Анастас Микоян

Политическая жизнь бурлила, но практически вся была поделена по национальному признаку. Армяне объединялись вокруг партии Дашнакцутюн, персы (иранцы) – вокруг партии «Адалет» («Справедливость»), азербайджанцы вокруг партий «Гуммет» («Энергия») и «Мусават» («Равенство»). И только РСДРП предлагала альтернативу, партию для всех, без учёта национальных и религиозных принадлежностей.

Каждая партия привлекала новых и новых рядовых членов, они голосованием выдвигали своих представителей в Бакинский совет.

Ежедневно до обеда Микоян работал в редакции газеты, во второй половине дня садился на поезд и отправлялся в Балаханы на нефтепромыслы и там проводил митинги и собрания в армянских бараках: по два, по три в день. С собой обязательно приносил пачку газет («Бакинский рабочий» – на русском, «Социал-демократ» – на армянском), но толку от газет было немного: никто не умел читать.

Зато послушать образованного агитатора собирались охотно. Агитатор в обязательном порядке рассказывал последние новости, а затем переходил к «разъяснению текущего момента». Не доверять агитатору было нельзя: очень образованный человек, окончил духовную семинарию, учился в Эчмиадзине, вдобавок воевал, проливал кровь, то есть – не просто болтун, а настоящий последовательный боец. Наконец, главное: агитатор – такой же бедняк, как и слушатели, худой, дочерна загорелый, измученный жарой, одежда заношена и выгорела на солнце.

Агитация в политической деятельности значила многое, если не всё. Нельзя было стать революционером, не имея навыков публичного выступления и публичной дискуссии. Сейчас слово «сагитировать» практически вышло из оборота, а что такое распропагандировать – молодые люди и вовсе не знают. А в 1917 году один умелый оратор мог за час распропагандировать тысячную толпу. Анастас Микоян быстро овладел набором полемических навыков: потом он за жизнь произнесёт, наверное, несколько тысяч всевозможных речей. Говорил он хорошо, образно, точно, кратко, остроумно.

Неизвестно, сколько рабочих ему удалось привлечь на сторону социал-демократов, но буквально спустя несколько месяцев, в сентябре 1917 года, на нефтепромыслах грянула масштабная забастовка (организаторы – большевики, впоследствии бакинские комиссары Прокопий Джапаридзе и Григорий Корганов), в её успехе был немалый вклад рядового агитатора Микояна. Однако его самого в сентябре в Баку уже не было. Бродячая полуголодная жизнь, мягко говоря, не укрепила его здоровье. К концу июля его уже шатало от истощения. По прямому указанию Степана Шаумяна Анастас прервал работу и уехал в отпуск, домой, поправляться.

Дома, в Санаине, он пробыл весь август 1917 года. Пришлось признаться родителям: учёбу забросил, нигде не работает, профессионально занимается революционной деятельностью. Отец и мать критически смотрели на изголодавшегося революционера. Отец, которому уже минуло 60 лет, никогда в социализм не верил и даже попытался отчитать сына. Но ссоры не вышло. Повторимся, в семье все друг друга любили.

Отъевшись и окрепнув, в конце лета Анастас уехал в Тифлис, намереваясь, во-первых, повидать свою возлюбленную – Ашхен Туманян, во-вторых, встретиться с Шавердяном. Очевидно, далее Анастас хотел снова выехать в Баку, но остался в Тифлисе, скорее всего, по распоряжению руководства. В сентябре он стал секретарём Тифлисского комитета РСДРП, в октябре участвовал в Общекавказском съезде партии. Агитацию теперь вёл в солдатских массах Тифлисского гарнизона.

В Тифлисе Анастас встретил октябрь 1917 года.

Формально Закавказьем тогда управлял Особый Закавказский комитет (ОЗАКОМ), подчинявшийся Временному правительству. 15 ноября 1917 года ОЗАКОМ был низложен. Представители националистических партий и правые эсеры создали новый орган власти – Закавказский комиссариат. Эсеры, следует повторить, имели на той территории очень большое влияние, на их стороне были офицеры полумиллионной Кавказской армии: десятки тысяч профессиональных военных специалистов, немалая сила. Неожиданно на сторону Комиссариата перешли и тифлисские социал-демократы – меньшевики.

