Великан

В дни, когда он был очень молод, ему довелось выступать в одном из самых прекрасных театров мира. Поэты разных стран, призванные и мобилизованные революцией, читали со сцены свои стихи. Все страны были выстроены по алфавиту. Именно в силу этого поэту-турку предстояло выступать одним из последних. Порядок был таков, что сначала стихотворение читалось на том языке, на котором оно было написано, а затем кто-то из русских поэтов представлял его перевод.

Глядя в этот уже полупустой зал, он понимал, что ему надо не просто пробудить сидящих здесь, но и вернуть тех, кто ушёл в фойе. И тогда он принял решение прочитать своё новое стихотворение. Совсем не то, которое уже перевели на русский язык и внесли в про грамму этого вечера.

Новое стихотворение было прекрасно. В нём была столь мощная энергетика, что она завораживала. Сама внутренняя мелодия этих строк обладала той фантастической энергией, что позволяла ему бросать слова в этот зал, как гранаты, как мячики, как плоды своей родной земли, способные одним своим видом пробудить в людях неистовую жажду жизни. Когда он закончил читать, зал был почти полон. Ему аплодировали стоя. Ведь в этом зале только что отзвучала завораживающая музыка истинной поэзии, которая не могла никого оставить равнодушным. Ошарашенному поэту-переводчику он в качестве извинения всего лишь смущенно сказал:

– Попробуй объяснить им всё. И обязательно про читай то, что ты уже перевёл.

Прошло немало лет прежде, чем поэт понял, что в его поэтическом оркестре слишком громко звучат трубы и литавры. Тогда он вернул в свою лирику голоса скрипок и флейт. После всего этого он вдруг в одночасье, как по волшебству, почувствовал себя наследником той поэтической культуры, которая вобрала в себя опыт всей ближневосточной поэзии. В ней всегда всё было так сложно и запутано. У него на родине считали арабский язык самым великим и самым благозвучным из всех существующих. Всё это было предопределено тем, что он являлся языком Корана. И присущая этой священной книге великая сила практически лишала права на успех любые стихи на арабском языке.

Персидский же язык всегда считался сладчайшим из языков. На нём писал великий Руми. Ареал существования персидской поэзии был огромен. Караваны ведь перевозили по Шёлковому пути не только товары, но и рукописи тех великих поэтов, чья слава формировалась наличием множества их поклонников в разных странах, лежащих на пути этих локомотивов пустыни.

При этом существовал огромный пласт поэтической культуры на турецком языке в виде преданий, сказаний, дастанов. Его страна была уникальным краем, где неграмотные крестьяне могут знать огромное количество стихов. Это была та великая культура устного творчества, которая лежит в основе любой национальной культуры. Она составляла суть творчества сказителей, в котором день сегодняшний гармонично переплетался с далёким прошлым. И она всегда отражала в себе тот заветный посыл как традиций, так и дня сегодняшнего. И всё это, как бесценный национальный архетип, надо было обязательно донести до будущих поколений. Себя он считал всего лишь звеном той цепи, что связывает воедино поэтическую память его народа.

Он писал свои стихи не по-арабски, не по-персидски, а по-турецки. Но это был совсем не тот турецкий язык, который он впитывал в себя с самого детства. Это был язык обновлённый и обогащённый в его поэтической мастерской. Уже потом, будучи отлучённым от своего родного языка, он яростно, с невиданной решимостью и огромной энергией будет исполнять своё пред назначение и создавать тот язык, который в конечном итоге и станет современным турецким языком.

Ему не раз говорили о том, что он поэт от бога. И весь был пронизан той огромной ответственностью за судьбу своего родного языка, которая присуща лишь избранным. Тем, кого сам Всевышний назначает хранителем слова.

Ему не довелось увидеть всё то, что он создал за все эти годы своего упорного труда, уже изданным на турецком языке. Так уж сложилось. Многое было утеряно. Уничтожено порой им самим, чтобы это не попа ло в руки полиции и не стало очередным поводом для новых обвинений в его адрес. Однако и того, что было когда-то напечатано или создано им после тюрьмы, вполне хватало на то, чтобы стать солидным многотомником.

После того как его не стало, такое собрание его сочинений всё же выпустили. Не в Турции, но на турецком языке. Турецкая диаспора в Болгарии, когда-то бывшей в составе Османской империи, получила великолепный подарок. Но никто и никогда не смог бы ввезти в Турцию эти книги. Это каралось законом. Тем самым знаменитым законом, что носил его имя.

Над ним порой посмеивались, когда он говорил о том, что в каком-то стихе или в пьесе отражён он сам. Думали, что это всего лишь публицистический приём, позволяющий ему вслед за многими писателями отождествлять себя со своими героями. Но это не было ни приёмом, ни тем скрытым кокетством, что присуще всем поэтам. Его реальной жизнью было именно то, что он писал. А события его обыденной жизни были всего лишь фоном для его творчества.

Мечты и реалии

Как-то в Париже один из его друзей поведал ему о том, что в Европе самой большой популярностью пользуется весьма необычный анекдот о нём. Одновременно и смешной, и страшный.

– Говорят, что как-то у министра обороны Турции спросили о том, что бы он сделал, если бы вдруг перед ним оказался самый великий поэт его страны?

– Сначала я бы убил его за то, что он коммунист. А потом сидел бы и всю ночь напролёт горевал бы о том, что умер мой любимый поэт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.