Верни меня домой

Глава 7

Утром я проснулась от звуков. Кто-то ходил, что-то выдвигал, что-то падало. Глазами поискала часы и не нашла. Я без телефона. Выгребла сонная и помятая, с гнездом на голове в коридор и столкнулась с Анцифировым. Уставился на меня непроницаемым взглядом, эмоций ноль, молчит. Ловлю своё отражение в зеркале и мычу. Жесть. Анцифиров соображает, медленно кивает мне, я тоже киваю и просачиваюсь мимо него в ванную. Стыдобища – футболка еле прикрывает задницу, ноги голые, и вообще я как кентервильское привидение.

Когда я вышла из душа, меня настиг крик:

– Ковалевская, завтракать иди.

Ковыляю, пытаясь руками оттянуть низ футболки и немного прикрыть ноги. Он увидел эту картину, отвернулся, и я быстро упала на стул и придвинулась к стол.

– Так. Обычно я это не делаю. Ну, вот это всё, – он стоял спиной и сделал какой-то хаотичный жест руками. – Поэтому сама тут, холодильник открыла, что нашла, то и съела.

Он развернулся и поставил передо мной тарелку с яичницей, а сам взял чашку из кофе-машины и уселся напротив меня. Я опустила голову и рассматривала тарелку – белая матовая тарелка, а ближе к краю – две нарисованные вишенки. Я стеснялась. Стеснялась, что сижу с голыми ногами, в футболке, и, может быть, видно мою грудь, стеснялась открывать рот и тем более жевать при нём. Я стеснялась завтракать при чужом мужчине. Сразу вспомнила Руслана, утро, овсяноблины, наш смех. Мой викинг, с серыми глазами, сумасшедшими размерами тренированного тела. Мой герой, в которого хотелось завернуться как в одеяло. Готова была разреветься как в детстве. Когда хочется обычного, к чему привык, а всё непривычно, незнакомо, всё по-другому.

– Двери никому не открывай, из дома не выходи, привезу тебе с работы ноутбук, ну, сегодня не знаю, телевизор, что ли, посмотри. Буду вечером. Если что надо – говори, куплю, – пробубнил Анцифиров.

– Когда вернёшься? – я всё так же не поднимала глаз.

– Обычно дома около восьми. Теперь буду раньше. Шесть? Семь?

– Как хочешь.

– Да ешь ты уже, а то остынет.

Он встал, вымыл идеально белую кружку и вышел из кухни. Потом раздалось «я ушёл», хлопнула дверь, и я осталась одна.

В голове не было ни единой мысли, я вернулась в кровать и снова уснула.

Окончательно проснулась только к обеду. Взяв сумку, отодвинула дверь-купе в гардеробную. Постель была убрана, раскладушка собрана, не было никаких следов, что здесь ночевали. С мерным тихим жужжанием работал озонатор. Я нашла пару свободных полок, и начала доставать свои вещи из сумки. Когда закончила раскладывать вещи, то продолжила рассматривать вещи Анцифирова. Всё было размещено очень рационально, в гардеробной не было ничего лишнего, меня смутил армейский порядок на полках – вещи аккуратно развешаны в чехлах или сложены, чистая обувь упакована в полиэтилен. Я так не умею, даже несмотря на то, что достаточно аккуратная, в моём шкафу всегда маленькая Нарния. Меня раздражает идеальный порядок, и как минимум одна-две вещи у меня всегда создают хаос. Я поёжилась и стала перебирать, разглядывая, его рубашки, которых было целых три – белая, серая, бледная грязно-голубая. Никаких принтов, рисунков. Чёрные джинсы, две пары брюк, несколько футболок. Все вещи однотонные, неяркие, сдержанных цветов холодной цветовой гаммы. Иного и не ожидала. Очень аскетично. А ещё я обратила внимание на отсутствие пыли. Её просто не было. Я закрыла дверь и продолжила осматриваться. Деталей в интерьере немного, каждая вещь на своем месте, цвета сдержанные, много белого цвета, простая и в то же время недешевая мебель. Мне было интересно, а что, если я проведу пальцем по подоконнику… Опять ничего, всё идеально. Мне стало не по себе. Я вышла на лоджию – застеклённая, утепленная, в углу стоит у стены сложенная сушилка для белья. Открыла хозяйственный шкаф, и лучше бы я этого не делала. В два ряда на двух полках стояли средства бытовой химии, а на полу в ряд выстроились бутылки с жидкостью для мытья пола «Мистер Пропер». Так, одно из двух – или у него классная домработница, или у него проблемы с психикой, и он больной. Твою ж мать.

