Что ты сделал

Если она приедет. Перед тем как спросить адрес, она очень долго молчала, и я не была уверена, что она решится.

— Бенджи, дай мне пройти.

Я потащила чемодан по коридору, краем глаза заметив, какой беспорядок в комнате у сына. Понятно, что она об этом подумает, промолчав, конечно.

— Ради бога, приберись! Неужели я так много прошу? Всего лишь убраться у себя в комнате!

Он вздрогнул, и я подумала, что упреки и крики могут действовать на ребенка как удары. Надо ему просто помочь.

— Ладно, давай лучше спрячем все это. — Я принялась собирать с пола игрушки и детали лего и кидать их в коробку в виде сундука.

Вдруг я заметила там что-то красное и почувствовала запах дыма.

— Мама…

— Что это? — Но я уже поняла. Я узнала этот яркий цвет. Наконец-то я нашла пропавший джемпер Майка! Мое сердце заколотилось. Что же это значит?! — Бенджи, где ты его взял?

Не знаю. — Он пытался увильнуть, я это видела.

— Скажи мне! — Мой голос прозвучал как щелчок кнута.

— В куче мусора. Мамочка, прости. Я не хотел неприятностей для папы и положил его сюда. — Бенджи повесил нос, но у меня не было времени сейчас с ним разбираться, потому что раздался резкий стук в дверь.

Кэсси побежала открывать — и это в тот единственный раз, когда я хотела бы от нее лени и безынициативности.

— Мама! — крикнула она снизу.

Я расслышала в ее голосе смущение. И тут же раздался другой голос, звук которого пронзил меня насквозь.

— Мы поговорим об этом позже, — сказала я сыну. — Пойдем вниз.

Я захлопнула ящик с игрушками и, ведя Бенджи перед собой, словно живой щит, пошла на кухню. Там ждала меня она, поставив небольшую сумку возле ног. Она выглядела старой, ее одежда — дешевой и немодной. Мне было больно смотреть на нее, и от мыслей обо всем, что она собой олицетворяла, заныло сердце. Но она была нужна мне здесь, нравилось мне это или нет.

— Кэсси, Бенджи, это ваша бабушка. Мама, спасибо, что приехала.

Дети уставились на меня. Мы с ней не обнялись. То малое расстояние, которое отделяло нас друг от друга на моей кухне, было для нас обеих непреодолимым.

Я долго ехала в поезде, потея в духоте, но, к счастью, сумев отыскать для себя место. Много людей сидело в проходе на полу, и выбраться в туалет или в вагон-ресторан мне не удалось. Я никак не могла сосредоточиться на журнале, который купила, потому что размышляла о своей жизни. Все, чем я дорожила, лежало в руинах. Раньше меня заботило, чтобы цвет посуды подходил к цвету стен, интересовали косметика и новые кремы для лица. Как далека я от всего этого теперь! Кэсси плачет, Майк в больнице, джемпер в комнате Бенджи…

Кто-то спрятал джемпер в куче мусора в надежде, что тот будет уничтожен. То есть этот кто-то знал, что наш садовник Анджей время от времени сжигает листья? Думала я и о Билле, о том, какое у него было лицо, когда он уезжал. И о Карен, осунувшейся, с трясущимися руками. И о Марте, лежавшей на траве в белом шелковом платье, бледной, как луна.

Идя по улице, я едва удержалась, чтобы не повернуть назад и не сбежать. Представляю себе, как отреагировал бы Адам Дивайн, узнай он, что я здесь. Может, мои действия тоже преступление? Но я все равно пойду: выбора нет.

Я очень давно не навещала Карен. Неужели этот район всегда был таким убогим? По таким улицам надо ходить быстро, прижав к себе сумочку. В палисадниках — мусор, в канавах — моча, а некоторые дома заколочены и изрисованы граффити.

Последний раз мы приезжали сюда, чтобы забрать Карен и Джейка на отдых в Котсуолдс[29], где арендовали коттедж. Нам казалось, что мы действуем им во благо, даем возможность Джейку немного повеселиться и пожить красивой жизнью. Мы не задумывались, что, возможно, поступаем жестоко.

