Ложь, которую мы произносим

– Превосходно, – одобрительно сказала Сара.

Неужели у меня защемило в груди? Мы вместе создали новую жизнь, это казалось таким чудом. Я не склонен к поэтическим переживаниям, но внезапно меня переполнили чувства.

К финалу я был измотан. Как и Фредди.

– Он снова собирается заснуть. Это нормально?

– Некоторые дети много спят, а у других промежутки между сном длиннее. Все разные.

– Должна быть какая-то классификация.

– Очень смешно, Том.

Я не шутил. Однако не мог не испытывать огромного уважения к своей жене. Она казалась удивительно умелой. Смогу ли я когда-нибудь наверстать упущенное? А что, если сделаю что-то не так и причиню Фредди боль? Он был таким маленьким и беспомощным.

– И не подозревал, что быть родителем – такая огромная ответственность, – прошептал я Саре, когда той ночью мы отправились спать. Она легла раньше меня. По правде говоря, я дольше обычного принимал душ, почти надеясь, что она уже уснула. Тогда нам не пришлось бы вести никаких неловких бесед.

– Так и есть, – согласилась Сара, уткнувшись головой мне в плечо. – Но сейчас ты здесь, с нами. Мы справимся с этим вместе, Том. Я знаю.

Она медленно погладила меня внизу. Я почувствовал, что возбуждаюсь.

– Ты не можешь заниматься со мной любовью до моей шестинедельной проверки, – прошептала она. – Но я могу помочь тебе…

Затем, в момент кульминации, я представил ее в тюрьме. Был ли на ней один из тех оранжевых комбинезонов, которые видишь по телевизору? Сколько часов в день она проводила за решеткой? Почему я не спросил об этом раньше? Теперь было слишком поздно. Желание пропало.

– Все в порядке, – успокоила она меня. – Нам потребуется время.

Потом проснулся Фредди. Он лежал в своей колыбельке возле нашей кровати, поскольку Сара хотела, чтобы он оставался рядом.

– Оливия говорит, так будет лучше, – объяснила она.

– Что нам теперь делать? – спросил я.

– Он хочет поесть.

– Опять?

– Все в порядке. Спи.

Я задремал. Но это был беспокойный сон. В нем Сара бежала по тюрьме с Фредди на руках. Кто-то гнался за ней. Я не мог разглядеть кто.

Когда я проснулся, пробило всего пять часов утра, Сара снова кормила Фредди.

– Откуда ты знаешь, что он не переест? – поинтересовался я.

– Он остановится, или ему станет слегка плохо.

– Разве это не опасно?

– Многие дети срыгивают немного молока, вот почему так важно присматривать за ними.

Сколько же подводных камней скрывалось в правилах ухода за младенцами. Но, как ни удивительно, к этому привыкаешь.

Я продолжал смотреть на Фредди. Это был мой сын. Мой сын! Невероятно!

Я рано ушел на работу. Так успел бы сделать побольше и раньше прийти домой, чтобы принять ванну.

– Как дела? – спросила Хилари, которая, как всегда, приехала еще до меня. Кроме нас в офисе никого не было.

– Вообще-то все в порядке, – ответил я. – Хорошо.

Я немного беспокоился, что доверительные разговоры с Хилари могли повлиять на наши отношения, но этого не произошло. Она относилась ко мне точно так же, как и прежде. Единственное отличие – всякий раз, когда происходило какое-то событие, связанное с работой, – день рождения или прощальная вечеринка, – мы оказывались рядом в пабе, или винном баре, или в другом месте, где проходил праздник. И только мы заказывали безалкогольные напитки. Наши беседы никогда не носили личный характер. Мы говорили о вещах вроде политики расходов Гордона Брауна. И оказалось приятно обнаружить, что политические взгляды Хилари были схожи с моими собственными.

Но общие взгляды – это одно. Общий ребенок – другое.

Когда через несколько недель после возвращения Сары и Фредди позвонил Хьюго и предложил выпить или поиграть в теннис, я ответил, что занят.

– Ведь не можешь ты до сих пор расстраиваться из-за Чэпмена? – сказал он. – Я не знал, что он решит покончить с собой.

