Страница 2 из 55
Сейчас же Елизавета Андреевна надеялась получить преференции. С шумом хлопнула папкой с документами по полированной поверхности стола, заставив зашевелиться находящиеся на столе листы бумаги, не ожидавшие такого подвоха.
— Вы, Михаил Александрович, самый бессердечный босс из всех, кого я только знала!
— Вы знали всего лишь одного босса до меня, — лениво парировал Буров.
— И этот босс был гораздо гуманнее!
— Это его выбор. Я говорю «нет», — не дожидаясь, когда его введут в курс дела, жёстко отказал Буров. — Мы с вами подписали контракт.
Проблема зрела давно. Разумеется, он знал, что Елизавета Андреевна сейчас не успокоится, его отказом не ограничится, но решил хотя бы попробовать изменить её Путь. Намекнуть, дать шанс одуматься, чтобы развернуть цепь событий в лучшую для неё вероятность. Хотя, в общем-то, не всё ли равно? Нет такой уж существенной разницы какой дорогой идти, если пункт назначения единственный. Он для каждой души одинаковый, разница лишь во времени, которого по определению вечность.
Буров знал многое о суетности этого мира, в котором привык находиться вот уже пятнадцатую по счёту жизнь. Или шестнадцатую? Да и есть ли смысл считать? Этот мир Бурову нравился и менять его на другой он пока не планировал, как не собирался сейчас уступать порядком раздражённой особе.
— Да, Михаил Александрович! Подписали. Но я так больше не могу! Сколько можно на себе всё тащить?
— Должность моей секретарши никогда не была лёгкой, Елизавета Андреевна. И вы прекрасно это знали, когда соглашались на сделку.
— Но не настолько же! — искренне возмутилась Пивнова. — Я вам что? Вьючная лошадь? Ослица?
Буров откинулся в кресле, задумчиво закусил краешек простого карандаша, которым до этого что-то чертил на бумаге, а затем так же задумчиво скользнул взглядом по напряжённо застывшему телу Елизаветы Андреевны. Всё же сиреневый драп женщину немного старил, но говорить об этом помощнице Буров не собирался. Его мнения никто не спрашивал, свои вкусы он не навязывал и сам не терпел, если ему пытались что-либо подсказать. Особенно из благих намерений. Этими уж точно вымощена дорога в ад для превалирующего большинства, а для Бурова такая «помощь» являлась досадной помехой. Или, если хотите, сотрясением воздуха по пустякам. Свои проблемы он всегда решал сам.
— Ну... Лошадью назвать вас нельзя, — убийственно спокойным тоном произнёс Михаил. — И на ослицу вы не похожи. Если уж так хотите отдохнуть, то... Вас дополнительный день отгула устроит?
— Конечно, нет! Мне нужен отпуск, в котором я почти год не была! Мне нужны десять дней.
— Отпуск вы не получите. Контрактом не предусмотрено.
— Вы...
— Бездушный. Я помню, — договорил за помощницу Буров, вспомнив её любимые ругательства. — Сердца нет. Чёрствый сухарь. Может, скажете уже что-то новенькое?
И с интересом прищурил глаза, следя за тем, какая наступит реакция. Елизавета Андреевна фыркнула, её и так широкие ноздри на миг ещё сильнее раздулись. Она не хотела отказа и приготовилась воевать.
— Новенькое? Тогда, может, смените меня на другую?! А что? На молодую и глупую! А я... Возьму и уволюсь! Сейчас же!
— Потеряете компенсацию.
— Мне уже всё равно! Если меня здесь не ценят!
Режим жертвы внезапно включился, и теперь Елизавета Андреевна решила себя пожалеть. Всё, что для этого нужно — обвинить зловредного шефа в том, что именно он испортил ей жизнь, полностью сгноив на работе. Конечно же, она тайно мечтала, что Буров сжалится, начнёт её уговаривать, сетовать, как не хочет потерять ценный кадр. А вишенкой на торте станет его уступка – признание её заслуг и столь необходимый отпуск, который Елизавета Андреевна решила потратить на поездку к подруге на дачу. Воспользоваться её приглашением, взять с собой любимых кошек, насладиться тишиной и спокойствием, попивая чай с бергамотом, а то и сухое вино, сидя в кресле на уютной веранде. Неделя за городом сулила замечательный отдых, погода обещала быть тёплой.
