Страница 8 из 17
— Угу, — кивнул я. — Детский сад, ей-богу. Неужели действительно думала, что я на это поведусь?
Витман как-то странно взглянул на меня.
— А какого ещё поведения, скажите на милость, можно было ожидать от юноши, которому недавно сровнялось семнадцать лет? Возраст, когда для того, чтобы потерять голову, иной раз достаточно просто взять девушку за руку? А вам, насколько понимаю, предлагалась, гхм… отнюдь не рука.
Я вспомнил обнажённую Луизу. Усмехнулся:
— Отнюдь.
— Ну, вот. Того, кто охотился на вас, в очередной раз подвела самонадеянность. Убедившись в том, что огнём и мечом вас не взять, он решил пустить в ход иной метод. И на этот раз выдвинул уже не пешку, вроде фальшивой Агнессы, а серьёзную фигуру. Фрейлина императорского двора — это не шутки, в ход пошла, так сказать, тяжелая артиллерия. Однако вашему врагу снова не повезло. Чары госпожи фон Краузе на вас не подействовали. После того, как стало ясно, что Луизе вы не по зубам, вас с помощью того же портала выкинули на Изнанку. И тут уже на сцену вышел сам кукловод. Верно?
Я кивнул. Витман развёл руками:
— Что ж. О том, что было дальше, расспрашивать не буду.
— Кристина рассказала?
— Да.
«Хорошо, — мелькнуло в голове. — По крайней мере, изобретать ничего не придётся. Хотя обсудить этот вопрос с Кристиной не мешало бы. Нам нужно придерживаться одной версии».
— Ясно, — кивнул я. — Так что там с Луизой?
Витман вздохнул.
— Примерно то же, что и со всеми предыдущими куклами.
— Молчит?
— Увы. Она онемела. В буквальном смысле слова. А когда мы попытались заставить её дать показания письменно, у госпожи фон Краузе отнялись обе руки.
— А кто выступил инициатором того, чтобы меня награждала именно она? Этот след вы проверили?
— Разумеется. Но и тут, к сожалению, порадовать нечем. — Витман покачал головой. — Кандидатуру госпожи фон Краузе предложила лично государыня императрица. Как сказали Её величество в разговоре со мной, заливаясь слезами — искренне хотели, чтобы вам, спасителю её дочери, было приятно.
Я усмехнулся.
— Ну… В утешение Её величеству можете сказать, что до определенного момента мне действительно было приятно.
— Непременно передам, — кивнул Витман. — Однако, шутки в сторону. Признаться, мне страшно не хочется отпускать вас в Париж. Сейчас для этого, прямо скажем, не самый подходящий момент. Мы ведь доподлинно знаем, что враг находится здесь, в Петербурге.
— Мне тоже не хотелось бы уезжать, — кивнул я. — Враг ясно дал понять, что готов перейти к решительным действиям. В момент, когда это произойдёт, я хочу находиться здесь, а не за тридевять земель.
— Однако и не поехать вы не можете. Это вызовет массу кривотолков, а терять лицо вам сейчас нельзя.
— Согласен.
— Что ж, значит работаем с тем, что есть. Тем более, что, если помните, одна из ниточек ведёт именно в Париж.
— Помню. Федот описывал парижскую улицу. Надеетесь что-то из этого вытянуть?
Витман поморщился.
— Надеюсь — слишком громко сказано. Но попытаться определенно стоит. Чем чёрт не шутит, вдруг вам попадётся зацепка, указывающая на личность врага… Работать будете вместе с Кристиной. Она прожила в Париже не один год, знакома и с городом, и с некоторыми нашими сотрудниками. Инструкции получите непосредственно перед отбытием. А до того момента — убедительно прошу вас вести себя максимально осмотрительно.
— Приложу все усилия, — пообещал я.
— Уж постарайтесь. Делу ваш отъезд, конечно, не на пользу. Однако стоит признать, что в вашем нынешнем положении отбытие за границу — один из самых разумных вариантов поведения. Я имею в виду анонимку, переданную императору, — пояснил Витман. — Мы, разумеется, приняли все меры к тому, чтобы информация об этом не распространялась, но шила в мешке не утаишь. И, как вы недавно убедились лично, в ближайшем окружении императора полно людей, желающих ему добра. Разумеется, в их понимании этого слова.
— Вы сейчас — о начальнике стражи? — уточнил я.
— Именно, о господине Милорадове. Поверьте, он не единственный — такой ретивый. Я ни на миг не погрешу против истины, если скажу, что государя в нашей стране боготворят. Это относится ко всем слоям населения, от полуграмотных крестьян до великосветских вельмож. Императора и его семью любят искренне, от всего сердца. А теперь вообразите на минуту, что вам — обычному придворному, не посвященному в перипетии отношений между государем и неким Константином Барятинским, — становится известно, что жизни цесаревича угрожает опасность. И избавиться от этой опасности можно сравнительно просто — физически устранив Константина Барятинского. Вы, искренне преданный Его величеству придворный, понимаете, что государь, чьи милосердие широко известно, на такое устранение не пойдёт. Но, спрашивается, что мешает вам помочь Его Величеству решить эту проблему?
— Да, в общем-то, ничего, — рассудил я. — Ну, за исключением того, что Константин Барятинский будет сопротивляться.
— И умеет это делать превосходно, — кивнул Витман. — Однако о ваших боевых талантах, Константин Александрович, осведомлены немногие люди. Для постороннего взгляда вы, семнадцатилетний мальчишка — лёгкая мишень. И я уверен, что рано или поздно кто-нибудь из окружения императора не постесняется этим воспользоваться.
— С исключительно благородными намерениями, — кивнул я.
— Ну, разумеется. С какими же ещё. Поймите правильно, капитан — я уверен, что вы сумеете за себя постоять. Но…
— Но разгребать это всё потом — вам, — кивнул я. — И лучше, конечно, мне сейчас свалить с глаз долой и не отсвечивать — дабы не провоцировать разных хороших людей на благородные поступки.
— Рад, что мы услышали друг друга, — кивнул Витман. — И в очередной раз поражаюсь вашему хладнокровию.
Я пожал плечами:
— Я не любитель бегать по потолку. Предпочитаю решать проблемы по мере поступления.
— Отрадно слышать. Предполагаемое время вашего отъезда — через неделю. Точную дату сообщим дополнительно.
Поезд под названием «Норд-Экспресс», сообщение Санкт-Петербург — Париж, отходил с Балтийского вокзала поздно вечером.
Дед поехал меня провожать — как ни пытался я его убедить, что этого делать не нужно. И теперь он с изумлением смотрел на Корицкого, который стоял на перроне рядом с мужчиной и женщиной средних лет — отцом и матерью, видимо.