Девятнадцатого ноября главнокомандующий Кавказским фронтом генерал от инфантерии Михаил Пржевальский официально признал Закавказский комиссариат законным органом власти. На следующий день, 20 ноября, вооружённые группы меньшевиков захватили Тифлисский арсенал.

Тем временем в Баку, наоборот, верх одержали большевики, 2 ноября установившие власть Совета рабочих и солдатских депутатов. 22 ноября из Баку в Тифлис срочно прибыл Шаумян. Он несколько раз выступил на собраниях Закавказского комиссариата, но без успеха. Шаумяна, разумеется, арестовали бы в Тифлисе, но его охраняли вооружённые люди, в том числе сам Камо – а с ним шутки были плохи.

Националисты, эсеры и меньшевики теперь действовали единым фронтом, их поддерживали армейские соединения, лояльные командованию. На большевиков объявили охоту, задерживали и помещали под арест в Метехский замок (Тифлисскую тюрьму). Редакции большевистских газет разгромили. Шаумян попытался отправить телеграмму в Петроград, Ленину, но её перехватили. Тогда Шаумян попросил своего старого друга Камо лично поехать к Ленину и попросить помощи. Далее Шаумян призвал тифлисских большевиков перебираться в Баку. Тифлис был проигран.

В ноябре Анастас сидел в доме у Туманянов и, видимо, не предпринимал никаких активных действий: каждый день ожидал ареста. Он сумел встретиться с Шаумяном, и тот повторил рекомендацию, общую для всех: революционную борьбу в Тифлисе временно прекратить, уходить в Баку.

В биографической книге «Степан Шаумян» Дубинского-Мухадзе есть редкая фотография Анастаса Микояна тех лет: молодой мужчина с усами и богатыми армянскими бровями, взгляд весьма печальный. Он оказался в тяжёлой ситуации. Ему вот-вот исполнится 22. Тифлисский дом Туманянов давно стал для него родным. Отношения с Ашхен перешли стадию дружеских: они полюбили друг друга. Анастас мог остаться в доме Туманянов, пересидеть тяжёлые времена. Его бы прятали. Что ожидало его в Баку? Опять голод и ночёвки на столах, с пачкой газет под головой?

Но он выбрал Баку. Он хотел драться. В последних числах ноября он попрощался с Ашхен – как выяснилось, надолго – сел на поезд и уехал.

Он выбрался из Тифлиса чудом: уже в декабре начались перебои в железнодорожном сообщении, а в январе поезда вообще перестали ходить.

Глава 3

Бакинская коммуна

1

Оружие

В декабре 1917-го Анастас Микоян – снова в Баку. У него ничего нет, никакого имущества, кроме одежды, смены белья и револьвера «Кольт».

Одевается он в военную форму без знаков отличия, гимнастёрку и штаны, и фуражку. Обувь – сапоги или ботинки.

В те годы, когда грохотала огромная война, мужчины повсеместно носили военную форму, не только на Кавказе, повсюду в стране появились десятки тысяч демобилизованных. К 1917 г. многие военные склады были разграблены, имущество растащено или распродано. Гражданские теперь тоже носили шинели, галифе и гимнастёрки, – это была самая дешёвая доступная одежда, и вдобавок прочная. Военная форма без знаков отличия потом станет фирменным брендом любой диктатуры – начиная со Сталина, основавшего эту моду, видимо, навсегда. В сознании современного человека диктатор – это мужчина в военном френче, застёгнутом под горло.

Истоки этой моды, привычки одеваться в военную форму, лежат как раз в 1917 году, когда армия перестала воевать и начала деградировать. Военная форма считалась одеждой бедняков.

Началась зима, впереди – новый 1918 год.

Анастас – молодой парень, ему всего 22, но он уже много повидал. Окончил семинарию, воевал, учился в духовной академии, вёл революционную работу. Прочитал многие сотни книг на разных языках. Лично знает многих лидеров революционного движения на Кавказе. У него нет дома, нет собственности. Деньги на пропитание он получает из кассы партии. Он всегда голодный. Он не один – вокруг него сотни таких же, как он сам. Его разум воспалён: революция совершилась, мечты сбываются. Что будет дальше – знает только Ленин и руководство партии.