Страница 3 из 10
И когда налетел последний, стремительный порыв ветра, Метличка отпустила ветку.
Её кружило и несло над громадным лесом, и этот лес казался совсем низким; он был похож на траву, которую Метличка видела на берегах своего озера. Качался, вставал набок и переворачивался этот лес, похожий на траву, качалось и переворачивалось небо, и облака вдруг оказывались глубоко внизу. Ветер жутко свистел, выл, и Метличка уже не чувствовала своих крылышек, — может, они были сломаны...
Наконец, облака, что переворачивались и оказывались то внизу, то вверху, стали приближаться. Всё кругом затянулось клубящимся туманом, таким же, как на озере в часы рассвета. А ветер заметался, засвистел пронзительней, и странное эхо начало откликаться ему.
Проглянули сквозь туман остроконечные тёмные камни, Метличку бросило к ним, протащило по каменной стенке... И очутилась Метличка в неглубокой расселине.
Первое, что она ощутила, был холод. Нестерпимым холодом несло от тёмных камней, холодом сочился туман, и воздух, что поднимался снизу, тоже был очень холоден.
— Наверное, я попала туда, где зима... — сказала Метличка. — Но ведь я замёрзну! И ничего не успею увидеть!
Но всё-таки она увидела. Туман пополз вбок, начал сваливаться за гряду камней; пробились лучи солнца и осветили всё окрест. Выплыла из тумана гора с ледяной сияющей вершиной, открылись её склоны, далеко-далеко внизу показалось ущелье с водопадами.
А рядом с камнем, совсем близко от расселины, где пряталась теперь Метличка, белел снег.
Он сплошь укрывал каменистую землю и так блестел, так посверкивал на солнце, что больно было смотреть. Его ещё много было на склонах горы, и никогда Метличка не представляла себе, что могут быть на свете вот такие сверкающие снежные просторы...
— Скажите: здесь сейчас зима? — спросила Метличка крохотную чахлую Травку, прижавшуюся к камню.
— Зима, — ответила Травка. — К нам, высоко в горы, весна поднимается поздно...
— Как я вам завидую, — вздохнула Метличка. — Вы можете любоваться зимой сколько захотите!
— А я завидую вам, — прошептала Травка. — Вы можете улететь вниз. Туда, где давно началась весна!
— Это далеко?
— Нет, не очень. Но ведь я не могу летать, не могу ходить, и когда весна будет в двух шагах, я не сумею до неё дотянуться... Я могу только ждать. А вы летите, летите навстречу весне!
Метличка послушалась, расправила свои помятые, изломанные крылышки и полетела вниз. От камней, гревшихся на солнце, поднимались потоки воздуха, они подхватывали Метличку, поддерживали, помогали её крылышкам, несли дальше и дальше.
Метличка увидела, что в снегу появляются проталины, затем она увидела ручьи, прыгавшие с камня на камень, а затем земля вдруг сделалась разноцветной. На этой чёрной, мокрой земле загорелись огоньки красные, огоньки жёлтые, огоньки голубые... И Метличка догадалась, что это весенние цветы.
Она опустилась на лужайку, всю золотую от звёздочек Гусиного Лука. Плясали над цветами бабочки, заливались птицы в кустах, ручьи перебулькивались. И так всё радовалось кругом, так веселилось, что и спрашивать не стоило — конечно же, тут хозяйничала красавица весна...
— Как я вам завидую! — опять сказала Метличка, глядя на яркие звёзды Гусиного Лука. — У вас замечательно, у вас необыкновенно красиво! И вы можете любоваться весной сколько захотите!
— Нам некогда любоваться! — сказал Гусиный Лук. — Мы все торопимся. Здесь такое короткое лето. Надо успеть отцвести, вырастить семена, да ещё в луковице запасы накопить. На зиму. Еле-еле успеваем... Позавидовать можно тем, кто живёт в долине. У них такое чудное, такое длинное лето!
И Гусиный Лук добавил, что если бы Метличка увидела это длинное, это неторопливое лето, она бы поняла, где надо жить. Но увы, он. Гусиный Лук, не может перебраться в долину. Он может только пожелать Метличке счастливого пути...