Буров мог пойти на уступку, в общем-то ничего не теряя, решить проблему единственной фразой, закончив весь балаган, но... Так было бы слишком скучно. Случись у Елизаветы Андреевны что-то серьёзное, она пришла бы с другим настроением. Не требовать, но просить.
Да и этот нюанс был не главным.
Год работы в бюро ничему эту заблудшую душу так и не научил, что весьма удручало. Вернее, могло вызвать сочувствие, если бы Буров не знал, что Елизавета Андреевна очень любила страдать. С присущей ей вкусом и жадностью. Сколько раз этому духу понадобиться поменять тело, характер, чтобы понять нечто главное? Этого Буров не знал, но не считал нужным и важным что-либо сейчас объяснять.
— Вы уверены?
Стылым льдом повеяло от сухого вопроса, и Пивнова внезапно замялась, неосознанно приблизившись к одному из поворотных моментов. Очередной перекрёсток на очередной линии жизни. Любой Дух, даже временно спящий, всегда знает о грядущих событиях, но именно в такие минуты ему оказывает сопротивление Эго. А вот оно уже встречает предчувствие выбросом гормонов и паникой, понимая, что предстоят перемены.
Наступившая пауза отчётливо показала борьбу. Что же сейчас победит? Ответственность или гордыня? И чаша весов с эго упала.
— А что мне ещё остаётся?
Вызов в голосе, щёки, мгновенно изменившие цвет.
— Я устала! Вы меня совершенно не цените! Я прошу всего лишь маленький отпуск, но натыкаюсь на стену! Неужели. Так. Сложно. Найти мне замену. На месяц! Ну хотя бы на две недели! Любой в бюро справится с моей работой!
— Насколько тогда ценен работник, если с его обязанностями справится кто угодно в бюро?
Елизавета Андреевна тихо булькнула, пытаясь найти оправдания, не нашла и замолчала, тут же налилась смоляной тяжестью, закипела черной нефтью внутри. Буров ждал, лениво покручивая в руке карандаш. На противоречие ответа не было, хотя возразить очень хотелось. Пивнова хорошо понимала, что ее истеричный наезд будет расценен как бессилие, а выброс негативных эмоций с гораздо большей вероятностью приведет к непоправимому. А так оставалась надежда, что всё образуется, и вера в незаменимость.
— По условиям контракта вы обязаны отработать две недели, — сухо сообщил Буров. — За это время передадите дела. Жду от вас заявление по собственному желанию. И разместите вакансию.
— Как скажете, Михаил Александрович. Я крайне разочарована! В своей работе и в вас!
Буров хмыкнул. Что ж, всё вполне предсказуемо. Нет ничего удивительного, что эго вновь обратилось к гордыне. Гордыня не позволит принять, что манипуляция не удалась, а битва глупо проиграна.
На лице секретарши обозначились больше обычного скорбные носогубные складки, поджались тонкие губы, заплескалась обида в глазах. Весь вид Елизаветы Андреевны буквально кричал о трагедии. Заслуги не оценены по достоинству, снова не захотели прислушаться. Любой другой на месте начальника должен был испытать острое чувство вины.
Буров лишь усмехнулся и почему-то подумал, что первым делом помощница побежит в дамскую комнату, где хорошенько расплачется.
Испытывал ли он сожаление? Нет. Незаменимых людей не бывает. По ушедшему страдает Эго, не желая отпускать то, к чему привыкает. Особенно — удобство и выгоду.
Так уж повелось, что эмоции для людей как наркотик, заставляющий этих несчастных искать новые и большие дозы. Люди любят страдать. Цепляются за плохое, со страхом ждут неизвестность. Мучаются, теряя хорошее, не умеют его отпускать. Не ценят своё настоящее. Оно их почему-то не радует. Боятся будущего. Мало кто верит в способности им легко управлять.
Сострадал ли он Елизавете Андреевне? Отчасти. По крайней мере, пытался. Буров видел причины и следствия, делал выводы о тех, с кем общался и помогал… спотыкаться на пути к совершенству. Уроки так лучше усваиваются.
Безусловно, Елизавета Андреевна уставала, выполняя обязанности, ей хотелось больше внимания, она хотела, чтоб ей восхищались. Как и многие люди она хотела меньше работать, но при этом хорошо зарабатывать. Её ожидания росли как на дрожжах, пока не стали противоречить условиям. Пивнова о них просто забыла. Ей понадобилось примерно полгода, она додумала что-то своё, затем решила на него надавить и, конечно, ошиблась.