Я дотронулась до входной двери, потом отдернула руку, точно обожглась. Краска облезла и топорщилась, а рядом по тротуару растекся чей-то брошенный ужин или обед «навынос»: соус чили уже успел запачкать мои туфли. Я стерла его, ворча, и набрала номер квартиры Карен. Прошло миллион лет с тех пор, как я жила в подобных местах. После университета, переехав вместе с Майком и Каллумом в Клэпхем, мы едва наскребали денег на оплату газового счетчика и до зарплаты сидели на одном буром рисе. Тогда меня это нисколько не огорчало, наоборот — учило преодолевать трудности, а сейчас я постепенно осознавала, что вряд ли мой переезд туда был правильным.

Я звонила и надеялась, что ее нет дома. Но где же ей еще быть? Она не могла пойти на работу, так же как и выйти из дома.

После нескольких секунд тишины я услышала шаркающие шаги. Карен стояла в дверях в широких джинсах и мешковатой кофте, в которой я узнала наше старое университетское худи, и в очках. Общий коридор за ее спиной был завален рекламными листовками и старыми газетами.

Впервые за много лет я не представляла, что происходит у нее в голове, о чем она думает, на что надеется. А раньше я знала так много: что она хочет в подарок и кого ненавидит на своей работе, какая из причуд Джейка ее больше всего беспокоит… Сейчас она показалась мне совершенно незнакомой. Знала ли я, к примеру, что она носит очки?

— О… — Глаза Карен за стеклами округлились.

— Привет, — сказала я.

Сможем ли мы когда-нибудь снова говорить на пять тем одновременно, подхватывая слова с языка друг у друга? Майк всегда удивлялся: «Как вы улавливаете нить беседы?» А мы снисходительно улыбались. Ведь это делало нас особенными. И вот теперь легкость исчезла. Каждый момент, связанный с Майком, был испорчен, как брошенный в воду лист бумаги, по которому расползается мокрое пятно.

— Можно мне войти? Нам с тобой нужно кое-что обсудить.

Вот так, по-деловому, — единственно возможный тон.

С перекошенным от гнева лицом она попыталась захлопнуть дверь, но я не дала.

— Прошу, Кар. Это очень важно.

— Тебе не следует здесь находиться, — пробормотала она тихо.

— Я знаю. Но ты же ко мне приходила. Теперь я поступаю так же. Пожалуйста!

Она впустила меня, ничего больше не сказав. Я старалась не смотреть по сторонам, не замечать грязи под ногами и скверного запаха пищи. Пыталась подавить в себе чувство брезгливости. Из соседней квартиры доносились громкие звуки телевизора.

Однако в жилище у Карен, если не считать пятен плесени в прихожей, оказалось не так уж и плохо: картинки на стенах, книги, сложенные в стопки, плед на диване. Правда, комната Джейка по своим размерам была скорее похожа на чулан.

Карен остановилась посреди гостиной, уперев руки в бедра. Не предложила мне ни чаю, ни кофе. Я села на старый коричневый диван и вспомнила, что он попал сюда из нашей прежней лондонской квартиры.

— Как ты? — спросила я.

Она молчала. Но этого я и ожидала. Вместо ответа она подошла к камину и взяла сигарету из лежавшей на нем пачки. Карен не курила с университета и начала снова после той ночи. Она заметила мой взгляд:

— Либо это, либо водка.

— Понятно. Конечно.

— Что тебе надо?

— Поговорить. Майк и Джейк… Мы должны кое-что сделать.

Глаза Карен были пусты, я ничего не могла прочесть по ним.

— Он не получит большой срок. Ему и так пришлось несладко, когда он узнал, кто его отец, — произнесла она.

— Ты сказала ему до нападения?

Мне в это не верилось — тогда был не лучший момент для откровений. Но доказать я ничего не могла, а Карен не удостоила меня ответом; Она зажгла сигарету и глубоко затянулась. Впервые я поглядела на нее со стороны и увидела бедную женщину, курящую, пьющую, слишком рано родившую ребенка. Такой, наверное, стала бы и я, если бы не ухватилась после университета за Майка.

— Он заранее прихватил нож. Это выглядит как покушение на убийство, — сказала я. А настоящее убийство может произойти, если она не согласится мне помочь: Майк умрет. — Я знаю, что ты ненавидишь нас, но ты ведь не хочешь, чтобы Джейка посадили. Его могут осудить как взрослого. По крайней мере на пять лет, если не больше. Это разрушит его жизнь.

29

Гряда холмов в западной части Центральной Англии, район природных достопримечательностей.