Страница 3 из 58
К тому времени, когда мне исполнилось семнадцать, нас осталось лишь полторы тысячи, потому что многие переехали из-за страха близости к побережью или примкнули к бандам или группам выживальщиков.
Люди, оставшиеся в Мидоузе, делали все возможное. Во второй год, когда сообщения о стадах, опустошавших все поселения, на которые они натыкались, становились все чаще, руководители города взорвали мост через реку, который служил основным средством въезда в Мидоуз. Две других дороги были горными и петляющими, защитить их было проще.
Большинство мужчин в городе, а также многие женщины умели охотиться, рыбачить и стрелять. Мы объединились с соседними городами, чтобы обслуживать и охранять электростанцию, так что электричество у нас сохранилось еще несколько месяцев после того, как остальная страна погрузилась во тьму. Еду делили и распределяли между всеми. Все старались вести свой вклад. Этого все равно было недостаточно.
Месяц назад, когда численность животных в лесах сократилась из-за перемены климата, а в реке перевелась рыба, большая часть из четырех сотен выживших в Мидоузе собрала вещи и отправилась в Форт-Нокс, услышав слухи о том, что армейская база в Кентукки охраняется остатками армии и принимает беженцев. То же говорилось о Форт-Брэгг в Калифорнии, но люди беспокоились, что это слишком близко к побережью, так что решили отправиться в Форт-Нокс. Единственные, кто не пошел с ними — это люди, не пожелавшие оставлять больных родственников, которые не могли пуститься в путь.
Например, я. Я потеряла деда, когда электростанция вышла из строя, и я не собиралась расставаться с бабушкой. Она умоляла меня уйти, но я отказалась. Не могла. Даже зная риски, я оставалась с двумя десятками других, и мы несколько недель влачили скудное существование.
Два дня назад моя бабушка умерла, и поэтому теперь я на пути в Форт-Нокс.
Может, я найду остальных жителей моего города.
Больше мне идти некуда.
***
Бензина в моем мотоцикле хватает почти на восемьдесят километров. Я держусь маленьких сельских дорог, где меньше шансы наткнуться на других людей, потому что «люди» неизбежно равно «опасность». Я неплохо справляюсь и сталкиваюсь лишь с несколькими маленькими группами, идущими вдоль дороги.
Видя, что бензин начинает заканчиваться, я сворачиваю на обочину и смотрю на дорожную карту, которую выдрала из старого атласа дома. Мне предстоит преодолеть еще почти пятьсот километров. Мне нужен бензин, и единственный способ добыть его — найти брошенное транспортное средство, откуда его еще не сцедили.
Непростая задача. Обычно надо отыскать заброшенный город и осматривать пустующие дома, пока не найдешь машину с бензином в баке. Так что я удивлена и полна подозрений, когда вижу нетронутый грузовик-пикап с багажником-кемпером, стоящий на обочине дороги.
Заброшенные машины обчищают за час, так что эта, наверное, только что остановилась.
Я притормаживаю и не вижу, чтобы в грузовике кто-то сидел.
Наверное, закончился бензин. Обычно именно по этой причине транспортные средства бросают на обочине. Но также есть вероятность, что возникли какие-то механические неполадки, и в баке есть бензин.
Надо проверить. Каким бы маловероятным это ни казалось, любые шансы найти бензин слишком важны, чтобы забить на это.
Направив мотоцикл на обочину перед машиной, я слезаю и иду к водительской дверце.
Я ахаю, осознав, что на сплошном сиденье-скамейке находится мужчина.
Он обмяк, и поэтому я не увидела его с дороги.
Его рубашка пропиталась кровью.
Мой первый инстинкт — быстро сдать назад. Этот мужчина явно погиб насильственной смертью, и от этого я хочу держаться как можно дальше. Но машина может быть в рабочем состоянии, и тут может иметься бензин. В кузове могут иметься припасы. Я буду дурой, если не проверю просто из-за крови и мертвого тела.
Так что я беру нервозность в узду и подхожу снова.
Открываю дверцу и толкаю обмякшее тело мужчины от руля, чтобы дотянуться до замка зажигания.
Тело до сих пор теплое. И не такое обмякшее, как я ожидала.
