Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 11



На человеческом приемыше изо дня в день затягивались раны. Он крепнул. А когда волчица отправлялась на охоту, часто уходил за пределы логова, изучая местность, высматривая вероятные места для отступления, выискивая тропы, по которым сбежит к жилищам людей.

Чем дольше жил с волками человеческий приемыш, тем больше понимал, что здесь надолго оставаться нельзя. Не оттого, что он одичавший человек, а оттого, что с волками ему долго жить небезопасно. У него должна быть своя человеческая семья, свое логово, своя добыча с охоты. Ими он будет делиться со своей будущей спутницей жизни и детенышами, которых она ему родит.

Волчий ум не запрограммирован природой на предательство в семье. Мать в своей любви от родных детенышей не отделяла человеческого приемыша, которого выходила, выкормила, возвратила к жизни. Она каждый вечер отправлялась на охоту, уверенная в том, что волчат оставляет с надежным защитником. Волчица – единственная добытчица в семье. Без охоты они будут голодать.

Волчица жила, живет по законам волчьего племени, усвоенным тысячелетиями. Она по опыту жизни знает одно: охота главы семьи – это главная забота о семье. Удачная охота – это парное мясо, много жирного молока в ее вымени. Наконец, это достаток, уверенность в жизни для ее детенышей. Чем больше вырастали ее волчата, тем больше требовали мяса.

С некоторых пор человеческий приемыш, как только волчица отправлялась на охоту, стал уходить в лес. Изучал всю окрестность, тропы, дороги, ведущие к населенным пунктам людей. Подготавливал безопасный маршрут побега. По этому маршруту в дуплах деревьев, в пещерах, в подземных гротах накапливал запасы пищи, прятал рогатины, дубины.

На случай если во время его побега волчица вдруг решит преследовать, запоминал безопасные места, где устроит засаду, даже убьет ее.

Этот странник в уме составлял график: когда волчица отправляется на охоту, когда возвращается. Изучал ее охотничьи тропы, вероятные места засады. Обследовал, где люди устраивают летние стоянки с домашним скотом, где находятся зимние кочевые станы.

Накануне побега человеческого приемыша волчица долго собиралась на охоту. Будто чувствуя разлуку с ним, весь вечер вылизывала оставшиеся глубокие раны на его теле. Приемыш, пряча глаза от волчицы, ложился, подставляя матери раненые бока, живот, спину. Переворачиваясь перед ней, жмурил глаза, блаженно скулил, губами тянулся к морде, облизывая.

Волчица, уходя, на мгновение остановилась на площадке под козырьком. Человеческий приемыш с волчатами, скуля, погнались за ней, прощально облизывая ей бока, живот, ноги, морду. Человеческий приемыш знал: сегодня волчица отправляется на охоту далеко в горы, к подножиям Джуфдага, и раньше вечера следующего дня с охоты не возвратится. Пока она отсутствует, он покинет логово. Еще раз такой шанс сбежать вряд ли подвернется.

Перед побегом учел все имеющиеся возможности, даже предстоящую погоду. На ночь намечался снег. Снег заметет за ним все следы.

Достал из тайника запасы мяса, грязный, окровавленный армяк, шаровары, овечью папаху, чарыки. Оделся, обулся…



Волчата, чувствуя нервозное поведение человеческого приемыша, тоже забеспокоились: завизжали, заскулили перед ним. Человеческий детеныш, проведший с волчатами много времени, ставший им родным, покидая их, не ожидал, что будет так тяжело. Встал на четвереньки, по очереди облизывая волчат. Те в порыве нежности лезли ему на спину, скуля, влажными мордочками облизывая его лицо, руки. Он гладил их, роняя слезы. Но пора уходить.

Поднялся с пастушьей сумкой за плечом, где находились самые необходимые в походной жизни вещи. В волнении трясясь всем телом, не оглядываясь назад, на четвереньках выскользнул на площадку. Там встал в полный рост, с хрустом растягивая затекший позвоночник. Размял мышцы ног, рук. Смачно высморкался. Через емкие ноздри несколько раз с шумом вдохнул и выдохнул. За долгое пребывание на четвереньках в логове мышцы спины, ног, рук сильно ослабли. От предвкушения предстоящей свободы слегка кружилась голова, учащенно билось сердце. Приподнял голову. Полная луна блекло светилась за вуалью снежных облаков, которые расходились по всему небосклону. Три раза подряд смачно чихнул, затем разразился нервным смехом и не мог остановиться.

