Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 4



Гордей Юнов

Гнездо Феникса

1

Любите ли вы дачу так, как любили её многие люди ушедшей советской эпохи? Нет? А вообще, есть ли у вас хотя бы шесть соток?

Вот у Андрея были и шесть заветных соток, и дачный домик на этом крошечном участке, но дачу он совсем не любил. Вернее, так: в детстве очень любил, но постепенно год за годом любовь таяла и, в конце концов, полностью сошла на нет. Последний раз он был на даче года три назад, и не ездил бы туда, наверное, ещё столько же. Но внезапно в жизни очень многое изменилось, и не только в жизни самого Андрея, но и всей страны. Великая держава разрушилась, жизнь кардинально поменялась, и для многих в стране наступили тяжёлые времена.

НИИ, в котором Андрей преданно отработал много лет с самого окончания института, стал никому не нужен. Цены вокруг росли бешеными темпами, а зарплата почему-то нет. И наконец настал момент, когда бОльшую часть инженеров и техников НИИ «попросили» пойти в отпуск за свой счёт на неопределённый период. И перед Андреем встал вопрос, на что жить дальше. Жена Татьяна пока ещё работала, но и ей зарплату выдавали через раз, а лежавшая на сберкнижке немаленькая, казалась бы, сумма почти мгновенно превратилась в пшик.

В надежде перекантоваться некоторое время, пока не подвернётся какая-нибудь денежная работа, Андрей решил продать что-нибудь дорогое и не очень нужное. Выбор стал между старой отцовской «Волгой» и ещё более старой родительской дачей. Рассудив, что в случае чего, машину ещё можно было бы использовать для подработки, Андрей с Татьяной решили продать дачу.

Разместив в газете объявление о продаже дачи и оставив Татьяну дома отвечать на возможные звонки, Андрей поехал проверить, а цела ли вообще дача, и есть ли что продавать. Татьяна должна была пойти в очередной отпуск только через три недели, потом отвезти дочку Ирину к своим родителям в деревню Любини, а затем уже приехать к мужу на дачу, если к тому времени её ещё не получится продать.

И вот тёплым июльским вечером старенькая «Волга» въехала в покосившиеся деревянные ворота старой дачи на Карельском перешейке. Дачный домик был на месте, но Андрей сразу понял, что в таком виде дачу никто не купит за нормальные деньги и ему предстоит в ближайшие дни, а может быть недели, проделать много работы, чтобы привести запущенное хозяйство в более-менее приличный вид.

– Андрюшка, ты, что ли? –радостный мужской возглас раздался у Андрея за спиной, когда он закрывал ворота после того, как загнал машину во двор.

Андрей оглянулся, у калитки дома напротив стоял седой высокий старик в резиновых сапогах, милицейских штанах и матросской тельняшке.

– О, дядь Толь, добрый вечер, – мужчина вышел на дорогу, – Как поживаете?

Анатолия Викторовича Самохвалова молодой человек знал с детства. Дядя Толя жил бобылём, дружил с его отцом и раньше, когда родители Андрея были живы, чуть ли не каждый вечер гостил у них в доме: пили чай, разговаривали, играли в домино и лото.

– Отлично поживаю, Андрюшка, – жизнерадостная улыбка всегда была визитной карточкой дяди Толи, – ты надолго, или так заскочил?

– Да вот, дядь Толь, приехал подготовить дом для продажи, – Андрей махнул рукой в сторону своей дачи, – после смерти родителей как-то меня сюда больше не тянет.

– Ну, что ж, – кивнул старик, – может быть, оно и правильно. Жизнь дала крутой крен, у нас тут тоже всё поменялось, много новых людей понаехало, странных и непонятных. Раньше-то тут как хорошо было, тихо, спокойно, а теперь… Эх… Я тоже подумываю отсюда куда-нибудь свалить, неспокойно здесь стало.



– А что за новые люди? – Андрей немного удивился. – Шумят, что ли, сильно?

– Нельзя сказать чтобы сильно шумели, – дядя Толя поморщился, – но… В конце улицы два дома какая-то секта купила, то ли кришнаиты, то ли чего похуже. На соседней улице целитель поселился, типа Чумака, исцеляет всех подряд прикосновением рук, особенно к женщинам любит прикоснуться во всяких местах, ну сам понимаешь. А чуть дальше – коллега его, Арина-Ясновидящая, к ней тоже паломники целыми электричками приезжают. Сам знаешь, народу сейчас тяжело живётся, вот они ко всяким магам и шарлатанам потянулись.