А потом оно стонет.
Я отшатываюсь, когда мужчина открывает глаза.
Его взгляд встречается с моим, рот открывается. Он пытается что-то сказать, но получается лишь невнятный хрип.
Я осматриваю его рубашку в поисках источника крови и вижу уродливую рану на животе. Похоже на огнестрельное ранение. В дни, когда существовали медики и работающие больницы, такое ранение, наверное, можно было пережить, но сегодня он никак не выкарабкается. Вот-вот испустит последний вздох.
Я чувствую некую тошноту, но не грусть. Смерть незнакомцев меня уже не трогает.
И если в грузовике есть бензин, мне он нужен.
Неважно, как бы я ни изменилась за последние четыре года, мне не хватит духу вытащить его тело из машины. Пока он еще жив.
— Мне жаль, — говорю я наконец. — Мне хотелось бы помочь, но не думаю, что я могу что-то сделать для вас.
— Ф-Форт-Нокс, — его тихие стоны наконец-то сложились в полноценные слова.
— Что насчет Форт-Нокс?
— Возьми… возьми это… Маршалл. Ищи… волка, — его правая рука шарит в кармане, пока он не вытаскивает скомканный листок бумаги.
Я не хочу ввязываться в то, что он мне пытается сказать. Это наверняка сгубило его самого.
Благородные порывы опасны. Если астероид что-то и доказал, то именно это утверждение.
Выживание — это лучшее, на что мы можем надеяться.
Но этот мужчина тратит остатки своих сил, чтобы передать мне бумажку, так что я ее беру.
Часть ее запачкалась кровью, и я пытаюсь вытереть ее пальцами. Наконец, можно разобрать то, что написано на странице.
Похоже на какую-то беглую записку и рисунок внизу.
— Что насчет Форта Нокс? — снова спрашиваю я, глядя на мужчину.
Вопрос тщетен. Он уже мертв. Я явно вижу это, хотя все равно проверяю пульс.
Это почти облегчение. За свою жизнь я видела слишком много смертей, но мне все равно тяжело смотреть, как кто-то страдает.
Теперь, когда он мертв, я могу забрать грузовик и не особо винить себя за это.
Я протягиваю руку к ключу в замке зажигания. Мотор фырчит, но не заводится.
Бензин закончился.
Я бормочу несколько ругательств и обхожу машину, чтобы открыть багажник.
Ну хоть тут немного повезло. Несколько консервов (персики, бобы и кукуруза) и несколько упаковок макарон с сыром. Еще несколько бутылок воды.
Я не ела со вчерашнего дня, так что хватаю банку, открываю ее ножом и ем персики руками, стоя на обочине. Я перекладываю всю еду в сумку, добавляю столько бутылок воды, сколько могу унести, затем обхожу, чтобы проверить, что на заднем сиденье грузовика не осталось чего-нибудь полезного.
Ничего.
Если я правильно подсчитывала дни, сейчас должен быть август. Жара далеко не такая сильная, как я помню по временам своего детства, но воздух как будто густой и грязный, а урон, нанесенный озоновому слою, сделал лучи солнца более разрушительными, чем раньше.
Я потею так сильно, что пот капает мне в глаза, и задерживаться на обочине опасно.
Я собираюсь пойти обратно к мотоциклу (мой первый и единственный приоритет сейчас — это найти бензин и двигаться дальше), но меня манит окровавленное письмо, что я держу в руках.
Мне стоит просто бросить его и двигаться дальше. Так сделал бы настоящий выживший.
Любопытство сродни сочувствию. В итоге оно тебя губит.
Я все равно читаю письмо.
«Форт-Брэгг пал. Стадо (3000) на пути в Форт-Нокс. Эвакуируйтесь. Ищите символ волка».
Под словами виднеется стилизованный рисунок волка.
Я смотрю на кусок бумаги, и тревога скручивает мое нутро.
Я не понимаю отсылку к волку, но остальная часть записки предельно понятна.
База Форт-Нокс вот-вот будет захвачена стадом из трех тысяч человек.
Если это случится, все, кто еще дорог мне в этом мире, будут убиты или взяты в плен.