Страница 25 из 26
Традиционный структурализм опирался на представление о главенствующей роли принципа бинарной оппозиции. Согласно этому принципу, все отношения между знаками можно свести к бинарной структуре, в основе которой лежит наличие или отсутствие признака. Можно привести длинный ряд подобных оппозиций: день-ночь, добро-зло, мужское-женское, любовь-ненависть, взрослый-ребенок и т.д. Напряжение конфликта, неизбежно возникающее при взаимодействии противоположностей, и является главной движущей силой любых изменений структуры – энергией.
Смысл постструктуралисткой критики заключался в разрушении бинарной предопределенности, как единственно возможного системообразующего фактора. Исследуя переходные состояния этой оппозиции, Делез показал, что отношения между элементами структуры много разнообразнее, и не сводятся только лишь к отношениям антагонизма. Более того, сложные структуры тяготеют к многоэлементной комбинаторике, которую сторонний наблюдатель может воспринимать как хаос. В этом случае, отсутствует не только антагонизм, рассеянный разнонаправленными векторами отношений, но и кристаллоподобная структурная упорядоченность. В то же время неправильно утверждать, что порядок отсутствует как таковой, так как прослеживается структурная организация – молярного типа.
Опираясь на структуралистские доктрины, Делез во главу угла поставил вопрос меры отношений: «Какой градус взаимодействия является критическим для возникновения отношения, и насколько этот градус отличается от градуса бинарной оппозиции». Принцип бинарной оппозиции подразумевает, что каким бы ни был изначально градус взаимодействия, элементы будут стремиться занять антогонистические позиции, образуя тем самым устойчивую структуру. Таким образом, можно утверждать возможность лишь конфликтных отношений.
Делез обращает внимание на фактор времени, присутствующий в подобных рассуждениях. Действительно, согласно парадоксу Зенона, Геркулес никогда не сможет догнать черепаху, ибо, когда он пробежит разделяющий их метр, она успеет отползти на сантиметр, он преодолеет сантиметр, она удалится на миллиметр и так до бесконечности. Рассуждения в духе этого парадокса были визитной карточкой постструктурализма, и не устраивали Делеза. Порождение нового смысла ради появления смысла еще более нового, подобно тому, как различение используется для более точной деффиниции последующего уточнения, он называет герменевтической ловушкой.
Изучая феномен субъективного восприятия времени, Делез вводит концепции растяжимости (процессуальности) и дискретности времени, основываясь на его рассуждениях можно уподобить феномен времени другому загадочному феномену – свету, который так же одновременно и волна, и корпускула. Стабильность структуры возможна только «в вечном настоящем», обеспечиваемым процессуальным временем, а развитие (изменение) структуры происходит дискретно, с точки зрения стороннего наблюдателя мгновенно. Именно с дискретной природой времени связана его материальность, по Делезу прошлое и будущее, сходясь в одной точке, застывают (материализуются), но при этом возникает не настоящее, содержащее в себе в некой пропорции старое-старое и новое-старое, а рождается принципиально новый смысл, который в дальнейшем и окаменеет в новом-настоящем. Таким образом, становится возможным не только бесконечное количество переходных позиций во взаимоотношениях элементов структуры (парадокс Зенона), которое Барт обозначил «нулевой сеткой письма», но феномен «момента единства» противоположностей, мгновение пространственно-временного коллапса в котором инаковость оборачивается одинаковостью, рождая, тем самым, новый смысл.
Рассуждения Делеза были возможны только при выходе за ограничения, накладываемые традиционной традиции репрезентации знака. Еще Соссюр предложил цепочку: означаемое – означающее – знак, выстроив на этом понимании знака структуралистскую теорию. В поисках альтернативы Делез обращается к давним оппонентам платоников – стоикам. Делез (1969) писал: «Иногда стоицизм рассматривают как отход от платонизма, как возврат к досократикам, например – к миру Гераклита. Но вернее было бы сказать о переоценке стоиками всего досократовского мира. Истолковывая этот мир как физику смесей в глубине, Киники и Стоики отчасти отдают его во власть всевозможных локальных беспорядков, примиряющихся только в Великой смеси, то есть в единстве взаимосвязанных причин». В отличие от гегелевской, диалектика стоиков делилась на учение о мышлении (поэтика, теория музыки и грамматика) и мире или предмете высказывания. При этом неполное высказывание характеризовалось как «логос», а полное – как «предложение». Слово (логос) только обозначало (фиксировало) мир, предложением же мир выражал согласие на игру (взаимодействие).
