Страница 39 из 41
Любование творчеством преисподней нагло оборвал Кощей — заклятье разнесло укрытие Лёхи, заодно чуть не расколов ему череп. Однако даже смертельная угроза не выбила из головы юноши воспоминания о безумце Залесного. «Он ведь служил здесь и что-то видел, — перекат, чтобы избежать всплеска пламени. — Видел чудовищные иконы… И в день нашей встречи что-то твердил про… Иглу! Точно, про иглу! Он её видел!»
Призвав щит, Лёха отбил ударную волну от магической атаки, прикрыв себя и Олега.
«Значит, игла не на острове, — молнией сверкнула мысль в сознании юноши. — Она здесь, в церкви!.. Но если так, то где искать?»
Догадка появилась, но требовала опасной проверки. Лёха ещё раз подступился к древнему, впрочем, не планируя настоящей атаки. Он только привлекал внимание Кощея, уходил от его магических ударов или отражал их, чтобы подступиться вновь, но уже с другой стороны. Кружа как волк вокруг медведя, охраняющего задранного лося, Лёха четырежды изображал попытки нападения. Только медведь с рёвом поднимал лапу — волк благоразумно отскакивал, поджав хвост. Эта имитация стоила юноше новых ран и ожогов, однако кое-что в поведении Кощея прояснилось.
Судя по всему, он защищал то место, где ранее покоился ковчег с мощами, хотя сейчас о нём напоминали только его обломки и почерневшие от громового удара доски пола. Вроде ничего примечательного в том пяточке, однако ж Кощей яростно бил по всякому, кто пробегал рядом.
«Где-нибудь в подполе прячешь смерть свою? — понимание уязвимости врага открыло в Лёхе второе дыхание, он почти не чувствовал усталости и отчаяние сменилось боевым задором. — Не твои мощи всё это время забирали души и веру людей. В иглу всё шло, которая где-то в…»
Когда Лёха оказался рядом с Олегом, то схватил его за ворот и сказал:
— Заходи со стороны алтаря. Быстро!
Свои слова юноша сопроводил такой решимостью во взгляде, что Олег доверился и не стал задавать вопросов. Более того, он ещё дал знак Ирине, чтобы она поддержала манёвр со своего фланга.
Монахиня и Олег бросились на Кощея с двух сторон. Лёха чуть помедлил, показывая растерянный вид и дожидаясь момента, когда внимание древнего заострится на паре противников. Только тогда юноша устремился к обломкам ковчега. На бегу Лёха создал над головой магическую преграду, вложив в неё почти всю оставшуюся силу или, как он сам любил говорить — ману. Достигнув заветного места, парень размашисто ударил клинком по обгоревшему полу. Сломались доски под ногами и Лёха провалился в подпол. Ещё толком не успев оценить обстановку, юноша беспорядочно рассекал мечом пространство вокруг себя.
И перерубил кованый сундук. Кощей, естественно, не оставил без внимания такой наглый прорыв. Вся мощь древнего зелёным пламенем обрушился на щит Лёхи. Магический купол сразу покрылся трещинами, жалобно гудя. А к тому мигу, когда защита окончательно поломалась, Лёха нашёл яйцо из сундука и потянулся к нему. Но когда взял его, бок насквозь пронзил призрачный клинок Кощея. Парень завопил от боли, в глазах потемнело. Теряя сознание, он непроизвольно махнул рукой и выпустил яйцо. Оно полетело в сторону, а Кощей, позабыв про парня, устремился следом.
Древний коснулся костлявыми пальцами скорлупы ещё до того, как яйцо начало падать. Однако Ирина опередила, проскочив перед взором Кощея акробатическим пируэтом и на лету перехватив артефакт. Когда же древний обернулся, готовясь расправиться с монахиней, то увидел, как она держит яйцо в высоко поднятой руке.
— Да я никак тебя за ятра схватила, — сурово сказала монахиня.
В те минуты её совершенно не заботил неподобающий для монашествующего вид. Девушка широко расставила обнажённые ноги, только рваные тряпки болтались на бёдрах; растрёпанные волосы золотым водопадом спускались на едва прикрытую грудь, что колыхалась от частого дыхания. Широко раскрытые голубые глаза будто слепили древнего, подобно морской волне, отражающей солнечный свет.