Ой, я же посуду не помыла. Сердце ёкнуло, и я поторопилась исправить, чтобы Анцифиров меня не замочил, пока я буду спать.

Серый

День первый. Бойтесь мечтать, да? Она здесь, в моей берлоге. Сука, сердце колотится, как у зайца. Я ж взрослый! Я же могу себя контролировать! Стесняюсь, и неудобно, я как будто не дома. Просто смыться быстрее хочется, чтобы её не видеть. А толку? Сейчас буду представлять, как она там раздетая, в моей постели. Ножки её стройные из-под одеяла торчат. Серый. Не гони!

Утром её в коридоре встретил и поплыл. Моя футболка, ноги длиннющие, взгляд мутный, и нет в нём отторжения, неприятия, осуждения. Как будто каждый день утром вместе просыпаемся. Хочется её через плечо – и в койку. Выдыхай, бро.

Такая домашняя, своя, что ли. Небрежность легкая, волосы в беспорядке, пушатся, в лицо лезут. А ведь если разобраться, я ничего о ней не знаю. Только то, что сам себе придумал, когда смотрел на неё тайком. Смотрел, анализировал, выводы делал и фантазировал. Серый, давай по-честному, вот фантазировал же, хоть пять минут в день, но ведь думал о ней, а ещё сны эти. Да мы никогда не разговаривали дольше пяти минут!

Вот пришла моя Ковалевская в мою школу, села за вторую парту в третьем ряду. Что первое я увидел, на что внимание обратил? Разумеется, она вся как сказка, но вот что выделил? Косы длинные черные и шейка тоненькая, лебединая. Руки её игрушечные с тонкими запястьями в прожилках вен, пальчики длинные тонкие. А потом заметил её грусть, такую, едва заметную тихую печаль. И задумчивость. Какая-то она в себя погружённая. Глубокая, как океан, так мне сразу представилось. И недоступная для меня, совсем недоступная. Если вдруг подойду к ней, она же презрительно фыркнет и разговаривать со мной не будет. Хотя, может, и будет, из жалости, из чувства сострадания. Да, она добрая. Такая, как она, не может оттолкнуть грубым словом или презрением, она поговорит, и будет испытывать такое презрительное сочувствие, как к хромому блохастому щенку. А это ещё хуже, чем полный игнор. Нельзя жалеть человека, которого уважаешь, в котором видишь равного. Не хочу её жалости. Лучше буду подальше держаться, фантазировать перед сном, какая она, что ей нравится, чем живёт, о чём думает. Вот так постепенно придумывал себе Марту – умную, щедрую, ласковую, понимающую. Так и живу с этим. А какая она на самом деле, поди разбери.

Глава 8

– Саня, здорово, ты как? – слышу себя, Лютик гремит железками, наверное, в зале.

– Жив. Сам как? – расслабленный голос товарища.

– И я. Проблем не было?

– Нет, Серый. Всё ровно.

– Просьба есть. Адрес тебе скину, в квартире никого, найди хозяйку, заплати аренду за полгода вперед. Денег переведу.

– Десантник – человек свободный. Куда пошлют, туда он и захочет. Сделаю. Вопрос: во что-то влип? Помощь нужна?

– Спасибо, брат, пока всё ровно, не влип. И надеюсь, так и будет.

– Ну, тогда, блаженны прыгающие, ибо они допрыгаются.

– Давай, бро, мимо земли не пролетишь.

Я сбросил звонок. Независимо от того, как разрешится ситуация, у Марты есть дом. Ей будет, куда вернуться.

Осталось сделать ещё один звонок, собираюсь с мыслями и понимаю, что я просто оттягиваю момент. Мне всего лишь надо донести информацию, но почему-то я нервничаю.

Нажимаю видео-звонок и отстукиваю ритм пальцами. Сбрасывают. Твою мать. Пишу сообщение. И мне перезванивают. Ого. Какая она большая стала, почти не узнаю ту пигалицу, в которой Ковалевская моя носилась.

– Майя, меня Марта просила позвонить, – говорю я.

Девчонка молчит. Смотрит на меня во все глаза. Волосы светлые и глаза голубые, а так на Марту похожа. Хотя нет, не так уж и похожа. Какая-то она милая, даже слишком, карамельная. Снегурка моя, как горький шоколад, вкусная и горчит.