двери стояли свечи в обычных глиняных подсвечниках, образуя круг. Внутри этого круга – колода Таро и какие-то записи. А на полу лежало тело. Задушенное. Полноватая девушка, но не толстая, длинные спутанные русые волосы. Совсем не образ ведьмы. Но раз меня позвали и поскольку в комнате полно специфической атрибутики, а других трупов что-то не видно, делаю вывод, что это она и есть.

– Вот, – к нам с Лисиным подошел какой-то человек в защитной полиэтиленовой спецформе и дал капитану лист бумаги – скорее всего, вытащенный из той самой стопки внутри круга из свечей, во всяком случае, почерк и цвет чернил были теми же.

Меня попросили надеть перчатки, после чего исписанная крупным почерком бумажка перекочевала ко мне.

Всего три строчки:

«1) что буд зав – Шут+3Ж+Сила(Повеш)=10М

2) как изб – 9Ж+4М+Умер-ть=Шут

3) кто – РМ(Справ)+7Ж+8Ж=Дьяв»

– Понимаешь что-нибудь в этой чертовщине? – спросил Вячеслав.

– Безусловно.

Эксперт, передавший листок, и еще какой-то мужик в штатском подошли к нам и внимательно на меня уставились, бросив свои занятия. Похоже, последние записи умершей «ведьмы» их очень волновали.

– Это расклады на картах Таро. Обычные триплеты с итоговой картой. Тексты слева – это вопросы. Девушка боялась, что забудет, и хотела, возможно, потом проанализировать их или куда-то записать на будущее. Я тоже так делаю, – скромно добавила я, увидев удивленные взгляды. – Понимаете, каждая колода индивидуальна и значения тоже приобретают свой оттенок. К примеру, у кого-то Колесница стандартно означает что-то плохое. Кто-то привязался, кого нужно отцепить. Неупокоенный дух, к примеру. – В этот момент две пары глаз с недовольством уставились на Лисина, мол, кого ты привел. А я почувствовала нечто сродни удовлетворению победившего. Я не напрашивалась в эту компанию. Получайте, что заказывали. – Но у меня, допустим, эта карта всегда говорит о позитивных переменах. С другой стороны, Повешенный. У кого-то означает – урок. У кого-то – магию и не всегда направленную во зло. О̀дин, провисев девять дней на Иггдрасиле вниз головой, получил в награду руны, вот карта Повешенный соотносится с этим мифом.