Кощей призвал самое быстрое боевое заклятье, на какое только был способен, но пальцы Ирины сомкнулись скорее, ломая скорлупу. Белые осколки посыпались на пол, и теперь девушка сжимала костяную иглу.
Огонь в глазницах древнего замельтешил, как пламя при сильном ветре — испуган, решила монахиня. И настолько ужаснулся, что боевая магия так и не сорвалась с перстов Кощея. Зато с почерневших гнилых губ слетело:
— Останови…
Игла переломилась под давлением пальцев.
Прошло несколько мгновений. Долгих мгновений, за время которых ничего не происходило. Сердце Ирины будто уколола игла страха — а вдруг не сработает?..
И тут Кощей взревел, его кости затрещали, сухожилия и плоть опадала; пламя в глазницах заколебался, потухая. Вскоре от древнего осталась только горка праха. Хотя Олег продолжал недоверчиво следить за ней, по привычке ожидая, что Кощей опять восстановится. Ирина же думала в этот момент о другом.
— Алексий!
Девушка прыгнула в подпол, где обнаружила бессознательного Лёху.
— Ты как?.. Господи!
Юноша истекал кровью и тяжело хрипло дышал. Ирина взмолилась о том, чтобы крохотных остатков её магических сил хватило на исцеляющее заклятье, и приступила к его сотворению.
Эпилог
Он топтался около деревянной часовни, поглядывая то на входную дверь, то опуская взор к иконке, что держал запотевшими пальцами. На ней изображалась «Троица» — по виду вроде та судьбоносная икона, с которой Лёха перенёсся в этот мир. И на месте часовни, быть может, однажды возвысится белокаменный храм, который познает как торжественные многолюдные службы, так и тотальное запустенье. От волнения у юноши опять заболел рубец на боку.
Исцеляющее заклятье Ирины вытянуло Лёху с того света. Чуть оправившись, прежде чем покинуть Залесное, юноша заглянул в церковь. После смерти Кощея демонические иллюзии спали со святых образов, так что Лёха быстро нашёл маленькую «Троицу». По его старому предположению, если принести предмет в часовню, то можно перенестись обратно в родной мир.
Пришелец пошёл к часовне, однако шагал так медленно и осторожно, будто пересекал болотную тропку. «Допустим, сработает, — думал Лёха, опять приостановившись. — Я вернусь домой. Но вернувшись в прежнее место, сам я прежним уже не буду. С этим миром я свыкся, придётся вновь перестраиваться. Там совсем иной ритм жизни: быстрый, шумный, перенасыщенный всяко-разным. Когда же спустя недели или месяцы приспособлюсь, то всё равно не быть мне тем Лёхой. До перехода я дрался разве что только в школе и вообще всячески избегал неприятностей, а ныне прошёл через кровавые схватки. Этой самой рукой, которой держу икону, в бою людей убивал не моргнув глазом. Насмотрелся столько чудовищ, что по ночам кошмары снятся…»
Он усмехнулся и покачал головой.
«Помню, в начале сокрушался, что здесь нет гуманизма, Интернета и кучи других благ, а теперь убеждаю себя, что возвращение не принесёт мне облегчения. Так и что из этого? Остаться здесь? Дело ведь не только в вещах и образе жизни. Там у меня родные и друзья, которые очень переживают из-за моей пропажи или уже смирились с ней».
Лёха сделал ещё несколько шагов к часовне, и оказался рядом с крыльцом. Все эти мысли он не раз прогонял ещё на пути из Залесного. Посчитал тогда, что всё решено. Однако перед самым порогом сомнения всколыхнулись с новой силой.
«И кем я буду дома? Там я не успел найти свой путь. А здесь обладаю магической силой, нашёл ей достойное применение, привязался к соратникам после всего, что пережили вместе. Меня волнует судьба этого края. Хотя жизнь борца с нечистью бывает непродолжительной. В каждой битве я был близок к смерти и любое последующее сражение может оказаться последним…»
Дверь отворилась и перёд Лёхой предстал уже знакомый по первому визиту смотритель часовни.
— Сызнова помолиться заглянул? — поинтересовался он.
— Помолиться, — нерешительно повторил Лёха. — Я… ох… в общем… Ай, короче, хочу передать в дар вот эту иконку!
Он вручил её смотрителю, уклончиво ответил на его расспросы, мол, откуда да почему, выслушал благодарность, и поспешил откланяться.