Страница 15 из 17
Это слово в разговорах курсантов мелькало нередко. Знаменитый Парижский университет, один из самых старых в Европе.
— Ну, логично. Мы же будем бороться с командой парижского университета — вот нас сюда и привезли.
— Нет, ты не понимаешь, — почти простонала Кристина. — Это же… Это же Сорбонна! Колыбель европейского образования, второй по старшинству университет в мире! А вокруг — Латинский квартал. — Она обвела руками. — Я жила в Париже в последние годы, перед тем, как вернуться в Россию. Мне было уже почти шестнадцать лет, но гулять здесь моя гувернантка не позволяла. Мы с ней прогуливались только по Люксембургскому саду, на улицы квартала не выбирались.
— Почему? — заинтересовался я.
Кристина потупилась.
— Н-ну… У этих мест не лучшая репутация. Здесь с незапамятных времен жили студенты, селились поближе к университету — оттого и название «Латинский квартал». Студенческая вольница, нравы — соответствующие. За несколько веков ничего не изменилось.
— Пьянки-гулянки, — сообразил я. — Заведения сомнительного толка, дамы сомнительного поведения, и всё такое прочее… Не лучшее местечко для благовоспитанной барышни, согласен.
— Да, — вздохнула Кристина. — А ещё в паре кварталов отсюда — вход в катакомбы.
— Катакомбы? — удивился я.
— О, ты не слышал о них? Это сеть подземных каменоломен, там ещё при римлянах начали добывать камень, из которого строили город. Париж рос, каменоломни тоже росли, и в итоге оказалось, что часть города стоит над огромным запутанным лабиринтом. Для того, чтобы не проседали постройки, подземные галереи специально укрепили. А лет двести назад было принято решение перенести в катакомбы останки умерших с городских кладбищ. Парижу ведь — больше двух тысяч лет, представляешь, сколько людей за это время похоронили на территории старого города? Их останки пропитали землю так, что вблизи кладбищ скисало молоко и вино, болели люди. Даже маги едва справлялись с эпидемиями. Поэтому городские кладбища решили закрыть, а останки захороненных перенести в катакомбы. Угадай, сколько их было?
— Если городу больше двух тысяч лет, и этот город — столица… — я задумался. — Миллиона четыре?
— Шесть, — сказала Кристина. — В катакомбах лежит около шести миллионов скелетов. Если верить фотографиям, то там, внутри, целые стены, выстроенные из костей и черепов.
— Если верить фотографиям? — переспросил я.
Кристина понурилась.
— Я не была в катакомбах.
— Дай, угадаю, — хмыкнул я. — Это тоже — зрелище не для благовоспитанной барышни, так?
— Именно.
— А то, что эту барышню с детства готовили к работе в контрразведке…
— Для моей мамы это не имело значения. Они с отцом вообще постоянно ссорились из-за моего воспитания. Отец говорил, что от меня не нужно прятать тёмную сторону жизни, а мама возражала, что эта сторона рано или поздно сама меня найдёт. И лучше поздно, чем рано. До тех пор, пока она может оберегать меня от всякой неприглядности, будет оберегать.
— Насколько понимаю, в битве за твой невинный разум победила мама?
— Да.
— Соболезную. И тебе, и отцу… Теперь ясно, почему госпожа Алмазова старшая запретила мне произносить при ней имя господина Витмана.
Кристина фыркнула и отвернулась.
А из такси между тем выгрузили наш багаж.
— Прошу за мной, дамы и господа, — сказал по-французски один из сопровождающих. — Дальше мы прогуляемся пешком, тут недалеко. Основные корпуса студенческого кампуса находятся не здесь, но исторические здания тоже сохранились. Сейчас в них — отели. Вы будете жить там, где учащиеся Сорбонны селились на протяжении многих столетий! Прошу, — сопровождающий изобразил приглашающий жест, и мы, подхватив чемоданы, потопали за ним.
— Когда проведёшь первую тренировку? — спросила Кристина.
— Сегодня.
— Сегодня?
— Ну, а чего тянуть? Тем более, что на завтра у нас с тобой — другие планы. Хотя…
— Что?
— Между сегодня и завтра есть ещё ночь. Как думаешь о том, чтобы провести это время с удовольствием?
Кристина покраснела. Проворчала:
— Не понимаю, о чём ты говоришь. Лично я ночью собираюсь выспаться.
Она поудобнее перехватила чемодан и прибавила ходу.