И Метличка полетела дальше. Она видела, что всё зеленее и гуще делается на склонах трава; она замечала, что перестают петь птицы — теперь они сидели в гнёздах, выводили птенцов. И всё теплей, всё жарче становилось; Метличку разморило от горячего воздуха, она чуть шевелила крылышками.
Опустилась она в лугах, в перепутанную душистую траву. Дрожало над лугами знойное марево, звон стоял в траве. Может быть, это звенели пчёлы, может быть — синие колокольчики Горечавки, а может быть — сам воздух звенел...
— Как я вам всем завидую... — разморённо проговорила Метличка. — Действительно, вашему лету конца не видать. И какое же счастье — любоваться бесконечным летом!
— А мы давно мечтаем об осени! — сказала Горечавка, качнув синими колокольчиками.
— Разве осень лучше?
— Не в этом дело. Всё лето мы заботимся о семенах — чтобы их побольше завязалось, чтобы они все уцелели, чтобы не вышло пустышек. И мы не перестанем беспокоиться до тех пор, пока наши дети не расселятся по всему лугу, не найдут подходящие местечки для житья. А это будет лишь осенью... Я ужасно завидую тем, кто живёт на сухом холме. Видите, там уже деревья желтеют? Осень туда приходит раным-ранёшенько! Вы просто не представляете, что за покой, что за счастье наступает осенью!
Не хотелось Метличке улетать с летних лугов. Да и сил у неё оставалось мало. Но тут вновь подул ветер. Теперь он потянул в обратную сторону — от горы к долинам и лесам, — и Метличка не стала прятаться в траве. Мягко подхватил её широкий, тёплый ветер, пахнувший травами, — и вот уже позади остались луга, и река скользнула внизу, и бурые, выгоревшие холмы очутились рядом.
Да, они тоже были прекрасны. Они пестрели своими красками — особенными: каждый листок желтеющего дерева не был похож на соседний. И краски были спокойные, мягкие, усталые. И тишина была на этих осенних холмах.
— Да, — утомлённо и почти без зависти прошептала Метличка. — Здесь даже мечтать не захочется... Какая у вас благодать!
— Благодать у нас будет зимой! — сказал лысенький, сморщенный Одуванчик.
— Зимой?!
— Разумеется! Наступит зима, укроет снегами землю. И наши разлетевшиеся семена укроет... И мы будем уверены, что они уцелеют до будущей весны...
«Как странно! — подумала Метличка. — Я видела зиму, весну, лето и осень. Они красивы, они восхитительны! Я бы осталась жить, если бы смогла, в любом времени года... Но все, с кем я говорила, этого не хотят. Зимой ждут не дождутся весны. Весной мечтают о лете. Летом торопят осень. А осенью опять ждут не дождутся снега... Очень странно. Неужели так ведут себя и травы, и деревья, и птицы, и звери?»
И Метличка вспомнила всех, с кем говорила, и вдруг поняла, отчего зимою можно торопить весну, а осенью — зиму. Ей сделалось тоскливо, горько и страшно. Так страшно, как не было за весь длинный день, за всю её короткую жизнь.
Она поднялась над холмом и полетела, полетела из последних сил — туда, к лесу, к поляне, к далёкому озеру, где кружились её сестры-метлички.
И если бы сейчас ветер дул навстречу, она полетела бы против ветра — всё равно полетела бы на своих изломанных, истрёпанных, измятых крылышках. А если бы крылышки перестали двигаться, она поползла бы по земле.
Она уже не думала о том, какая у неё коротенькая жизнь. Теперь она хотела даже, чтобы день кончался скорее, чтобы скорее наступал вечер и солнце скорее зашло.
Потому что вечером она должна опуститься под воду и отложить яички, из которых на будущий год выйдут на свет молоденькие нежнокрылые подёнки. Её дети. Надо было скорей это сделать. И рядом с этим её собственная жизнь уже не значила ничего.
Опять, как поутру, качался и переворачивался лес, переворачивалось небо, облака оказывались то наверху, то внизу. А Метличка упорно махала крылышками и умоляла ветер, чтобы он дул сильнее, и торопилась, торопилась... Хотя уже ясно было, что до родного своего озера ей не долететь.
Она запуталась в ветвях того самого Дуба, на который попала утром. Отчаянно барахталась она в плещущих листьях, и плакала, и просила ветер, чтобы он помог ей. И опять старый Дуб различил в лесном шуме её слабенький голос.