Хаос

— Тогда прими мою сделку. Я потяну время. В обмен ты должна забрать его и уйти.

«Откуда мне знать, что ты сдержишь свое слово?»

— Я всегда соблюдаю свои контракты, дракон. У тебя нет выбора. Прямо сейчас мое слово — это все, что у тебя есть. Можешь проигнорировать это на свой страх и риск.

Дракон издает низкий рокот, который может быть звуком веселья или неудовольствия. Я не могу сказать. Она смотрит на меня непроницаемым янтарным взглядом, внимательно изучая, пока я беспомощно лежу на земле. На мгновение оказываюсь в ловушке этих кристальных глубин и внезапно, без сомнения, понимаю, что она древняя.

«Ты можешь называть меня Вайлорен, — тихо говорит она у меня в голове. — Мы еще встретимся, Кайм Анангу. Несмотря на то, во что ты веришь, твоя судьба лежит внутри Черной Горы».

— Это основано на каком-то твоем предчувствии, дракон?

«Возможно».

Любопытство сжигает меня изнутри — я ничего не могу с собой поделать. Согласно древним преданиям, драконы видят будущее в своих снах. Если бы ситуация не была такой напряженной, я бы убедил Вайлорен позволить мне поковыряться в ее мозгах.

Она идет вперед и осматривает своего подопечного. Всадник дракона стоит, положив одну руку на рану, его пальцы плотно прижаты к плоти, когда он пытается остановить кровотечение. Будучи Достопочтенным, он знает, что не стоит пытаться вынуть болт. Это только ускорило бы его смерть.

Вайлорен испускает глубокий, раздраженный вздох.

«Я говорила ему, чтобы он не недооценивал тебя». Она открывает свой огромный рот, обнажая внушительный набор массивных острых зубов.

Затем берет неподвижное тело наездника в рот и проглатывает его одним большим глотком.

Она… съела его?

Я в шоке смотрю на дракона.

«О, не смотри на меня так, дитя. Я просто держу его в зубах, пока не смогу отнести в безопасное место. Я не дикий зверь. И увижу тебя снова, полукровка».

Вайлорен поворачивается к неестественно тихой ночи, расправляя свои великолепные золотые крылья. Они вспыхивают, как массивные кожаные веера, открывая намек на красный цвет на нижней стороне.

Мощным рывком задних ног она спрыгивает со склона горы, взмахивая крыльями в неподвижном ночном воздухе.

Сначала ее движения кажутся медленными и затрудненными, как будто она летит сквозь густую липкую смолу.

В замедленном времени ветер едва движется. Она должна создать свой собственный импульс, подчиняя воздух своей воле, когда тянется к звездам.

Возможно, летать практически невозможно, но, как и я, дракон, похоже, не связан естественными законами мира.

Лежа на холодной, твердой земле, я наблюдаю, пока она не превращается в слабое золотое пятнышко вдалеке — пока усилие удержать время не становится настолько велико, что я замерзаю и немею всем телом. Такое чувство, что у меня вообще больше нет тела, как будто я отделился от своей смертной тюрьмы.

Я закрываю глаза.

Это чувство… оно странно успокаивает.

Я мог бы оставаться так целую вечность, подвешенный в небытии, сдерживая все ужасы мира.

Но потом я вспоминаю Амали.

Мое сердце снова начинает биться. Я держусь за время так долго, как только могу, пока ужасная острая боль не пронзает основание моего черепа.

В конце концов, я заключил сделку с драконом.

Когда больше не могу выносить боль, холод, оцепенение или мысль о том, чтобы еще хоть на мгновение расстаться с Амали, я отпускаю время.

И выпускаю ветер.

Он врезается в меня, воя и дергая за волосы и одежду, забивая глаза пылью. Сквозь яростный рев ко мне доносится голос Амали.

Она кричит на Тиге, говорит на каком-то быстром диалекте, который я не совсем понимаю. Боги, она выглядит свирепо с ее блестящими волосами, хлещущими по лицу, и сверкающими в темноте глазами.

Я беспомощно наблюдаю, как она бросает арбалет и начинает спускаться по склону скалы. Ее юбки задраны по бокам, и я ловлю соблазнительный блеск ее стройных ног над моими длинными черными сапогами. Раз или два она теряет равновесие, посылая вниз лавину мелких камней и грязи.

