Непредвиденное замужество

Каллеб открыл дверцу, ловко соскочил на землю, помог мне спуститься и дал возничему знак трогать. Мы тотчас оказались в центре всеобщего внимания. На фоне бедно одетых горожан я и Мейсон выглядели белыми воронами.

– Будь начеку. Деньгами не свети, – давал он наставления, склонившись к моему уху.

Получив энергичный кивок в знак одобрения, муж подставил локоть и повел меня под неусыпными взглядами горожан по оживленной улице. Мясная и кондитерская лавки нас не заинтересовали, зато лавка артефактов и зелий привлекла внимание Мейсона.

– Не хочешь заглянуть? – предложил он.

– Иди один. Я тем временем пройдусь по суконному ряду.

– Будь осторожна, – напомнил благоверный и устремился к двери приземистой постройки.

Я сжала шнурок ридикюля и зашагала к палаткам с цветными тканями. Чрезмерное внимание прохожих мешало задержаться у торговца дольше, чем на одну минуту. Взяв себя в руки, кое-как отгородилась от любопытных взглядов и принялась выбирать ночную сорочку. Несмотря на обилие товара, ничего подходящего не попадалось на глаза. То размер не мой, то фасон. Пришлось пройти чуть ли не весь ряд, когда наконец заметила красивую белую сорочку из тончайшего шелка. Обошлась она недорого, в один золотой.

Не успела положить в сумочку кошель и завернутую в бумагу покупку, как кто-то дернул меня за запястье и слезливо пропищал:

– Тетенька, подайте, пожалуйста, на хлебушек, коль не жалко.

Я повернула голову на тоненький голосок, и сердце сжалось в болезненном спазме. Попрошайкой оказался маленький мальчик лет восьми-девяти весь в отрепье, босой. Личико худое, грязное… И такой жалостливый взгляд. Да и просил ребенок на хлеб, а не на леденец. Как отказать?

– Сейчас, милый, – ласково прошептала я и подала серебряник.

Этого хватит и на хлеб, и на большой пирог. Пусть хоть сегодня наестся вдоволь и почувствует себя счастливым.

– Спасибо, тетенька! – восторженно прокричал он и с поднятой рукой рванул в другой конец улицы.

– На здоровье, – проговорила вслед, убрала покупку и кошель в сумочку и двинулась в сторону лавки артефактов.

Невесть откуда взявшийся порыв ветра качнул ридикюль и едва не вырвал из рук. Пришлось покрепче вцепиться в него пальцами.

– Ой, простите, леди! – налетел на меня вдруг мальчишка лет тринадцати, такой же грязный и худой, как тот, которому мгновением раньше я дала серебряник.

– Все в порядке, – вымолвила без тени злости и в тот же миг услышала звон.

Сумочка загадочным образом стала легче. Я глянула на нее и увидела внизу огромную дыру. Все содержимое валялось на мощеном камнем тротуаре. Не успела пошевелиться и что-либо сказать, как вещи поочередно взмыли в воздух и начали разлетаться по сторонам. Меня не волновали монеты, что золотыми и серебряными каплями зависли над головой, не тревожило и исчезновение недавно приобретенной сорочки, что стоила приличных денег. Хотелось вернуть лишь маленький белый конверт, в котором хранилась дорогая сердцу вещь.

Я бросилась за ним, не разбирая дороги. В какой-то миг он поднялся так высоко, что до него было уже не достать, затем вовсе стрелой устремился в конец суконного ряда и опустился на ладонь какому-то оборванцу. Едва он заметил меня, тотчас поспешил раствориться в толпе прохожих.

– Держите его! – крикнула со всей мочи.

Однако никто не пришел на помощь. Мужчины и женщины продолжали прогуливаться вдоль палаток, словно не произошло ничего необычного. Постепенно та же участь постигла другие вещи. Одна за другой они попадали к попрошайкам, которые испарялись с невообразимой сноровкой.

– Это все, что мне удалось перехватить, – раздался поблизости грудной голос Мейсона.

В правой руке у него был бумажный сверток. Сорочка все же уцелела, но на сердце легче не стало.

– Мы должны нагнать их, – порывисто произнесла я и указала направление, в котором исчез оборванец с бесценным конвертом.

– Не получится, – покачал маг головой. – Они сбежали с добычей и не появятся здесь час-другой.