Но я все еще злился. Не только на него с его угрозами, но и на себя. Ужасная правда заключалась в том, что часть меня испытывала облегчение оттого, что Чэпмену больше не раскрыть миру нашу тайну. Я поклялся, что никогда не позволю поставить своего сына в подобное положение. Всегда буду рядом, чтобы дать ему отцовский совет, о котором не мог попросить сам. Я собирался стать лучшим отцом из возможных. А еще самым лучшим мужем.

Глава 20. Сара

И вот мы начали все сначала.

Я изо всех сил старалась быть той женщиной, какой хотел меня видеть Том. Очень взволнованная, позвонила в дорогую парикмахерскую Оливии в Мейфэре по номеру телефона с визитки, которую подруга дала перед моим отъездом. Заранее спросила о цене и была ошарашена. Я никогда раньше не тратила таких сумм! Оливия пришла в восторг, когда я рассказала, что записалась на стрижку.

– Я присмотрю за Фредди. Иди и порадуй себя.

– Ты уверена? – Мне еще не приходилось расставаться с Фредди.

– Со мной он будет в безопасности. Не волнуйся.

Но я ничего не могла с собой поделать. Что, если он будет плакать по мне? Я сцедила немного молока, но Фредди мог и отказаться пить из бутылочки.

– Могу я предложить мадам убрать розово-голубые пряди? – спросил старший мастер.

Я так волновалась из-за сына, что согласилась бы почти на что угодно. И два часа спустя увидела в зеркале шикарный блестящий черный «боб». Отчасти он мне даже нравился, я словно восхищалась чужой фотографией. Но другая половинка меня ощущала неловкость.

«Кого, по-твоему, ты обманываешь? – казалось, говорило отражение. – Можно перекраситься снаружи, но не внутри».

С помощью все той же Оливии я пересмотрела свой гардероб.

– Думаю, это знавало лучшие времена, да? – сказала она, швыряя мои старые джинсы в кучу на выброс у кровати.

Когда она ушла, я вернула джинсы назад. Даже если их нельзя носить, в них все еще можно рисовать. После я прошлась, толкая коляску с Фредди, по магазинам и купила в «Селфриджес»[8] сине-зеленое платье из джерси и несколько сшитых на заказ брюк. В тот вечер к возвращению Тома с работы надела платье вместе с жемчужными серьгами, которые подарила Оливия.

– Выглядит неплохо, – одобрительно сказал Том, набрасываясь на свиную отбивную, которую я пожарила на гриле. По совету Оливии я попыталась прилагать больше усилий и готовить для мужа мясные блюда, хотя сама не могла их есть.

В другой вечер я надела бриллиантовое колье его матери. Глаза Тома действительно затуманились.

– Мама была бы так рада, – произнес он и замолчал.

Мы оба знали, о чем он подумал. Мое прошлое шокировало и возмутило бы его мать.

Все, что я могла сделать, это попытаться исправиться сейчас. Мы общались с Хьюго и Оливией. Иногда я чувствовала, что Хьюго как-то странно на меня смотрит. «Да, – хотелось сказать мне. – Я облажалась. По-крупному. Но я была молода. Глупа. Наивна. Кроме того, каждому дается второй шанс, не так ли? Этот мой. Ну, возможно, для меня он уже третий, о чем мы не будем говорить в надежде, что это не всплывет. Но больше я ничего не испорчу. Теперь я – мать. И научилась на своих ошибках».

На неделе я проводила часть времени в довольно элитарной детской группе, с которой меня познакомила Оливия.

Все там носили имена вроде Пози или Анастейша, а фамилии у них непременно были двойными. Женщины без конца болтали о том, в какую подготовительную школу записали своих детей и какие магазины дизайнерской одежды для малышей лучше. Но когда я познакомилась с ними поближе, то оказалось, у них те же заботы, что и у меня: отлучение от груди, капризы во время еды и бессонница.

Очень немногие из дам работали. Все их мужья занимались чем-то в Сити.

– Ты художница? – спросила одна из них, когда я упомянула, что ходила в школу искусств. – Потрясающе!

– Сейчас у меня не так много времени на рисование, – ответила я.

– У меня не так много времени, чтобы сходить в туалет, – сказала другая. Ее слова вызвали общий смех.

8

Один из старейших универмагов Лондона, заслуживший звание «Лучший универмаг в мире».