Страница 47 из 49
«Куда мы идем?», сказал Пух, спеша за ним и размышляя. «Что это? Прогулка или это-я-тебе-сейчас-чего-то-скажу?»
«Никуда», говорит Кристофер Робин.
Вот они куда направились, и, когда они прошли часть дороги, Кристофер Робин говорит:
«Что тебе нравится больше всего в мире, Пух?»
«Ладно», говорит Пух, «что мне больше всего нравится». И он должен был остановиться и подумать. Потому что, хотя Есть Мед было очень хорошим занятием, был еще момент прежде, чем ты начнешь есть, и этот момент был лучше, чем когда ты уже ешь, но он не знал, как это называется.[100]
А потом он подумал, что быть с Кристофером Робином тоже очень хорошо и когда рядом Поросенок, тоже очень весело, когда он продумал все это, он говорит: «Что мне нравится больше всего в целом мире, это когда я и Поросенок идем навестить Тебя и Ты говоришь: „Как насчет чтобы чего-нибудь слегка?“, а мы говорим: „Ладно, я не возражаю, если только слегка, а ты, Поросенок?“, и день такой хмыкательный, и птицы поют».
«Мне это тоже нравится», говорит Кристофер Робин, «но что мне нравится делать больше всего, это – НИЧЕГО».
«А как ты делаешь ничего?», спросил Пух, прерываясь после долгого размышления.
«Ладно, это когда люди тебя спрашивают: „Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?“, а ты говоришь: „Да ничего“, а потом идешь и делаешь».[101]
«О, понимаю», говорит Пух.
«Вот сейчас мы как раз занимаемся чем-то вроде этого».
«О, понимаю», опять говорит Пух.
«Это значит просто идти одному, прислушиваться ко всем вещам, которых ты раньше не мог слышать, и не досадовать ни на что».
«О!», говорит Пух.
Они гуляли, думали о Том и о Другом и мало-помалу пришли в Зачарованное Место на самой вершине Леса, называемое Гелеоново Лоно – около шестидесяти сосен, образующих круг; и Кристофер Робин знал, что оно было Зачарованное, потому что никто был не в состоянии сосчитать, сколько там деревьев, шестьдесят три или шестьдесят четыре, даже если он привязывал к каждому дереву веревочку после того, как он его сосчитал. Будучи зачарованной, земля была здесь не такая, как в Лесу, – утесник, папоротник, вереск, – а простая трава, тихая, пахучая и зеленая. Это было единственное место в Лесу, где вы могли бездумно сидеть, а не вскакивать сразу и бежать в поисках чего-то другого. Сидя здесь, Кристофер Робин и Пух могли видеть весь мир, раскинувшийся перед ними, пока он не достигал неба, и, таким образом, весь мир был с ними в Гелеоновом Лоне.
И тогда вдруг Кристофер Робин начал рассказывать Пуху о разных вещах: о людях, которых называли Королями и Королевами, и о других людях, которых называли Ремесленниками, о месте, которое называлось Европой, и острове посреди моря, куда не ходят корабли, и как сделать Водяной Насос (если ты хочешь его сделать), и как Рыцарей Возводили в Рыцарское Достоинство, и что привозят из Бразилии, а Пух, прислонившись спиной к одной из шестьдесят-скольких-то сосен[102], сложив лапы перед собой, говорил «О!», «А я и не знал» и думал, как замечательно иметь Настоящие Мозги, которые могли бы рассказать тебе о вещах, и мало-помалу Кристофер Робин пришел к концу вещей и замолчал и сидел, глядя на мир, и хотел бы только одного – чтобы это никогда не кончалось.
Но Пух тоже думал о вещах и вдруг говорит Кристоферу Робину:
«Наверно, Великая Вещь быть Мытарем, или как ты их назвал?»
«Что?», лениво говорит Кристофер Робин, так, как будто он услышал что-то другое.
«На лошадях!», объяснил Пух.
«Рыцарь».
«О, вот это кто. Я думал, это был Мытарь. А он так же Велик, как Король и Ремесленник и все другие, про которых ты говорил?»
«Ладно, он не так велик, как Король», говорит Кристофер Робин и затем, увидев, что Пух как будто расстроился, быстро добавил: «Но гораздо более Велик, чем Ремесленник».
«А Медведь может быть им?»
«Конечно, может», говорит Кристофер Робин. «Я тебя произведу».
Он взял палку и ударил Пуха по плечу и сказал:
«Встань, сэр Пух де Бэр, самый доблестный из моих рыцарей».
Итак, Пух встал и сказал «Спасибо», что обыкновенно и делают, когда становятся Рыцарями, и опять погрузился в мечтания, в которых он и сэр Памп и сэр Брэйзил и Ремесленники жили вместе с лошадью и были доблестные рыцари (все, кроме ремесленников, которые смотрели за лошадью) Славного Короля Кристофера Робина… Он без конца клевал носом и говорил сам с собой: «Я еще не понял всего до конца». Потом он вдруг стал думать обо всем, что хотел бы рассказать ему Кристофер Робин, когда он вернется откуда-то, куда он собирается, и какая неразбериха начнется у Медведя с Очень Низким I.Q., когда он попытается это понять. «Итак, возможно, что Кристофер Робин не расскажет мне больше ничего», подумал он печально.
