Страница 47 из 57
— Я и подумать не могла, — сказала она глухо.
— Ты оставила таблетки там, где она могла их увидеть. Все еще сидишь на этой дряни?
— Нет. Много лет уже не принимала их, Элисон. Это старая упаковка. Взяла на всякий случай, если станет совсем тяжко находиться здесь. — Она шумно вздохнула.
— Ты должна была заметить что-то ненормальное. — Я не глядела на нее. Меня затягивало в воронку ярости. Из-за Кэсси, но не только. Вообще из-за всего.
— Но я не знаю, что для нее нормально, — ответила она тихо, не обвиняя, а просто констатируя факт, и я истерично зарыдала, издавая звуки, похожие на завывание сирены скорой помощи.
Упав на колени возле кровати Кэсси, я исступленно причитала:
— Все! Больше не могу! Это уже слишком! У меня больше нет сил!
Неожиданно я почувствовала, что мать совсем рядом. Ее холодные пальцы — у нее было плохое кровообращение — коснулись моей руки, и к моему лицу прижался носовой платок, который она носила в рукаве.
— Всегда тяжело видеть, как страдает твой ребенок.
Я могла бы ответить: «Но ты это позволяла! Он бил меня, а ты выходила из комнаты!» Но вместо этого я взяла платок и молча вытерла лицо.
— Спасибо, что приехала. Я знаю, тебе это было нелегко.
Мать не ожидала от меня таких слов, и ее лицо сморщилось от сочувствия.
— Прости. Я все думаю, как же упустила, не было ли каких-то признаков… Хорошо хоть, что ее нашел не Бенджамин.
Я кивнула, собираясь с силами, чтобы встать. Сейчас я смотрела на мать снизу вверх, как в давние времена.
— Остановить того, кто решился на такое, невозможно, — произнесла я.
— Она, наверное, мучилась. Что-то случилось с ее парнем, да?
— Кое-что. — Я не могла ничего объяснить ей. На мгновение представила, как душу Аарона, сжимаю пальцами его крепкую шею. — Она не рассказывала мне всего, — добавила я.
У меня не осталось сомнений: что-то еще произошло той ночью, когда вся наша жизнь расползлась по швам. Кэсси в пижаме крадется вдоль стены дома, пустота в ее глазах в ответ на мои расспросы…
Мать протянула руку и помогла мне встать, словно я была пожилой женщиной.
— То, что случилось с Майком, ужасно, — сухо сказала она. — И то, что сейчас происходит с Кэсси, — тоже. Тебе нужна моя помощь, Элисон, и это нормально. Любому человеку в таких обстоятельствах понадобилась бы помощь.
— Да, — всхлипнула я, жалея, что не являюсь стойким оловянным солдатиком и барахтаюсь в старых трагедиях, а мать, столь далекая от меня, вынуждена быть мне опорой.
— Ну я здесь как раз для этого, — продолжила она твердым тоном. — Так что не благодари меня больше. Это я должна благодарить тебя за возможность познакомиться с внуками. Ты вправе ими гордиться.
Я могла многое сказать матери. Например, обвинить ее в том, что она способствовала разрыву наших с ней отношений, не захотев остановить меня тогда. Сейчас моя годами копившаяся злость могла выплеснуться наружу. Но это уже не имело смысла, поэтому я просто плакала, а мать на долю секунды сжала мои ладони своими худыми руками. Для нее это были почти объятия.
— Ты справишься, Элисон, — проговорила она. — Я так тебя воспитала, что ты справишься.
Я придумала повод уйти из дома, поскольку не находила себе места. Бенджи сел смотреть мультик «Лего Фильм», мать принялась протирать бокалы, которые в этом совсем не нуждались. Мне стало легче, когда я оказалась в торговом центре, где звучала ненавязчивая музыка, ходили туда-сюда люди, а воздух был прохладным от кондиционеров.
Их я увидела, стоя в очереди в кассу с простенькими пижамами для Кэсси. Семья, выбирающая детскую одежду: мать, отец, грудной ребенок в коляске и девочка лет трех.
Я узнала Джули Дин, которую последний раз видела избитой и плачущей в полицейском участке.