Волчата, последовавшие было за ним, поджав хвосты, отбежали, озадаченно встали. Он сделал шаг, другой. Затем уверенно взял курс по руслу речки. От напряжения слегка гудела голова, в ушах звенело. Некоторое время шел не оглядываясь, не чувствуя ног. Неожиданно услышал за собой шорох мягких лап по снегу. Оглянулся, замер. За ним на некотором расстоянии, переваливаясь с боку на бок, следовали все пять волчат. Он не учел такую вероятность. Засуетился, не зная, как отогнать их. Покричал, размахивая руками, чтобы отстали. Волчата в недоумении остановились, не понимая поведение человеческого детеныша. Неуверенно присели. Плаксиво заскулили.

Беглец решил, что волчата за ним больше не последуют. Отвернулся и зашагал. Как только двинулся с места, волчата, поскуливая, побежали за ним. Стал нервничать, кидаться в них камнями. Волчата не отставали. Вся кровь отхлынула от сердца. Злость, зарождающаяся на самом дне живота, спазмами поперла в горло. Вновь угрожающе замахал руками на волчат, кричал, кидался камнями. Волчата бестолково останавливались. Как только он трогался с места, следовали за ним.

Беглец терял самообладание. Зарычал на волчат, заскрипел зубами, бросился навстречу, пиная их, отбрасывая от себя. Волчата заскулили, пугливо прижались друг к другу. Двинулся дальше. За ним последовал самый смелый, чуть отставая – и другие. Внезапно обернулся. Волчонку, попавшемуся под руку, крученым движением свернул шею. Отбросил от себя. В порыве гнева так поступил и с остальными волчатами. Злорадно хохоча, направился спешным шагом по тропе, ведущей из долины реки на гребень.

Волчица сидела в засаде, подстерегая кабаниху, которая вчера успела от нее спастись в подземном гроте. Волчица лежала недалеко от грота, за гнилым пнем, терпеливо ожидая ее выхода. По опыту знала: кабаниха проголодается, не удержится, покинет свое убежище. Дожидалась час, два, три… целый день. Кабаниха была старой, опытной, не раз повстречавшейся с волками. В своем убежище чутко прислушивалась к внешним шорохам. К утру ей показалось, что опасность миновала. Чуть высунула рыло, принюхалась. Снаружи спокойно. Неожиданно камнем вылетела из грота. Не успела сделать несколько шагов, как на нее налетела волчица, вцепилась клыками в переднюю ногу и резко потянула на себя. Нога сломалась в зубах волчицы. Кабаниха от страха и боли страшно завизжала. Забрыкалась под навалившейся на нее волчицей, крутясь, размахивая клыками, пытаясь задеть волчицу за жизненно важные органы. Но это ей не удавалось. Волчица увертывалась, успела вцепиться, перекусить кабанихе сухожилия на здоровой задней ноге. Так же поступила с другой ногой. Кабаниха была обречена. Присела на зад, защищаясь от волчицы клыками, тупым рылом.

Волчица вонзала клыки в брюхо, под лопатку. Кабаниха сопротивлялась изо всех сил. Из ран струями била кровь. Она ослабевала, но до последнего боролась за жизнь. Волчица ловким приемом подмяла под себя кабаниху, вцепилась в брюхо, терзая клыками. Кабаний визг огласил весь лес. Кабаниха слабела, завалилась набок, не переставая визжать. Глаза стекленели…

Из плоти еще живой кабанихи волчица вырывала огромными кусками дымящееся мясо и жадно поедала. Когда большие куски застревали в горле, спускалась к ручейку, лакала воду, возвращалась, вновь принимаясь за трапезу. Так продолжалось до тех пор, пока она не съела все внутренние органы, не отъела ляжку. А остальную часть туши в том же подземном гроте, где хоронилась кабаниха, спрятала про запас.

Заботливая мать, не мешкая, заторопилась в свое логово. Ей хотелось как можно скорее добраться и накормить детенышей. Она представляла, как на террасе под козырьком ее встречает весь выводок, возглавляемый человеческим приемышем. Она шагнет на площадку, встанет перед волчатами, отрыгивая наполовину переваренные куски мяса. Когда все наедятся, умиротворенно ляжет с ними до следующего вечера. А вечером она с человеческим приемышем отправится за остальной частью тушки кабанихи.