Но Амали сильна, и ей удается держаться, цепляясь и скользя, пока спускается. Она торопится. Срочность делает ее неуклюжей. Мне это не нравится. Я не могу позволить ей упасть и пораниться из-за моего плачевного состояния.

— Иди медленно, — ворчу я, встречая ее безумный взгляд. — Спешка ничего не изменит. Драконица исчезла и не вернется в ближайшее время.

Амали на мгновение замолкает, окидывает меня оценивающим взглядом, затем качает головой с выражением легкого недоверия. И продолжает спускаться по скалам, пока не достигает земли внизу.

Затем она бежит — юбка свободно развевается вокруг, когда ветер усиливается.

Она опускается на колени рядом со мной и гладит по щеке. Ее обнаженная кожа теплая на моей ледяной щеке.

— Ты ранен. — Ее пальцы скользят к царапине от драконьего когтя на моей щеке.

— Просто царапина, — бормочу я, пытаясь убедить себя в этом факте, хотя рана мучительно болезненна. — Не о чем беспокоиться.

— Похоже, у тебя вошло в привычку оказыватся связанным, ассасин. — Она старается, чтобы ее голос звучал легко, но в словах слышится легкая дрожь. Ее рука дрожит. А глаза широко раскрыты и полны страха.

— Поверь мне, если это сделано не твоими руками, то это не мой выбор. — Я игнорирую растущую боль в связанных руках, когда смотрю на ее лицо, упиваясь его дикой красотой. — Обычно ненавижу, когда меня сдерживают, но теперь, когда ты здесь, я совсем не возражаю.

— И-идиот, — ворчит она, и румянец заливает ее щеки. — Позволь, по крайней мере, развязать тебе руки.

— Я сейчас не особо могу двигаться.

— Я так и поняла. В противном случае здесь были бы мертвый человек и мертвый дракон. Как, во имя Селиз, ты заставил дракона исчезнуть?

— Она не исчезла. Я замедлил время, и она улетела. Очевидно, драконы в какой-то степени невосприимчивы к моей магии.

— Очевидно, — сухо говорит она, протягивая руку, чтобы попытаться перевернуть меня на бок. — Дракон — это она?

— Я довольно тяжелый, — предупреждаю я. — И да, дракон женского пола. Почему это единственное, что тебя удивляет?

— Потому что все остальное я видела раньше, — ворчит Амали, хватает меня за плечо и сильно дергает мое обмякшее тело, перекатывая его на бок. Не в силах пошевелиться, я растягиваюсь на земле, скрестив руки и ноги. Это действительно самая недостойная позиция. — Ассасины с божественными способностями, которые могут останавливать время, бешеные адские псы, летающие драконы, на которых ездят люди… — Она пытается развязать веревку на моих запястьях, но узлы Достопочтенных слишком хитрые и крепкие.

— И Тигландер, которая может подобраться достаточно близко к императору, чтобы перерезать ему горло, — добавляю я, мои губы изгибаются в улыбке. По крайней мере, я все еще чувствую свое лицо. «Темная тень» парализует только от шеи и ниже.

— Не называй меня так. Люди во дворце использовали это слово самым уничижительным образом.

— Ну, это было глупо с их стороны. Насколько я понимаю, уменьшительное в основном используется как выражение привязанности.

Выражение ее лица становится скептическим.

— Это правда, но… ты пытаешься проявить ко мне привязанность, пока застрял на ледяном склоне горы, полностью парализованный нападением ассасина-наездника дракона?

— Ты моя Колючка, — гордо говорю я, когда ей удается развязать один из узлов. — Знаешь, будет лучше, если ты разрежешь веревки. В противном случае, будешь копошиться в этих узлах до рассвета.

Амали поднимает брови и находит мой длинный меч, ее глаза расширяются от удивления, когда она чувствует его вес. Неуклюже маневрирует лезвием и разрезает мои путы, едва не задев предплечья.

Веревки спадают. Мои запястья разжимаются.

— Так-то лучше, — вздыхаю я.

Амали странно смотрит на меня, неодобрительно поджав губы, и качает головой. Боги, она великолепна.