Сейчас она светилась от счастья и смеялась так громко и от души, как я не смеялась уже много лет. Мужчина положил тяжелую руку ей на плечи. Это был он, напавший на нее в приюте муж, из-за которого женщины и дети, крича, выбежали ночью на улицу. Тот, что схватил ее за горло и прижал к стене, угрожая ножом. Сейчас он выглядел хорошим парнем, и ничто не напоминало о произошедшем.
Я стояла, комкая в руках пижамы, и, перехватив мой взгляд, Джули отвернулась и прижалась к мужу.
Глава тридцать вторая
Кэсси не спала и, когда я вошла, нагруженная пакетами с одеждой и едой, посмотрела на меня тем же виноватым взглядом, что и моя мать.
— Дорогая! — Я устремилась к ней и хотела сжать в объятиях, но мне мешали трубки. Я отвела волосы с ее лица.
— Прости, — сказала она тихим голосом, задребезжавшим из-за желудочного зонда.
— Все в порядке.
Я не собиралась говорить, как испугалась, или умолять ее больше так не делать. Ни осуждение, ни стыд не помогли бы ей, а мне нужно было, чтобы она почувствовала себя в безопасности. Теперь как никогда было ясно, что стыд способен разъесть до основания всю жизнь.
— Мама, я чувствовала себя такой одинокой и не знала, как лучше поступить.
— Может быть, расскажешь мне, что с тобой случилось тогда ночью?
Я почувствовала, как она напряглась, и поняла, что задела больное место. До сих пор мне никак не удавалось найти связующее звено между поведением дочери и событиями той роковой ночи.
Кэсси глубоко вздохнула.
— Это правда необходимо?
— Если ты расскажешь, я, возможно, сумею тебе помочь. — Хотя, за что я ни возьмись в последнее время, ситуация только ухудшалась. — По крайней мере, попробую. И тебе станет не так одиноко.
Она слабо улыбнулась.
— Это связано с Аароном? — спросила я.
Легкий кивок.
— Он заставил тебя что-то сделать?
Потихоньку, с трудом извлекая слова из своего поцарапанного зондом горла, как из глубоководных сетей, она рассказала мне еще одну историю, произошедшую в течение тех нескольких часов, которые навсегда сломали нашу жизнь.
Кэсси не составило труда выскользнуть из дома, ведь я легла, отец был очень пьян, а Бенджи крепко спал. Дом был полон взрослых, занятых собой. Выйдя на улицу в пижаме, шлепанцах и кардигане, она направилась в лес, где в темноте под деревьями ее поджидал Аарон. Туда почти не проникал свет фонарей с шоссе.
— Мне было страшно, — сказала Кэсси со стыдом в голосе. — Я все думала про фильм «Ведьма из Блэр», и это просто сводило меня с ума.
Моя девочка радовалась возможности сбежать из дома с царящим в нем бардаком и встрече с Аароном, но когда она попыталась рассказать ему о родителях и их скучных пьяных друзьях, он прервал ее поцелуем.
— Это даже не походило на поцелуй, — призналась Кэсси. — Он будто не давал мне дышать.
Мне знакомы такие поцелуи. Ими тебе словно приказывают: «Заткнись, дурочка!» А потом все завертелось очень быстро. Он забрался к ней под пижаму, стал стягивать шорты и грубо тискать.
— Прижимал меня и хватал. Было больно.
Сейчас я горько сожалела, что ранее не удосужилась поговорить с ней о сексе не с точки зрения биологии, а о том, каким ему следует быть. Девушка не должна чувствовать себя так, словно борется с грабителем или обсуждает условия контракта с тем, кто стягивает с нее трусики. Ей не должно быть больно и страшно. Главное — ее собственное удовольствие. Обо всем этом я и понятия не имела в ее возрасте. И тогда, когда стала гораздо старше, — тоже.
— Он заставил тебя? — спросила я тихо.
Кэсси поморщилась:
— Я сказала ему, что передумала и не готова к этому, а он очень разозлился.
Я уже представляла, что сделаю, когда увижу в городе Аарона и его мать, эту мегеру с поджатыми губами и сумочкой от «Prada». Хватит ли мне выдержки пройти мимо, не набросившись на мелкого ублюдка?
— Милая, ты же знаешь, что означает, если он принудил тебя к чему-то против твоей воли?
Кэсси молчала, и я испугалась, не переборщила ли со своей феминистской нотацией. Но тут она произнесла:
— Джейк тоже так тогда говорил. Он сказал, что я не должна этого делать.