Затем вдруг Кристофер Робин, который все еще смотрел на мир сквозь сплетенные кисти рук, снова позвал Пуха.
«Да?», говорит Пух.
«Когда – я – когда – Пух!»
«Да, Кристофер Робин?»
«Я не собираюсь больше заниматься Ничем!»
«Больше никогда?»
«Ладно, может быть, гораздо меньше. Они мне не разрешают».[103]
Пух подождал, не скажет ли он чего-нибудь еще. Но он снова замолчал.
«Да, Кристофер Робин», сказал Пух с надеждой.
«Пух, когда я – ты понимаешь – когда я не буду заниматься Ничем, ты будешь иногда приходить?»
«Только я?»
«Да, Пух!»
«Ты тоже будешь здесь?»
«Да, Пух, на самом деле я буду. Я обещаю, что буду, Пух».
«Это хорошо», сказал Пух.
«Пух, обещай, что не забудешь меня никогда. Даже если мне будет сто лет».
Пух немного подумал.
«А сколько будет тогда мне?»
«Девяносто девять».
Пух кивнул.
«Обещаю», говорит.
Все еще с глазами, обращенными в мир, Кристофер Робин опустил руку и почувствовал лапу Пуха.
«Пух», сказал Кристофер Робин серьезно, «если я – если я не вполне…», он остановился и попробовал снова, «Пух, что бы ни случилось, ты поймешь, правда?»
«Что пойму?»
«О, ничего». Он засмеялся и вскочил на ноги. «Пошли».
«Куда?», сказал Пух.
«Куда угодно», говорит Кристофер Робин.
Итак, они пошли. Но куда бы они ни шли и что бы ни случилось с ними по дороге, маленький мальчик со своим Медведем всегда будут играть в этом Зачарованном Месте на вершине Леса.[104]
Литература
Принятые сокращения
НЛ – Новое в зарубежной лингвистике, вып., М. ЗС – Ученые записки Тартуского ун-та, вып. Труды по знаковым системам.
• Аверинцев С. С. Вода // Мифы народов мира. М., 1981.
• Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1963.
• Бахтин М. М. Франсуа Рабле и народная смеховая культура средневековья и Ренессанса. М., 1965.
• Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
• Блейер Е. Аутистическое мышление. Одесса, 1927.
• Бурно М. Е. Трудный характер и пьянство. Киев, 1990.
• Бурно М. Е. О характерах людей. М., 1996.
• Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // НЛ, 16, 1985.
• Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.
• Витгенштейн Л. Философские работы (часть 1). М., 1994.
• Витгенштейн Л. Голубая книга. М., 1999.
• Ганнушкин П. Б. Избранные труды. М., 1965.
• Гаспаров Б. М. Из лекций по синтаксису современного русского языка. Простое предложение. Тарту, 1971.
100.
Пух достаточно тонко описывает момент интенции, внутреннего состояния желания, намерения и т. д. Не мудрено, что Пух не знает, как это называется, ведь этот феномен с логико-философских позиций описан лишь в 1980-е годы [Searle 1983].
101.
Имеется в виду, конечно, не то dolce farniente, которое описывает Пушкин в романе «Евгений Онегин». Ничегонеделание Кристофера Робина, несмотря на свое детское происхождение, гораздо ближе грозному хайдеггеровскому «ничто», которое «ничтожит» все вокруг себя [Хайдеггер 1986], это предвестие конца, когда можно уже не делать ничего (ср. в «Волшебной горе» Т. Манна подробное описание состояния школьника, оставшегося на второй год и выпавшего из обычного ритма жизни), и по своей универсальности это ничто близко ко всему. Ничего Кристофера Робина позитивно своей универсальностью – это ни работать, ни жениться, ни выбирать профессию (что было реальной проблемой в жизни К. Милна), это чистая созерцательность и приятие мира вне его любых специфицирующих (профессиональных, возрастных, этнических и т. д.) проявлений, когда необходимо отрезать от себя по кусочку что бы то ни было.
102.
Смысл зачарованности этого места в его бесконечности, неквантифицируемости (невозможно сосчитать количество сосен) и в то же время открытости по отношению к другому миру. С. Ю. Кузнецов обратил внимание комментатора, что количество сосен – 64 – совпадает с количеством гексаграмм в «Книге перемен», при этом сосчитать их невозможно потому, что одна гексаграмма находится в действии в момент подсчета.
103.
«Они» – взрослые, – которые не только не разрешают заниматься ничем, но сами не понимают ценности этого занятия (ср. отношение самого А. Милна к ВП как к чему-то несерьезному).
104.
Последняя фраза ВП стала эпиграфом к книге Кристофера Милна «Зачарованные места» [Milne 1976]. В чем смысл этой фразы? Вероятно, ее можно истолковать так. В линейном времени становления Кристофер Робин должен идти своей дорогой, дорогой подрастающего отрока. Но в циклическом времени мифа, в котором возвращается и обновляется все в жизни человека, в этом циклическом времени, символом которого является круг из шестидесяти-скольких-то сосен Зачарованного Места, сохраняется своеобразный информационный заповедник памяти. И в этом Зачарованном Месте, в этом Заповедном Лесу, Пух и Кристофер Робин остаются неразлучными навсегда что бы там ни было.