Здесь необходимо упомянуть любопытный «побочный» результат постструктуралистского научного проекта, какое бы понятие ни бралось в рассмотрение, феноменологическая редукция этого понятия неизбежно приводила к истокам его возникновения в Древнюю Грецию. Все попытки постструктуралистов выйти за этот предел потерпели фиаско, в свете этого факта становится понятным революционное значение футурологических экспериментов Делеза, связанных с макетированием иного человека и его мира.
Вслед за стоиками Делез опирается на 4-х элементную (квартернарную) структуру знака. В ХХ веке были предложены даже 10-ти элементные концепции знака не добавившие ничего в теорию, кроме собственной громоздкости. Дело не в механическом увеличении стоиками элементов, а в наделении ими знака качественно новой характеристикой. Знак уже не только является связующим звеном между означаемым и означающим, а функционирует как структурная часть языка в соответствии с логическими параметрами, понятиями времени и грамматики глагола, причем все эти понятия центрированы по-разному. Наблюдатель перестает быть сторонним и становится частью эксперимента.
Рассмотрим выражение: «Борис болен» – оно фиксирует наблюдаемое (означаемое – 1-ая функция знака), означает состояние здоровья (2-я функция знака), выражает мнение (3-я функция знака связанная с его двойственностью, т.к. мнение может быть ложным), и кроме того подразумевает некое неопределенное значение «быть больным» (4-я функция знака – вживление новой реальности в структуру языка). Таким образом, появляется новый феномен – мысль-событие (эффект).
Делез так аргументировал последний вывод: «Стоики различали два состояния существования: 1) реальные сущности, т.е. тела с их дыханием, их физическими свойствами, их взаимодействиями, их действиями и страстями; 2) эффекты, которые происходят на поверхности существ. Эффекты не являются состояниями вещей, а представляют собой нетелесные события; это не физические качества, а логические атрибуты» (цит. по Ильин И., 1996). Основные концепции стоицизма заключались в таких понятиях как: «действия и страсть» – при взаимодействиях между телами действия порождаются активными принципами, а страсть является пассивным условием внешнего воздействия; «предложение» – минимальное пространство языка, в котором может быть выражено событие (эффект); «десигнация и выражение» – два измерения предложения: первое состоит их имен существительных и прилагательных и связывает предложение с миром физических объектов, а второе, состоящее из глаголов, связывает предложение с нетелесными событиями и логическими атрибутами. По выражению Брейе «атрибут обозначает не реальное свойство, а манеру бытия».
По мнению Делеза смыслы рождаются на эфемерной поверхности образуемой знаком, подобно тому, как при рассматривании «волшебных картинок» за поверхностным (плоскостным) изображением возникает объемная фигура, или подобно тому, как возникает телевизионная иллюзия, на самом деле объем возникшей фигуры – игра воображения. Эта эфемерная поверхность представляет собой идеальную плоскость, так как имеет протяженность, но не имеет толщину (глубину). Делез назвал эту поверхность – сингулярной.
Говоря о прогулках по тексту, Барт подразумевал наслаждение от скольжения по сингулярной поверхности и удовольствие при погружении в глубины буквальных, телесных по своей природе, значений. Наслаждение связано с потрясением основ мировоззрения, с восхищением и ужасом обретения нового мира. Удовольствие – это подтверждение известного, довольство предсказуемостью и стабильностью существования. И если удовольствие от текста сродни маленькой жизни, проживаемой читателем вместе с героем произведения, то наслаждение – это смерть, потеря старого мира и возрождение в новом неизвестном мире. Однако все имеет свою цену. Смерть оборачивается возрождением, а жизнь бытием-к-смерти. В момент серфинга по поверхности текста индивидуум свободен в той степени, в какой вообще можно быть свободным, оставаясь элементом знаковой системы. При погружении же в глубину, довольствующийся индивидуум неизбежно попадает в лабиринт изначально заданных (коннотирумых) значений. Энергия бинарных оппозиций вовлекает его на противостояние и антагонизм, увлекает его все дальше и дальше к самым корням структуры, туда, где Тесея ожидал Минотавр.