– Ну, дядь Толь, Вы же знаете, у меня тоже особая шарлатанская дача, – усмехнулся Андрей.

– Да, знаю я это ваше шарлатанство, – старик улыбнулся, – Мишка, батя твой, всё кичился этим кругом в задней комнате, якобы раз в сто лет там птица-феникс возрождается. Да только чушь всё это. Здесь до революции дача Юсуповых была, а эти князья любили побаловаться всякой бесовской хренью. В войну-то тут почти всё вокруг сгорело, а после войны трудящимся выделили новые участки, так твой дед увидел на старом Юсуповском фундаменте какой-то круг и решил его оставить. Прямо на нём свой дом и поставил, даже обгорелые доски сохранил, как он тогда говорил – для истории. Никто никогда в этом круге ничего странного или сверхъестественного не видел. Единственная его необычная особенность – не отмывается он ничем, ничто его не берёт.

– Вот видите, есть в нём всё же странность и привлекательность… – Андрей подмигнул старику. – Как думаете, дядь Толь, может, мне в связи с наличием в доме такого модного нынче артефакта цену повыше запросить? Народ ведь теперь тянется ко всем этим магическим штучкам.

– Если бы ты знал, как этими магическими штучками пользоваться, то, может быть, можно было бы цену и приподнять, – покачал головой старик, – а так – это просто нарисованный чем-то непонятным круг, кто-то вообще посчитает это неотмываемой грязью на старом прогнившем полу.

– Ладно, пойду я, дядь Толь, посмотрю, что там вообще в доме делается, не развалился ли он ещё внутри.

– Да чего ему сделается, – махнул рукой дядя Толя, – дед твой хороших умельцев нанимал, они добротно построили. Пусть и деревянная хоромина, но ещё сто лет запросто простоит. Ты, если надолго приехал, заходи ко мне иногда, чайку попьём.

2

Дом внутри был вполне пригоден для жилья. Кое-что подделать, конечно, надо было, но всё же внутри было намного лучше, чем снаружи, где северная погода за годы изрядно подпортила антураж. Андрей, конечно же, прошёл и в заднюю комнату. Главная загадочная достопримечательность дома, круг из несмываемого пепла на старом деревянном полу, была на месте. Возможно, дядя Толя был прав, и этот полутораметровый в диаметре круг из странного материала, въевшегося в деревянный пол, был просто какой-то шуткой полоумных князей, но молодого человека с детства притягивал этот странный артефакт. Маленьким он очень любил сидеть на полу внутри круга, в такие минуты он мыслями уносился куда-то очень далеко в дальние неизведанные дали.

И теперь воспоминания нахлынули на Андрея. Он снял кроссовки, вошёл в круг и сел, как в детстве, ровно по центру. Закрыв глаза, молодой человек попробовал отрешиться от всех невзгод последнего времени, уплыть далеко, в своё безмятежное детство.

Сколько времени Андрей так просидел? Может, час, может, чуть больше. Тридцать три года жизни пробежали перед его мысленным взором. Были в этой жизни и счастливые моменты, и странные, мистические эпизоды, вполне вписывающиеся в антураж волшебного круга феникса.

Из состояния забытья молодого человека вывел стук в дверь. «Странно, я, кажется, ворота запер, – подумал Андрей, идя к двери, – хотя, боковую калитку я не проверял».

Нельзя сказать, что, открыв дверь, мужчина сильно удивился. Таких людей в городе он в последнее время часто встречал. Обычно они ходили вдвоём и пытались всучить доверчивым прохожим что-то из «слова божия». К каким сектам эти бесчисленные проповедники относились, Андрей не понимал, так как никогда религией не интересовался и всегда молча отворачивался от надоедливых приставал, ускоряя шаг.

Впрочем, эти две девушки были немного другими, они не очень были похожи на «сестёр божьих», скорее в них что-то было от кришнаитов, наверное, одежда: бесформенные яркие сарафаны, похожие больше на балахоны. Андрей сразу понял, что к нему пожаловали новые дачницы из секты с конца улицы, о которой говорил дядя Толя. Девушки были немного похожи: одинаковые длинные цветастые балахоны, длинные русые волосы, завязанные в хвост, тонкие лица совершенно без макияжа, только одна была пониже и помоложе, а другая посимпатичнее, причём отличалась вторая какой-то изысканной, старинной, можно даже сказать, аристократической красотой.