– Ничего, подождем, – возразила я.

– Много денег пропало? – нахмурился муж, хотя его брови и без того сошлись уже в единую линию.

– Пару золотых и два-три серебряника. Почти все деньги, что ты дал, я оставила дома.

– Тогда зачем ждать воришек? – озадаченно спросил Мейсон.

– Они украли кулон, который ты подарил мне на первом балу, – нехотя призналась и залилась краской.

– Джейн, он ничего не стоил. Всего три золотых.

«Он бесценен, ведь напоминал мне об одном из лучших дней!» – запротестовала в мыслях.

– Пойдем, – Каллеб взял меня за руку и легонько потянул на себя, призывая покинуть злополучное место. – Если хочешь, я прямо сейчас куплю тебе другой кулон. С каплевидным изумрудом. Чтобы гармонировал с кольцом.

– Ты не понимаешь, – покачала я головой, тяжело вздохнула и прошептала: – Поехали домой.

По возвращении в поместье я оплакала парой слезинок украденную драгоценность, после чего забралась на подоконник и до позднего вечера просидела с книгой в руках. Лишь дважды спустилась в столовую. Мейсон то и дело находил причину, чтобы заглянуть ко мне. Звал прогуляться по саду, осмотреть дом, подсчитать, во сколько обойдется ремонт. Однако все предложения были отклонены. Возможно, Каллеб был прав, не стоило расстраиваться и жить прошлым. Но я слегка боялась будущего, поэтому нередко погружалась в приятные воспоминания, когда мы оба были счастливы.

Настал понедельник, вместе с ним и первый рабочий день. К выбору платья я отнеслась с особой тщательностью. Надела самое закрытое, с минимальным количеством рюшей и оборок. Работа секретаря относительно непыльная, тем не менее я очень нервничала, что уж говорить про Мейсона. Желая скрыть эмоции, он нацепил маску невозмутимости, но отсутствие аппетита за завтраком, подергивающийся в нервном тике уголок рта выдавали истинные чувства. Я хотела подбодрить его, только как? Сказать, что все будет хорошо, хотя сама не верила в это?

В городе орудовала банда воров-воздушников. Людей грабили средь бела дня прямо на оживленных улицах, обмеряли и обвешивали при каждом удобном случае. И скорее всего, это лишь верхушка айсберга.

– Мейсон, давай не будем пока распространяться, кем мы приходимся друг другу? – обратилась к нему с просьбой, едва мы устроились в карете. – Обращайся ко мне по имени либо «леди Марч».

– Почему? – светлые брови Каллеба покинули излюбленное место.

– Я хочу заслужить уважение твоих подчиненных благодаря усердию и прилежной работе, а не статусу твоей жены.

– Не вижу смысла. Они все равно узнают в скором времени. Так что я против, – муж не желал идти на уступку.

– Пусть, но давай не сегодня. Одного дня мне должно хватить, чтобы прощупать почву и понять, кто чем дышит. Пожалуйста, – с мольбой посмотрела на Мейсона и постаралась принять жалостливое выражение лица.

– Хорошо. Будь по-твоему. Но только сегодня, – сдался он и нахмурился еще больше.

До здания Главного полицейского управления мы добирались в полном молчании. На входе дежурил постовой. Он ознакомился с приказом о нашем распределении, отдал начальнику честь, приставив ко лбу ребро ладони, после рассказал, где находится кабинет полицмейстера. Подозрений на наш счет у него не возникло, поскольку приказ был составлен за день до свадебной церемонии. В документе значилась адептка Джейн Марч, а не Джейн Каллеб. К тому же длинный рукав с манжетой скрывал брачный браслет и имя супруга.

Мы поднялись на третий этаж. Повсюду царили духота и загадочная тишина, хотя часы показывали без четверти восемь. А ведь в здании теснились сразу четыре управления!

Рабочее место секретаря представляло собой стол, заваленный папками и письмами. Казалось, тронь их, и они посыпятся на пол, который забыл, когда в последний раз его убирали. Деревянный стул не внушал доверия. Как и покосившийся картотечный шкаф.

Дверь в кабинет полицмейстера была открыта. О существовании таблички с именем бывшего хозяина свидетельствовали теперь лишь следы от гвоздей. «Порядок» на тамошнем столе мало чем отличался от моего. Кресло выглядело удручающе.