Чародейка Поволжья

Дальше была обычная грунтовая дорога, не больно наезженная и не больно ровная. Дачный посёлок давно захряс. Вместо домиков остались живописные руины, утопающие в зелени разросшихся кустов и дикого винограда. На месте бывших огородов образовались целые поляны люпина, который ещё до Рининого рождения владельцы дач заботливо выращивали на цветниках.

— Дальше не проехать, — проговорил Фёдор, глуша мотор.

И действительно, дорога как-то обрывалась, упираясь в старую трубу водозабора из реки. Им пользовались для полива. За трубой была только тропа, и червяк упорно рвался именно в ту сторону.

От Алтанки тянуло влагой и тем особым летним запахом, который знают все, кому повезло жить неподалёку от реки, в воздухе звенели комары. Фёдор чертыхался, хлопал себя по голым рукам и ногам выше носков, потом вооружившись веткой ясеня стал яростно отмахиваться от голодной комариной братии. Рина упорно двигалась вперёд, лишь иногда сгоняла с себя кровососов. Вокруг не было ни одной жилой дачи: выбитые окна, обрушившиеся крыши, кучи мусора, покосившиеся или вовсе упавшие заборы, но червяк уверенно вёл всё дальше по заросшей траве с крапивой и чертополохом выше чародейки ростом.

Тропа обрывалась неожиданно. Она просто упёрлась в куст краснеющей бузины, и всё.

— Странно, — сказала Рина, — компас явно указывает в ту сторону, — наверное, мы пропустили обход. Бабушка говорила, что много лет назад в этих местах тоже было два родника. Их называли Мать и Дитя. Может, дорожка вела и к ним тоже?

Фёдор присел на корточки и внимательно разглядывал траву под кустом бузины.

— Обманка, — усмехнулся он, — глупый расчёт на современного городского жителя. Для настоящего охотника здесь всё, как на ладони.

Рина пыталась разглядеть это «всё», но кроме самых обыкновенных одуванчиков, подорожника и рано зацветшего в этом году чистотела ничего не увидела.

— На одуванчики посмотри, — угадал ход её мыслей Алеут, — на отцветшие. Вокруг они все не облетевшие, а здесь – голые бастылы торчат, значит, кто-то проходил, и одуванчики оббил.

Он отогнул ветки с наливающейся кровавым соком бузины и показал на продолжение тропы. Чтобы попасть туда пришлось пролезать почти что на четвереньках. Дальше они оказались на заросшей «улице» меж двух рядов дачных руин. Червь, затихший на время, дёрнулся вправо, заизвивался, словно предвкушая близкую цель. Справа был заросший сад, оплетённый плетьми дикого винограда и колючеплодника, похожими на толстых ёжиков плодами которого Рина так любила кидаться в детстве. В глубине сада темнели развалины некогда богатой дачи. Ей повезло больше соседок, поскольку домик был сложен из красного кирпича. Окна заколотили давным-давно, а вот дверь оказалась запертой и относительно прочной.

Червяк буквально обезумел, он вертелся на игле из пепла от знаменитой шляпы, извивался, и, казалось, готов был разорваться надвое, так его тянуло в дом.

— Заперто, — выступила в роли капитана Очевидности чародейка и бесполезно подёргала ручку.

Фёдор наклонился, посмотрел на замок и вдруг перекрыл дверь рукой.

— Погляди истинным зрением.

Рина сделала усилие. Она не смогла бы описать, что это усилие собой представляло, больше всего оно походило на некое прищуривание, знакомое каждому близорукому человеку, пытавшемуся разглядеть ценник в магазине без очков. Только сейчас девушка прищуривалась где-то в душе. И она увидела множество тонких нитей неприятного багрово-чёрного цвета, расходящихся от двери и оплетающих окна.

— А избушка-развалюшка-то с секретом! – проговорил Толстой, обходя дом. Дверь я выбить могу, не вопрос. Только мастер мужика в длинном лапсердаке сразу узнает, что в его тайном прибежище непрошенные гости объявились. А нам сие без надобности. Давай-ка, mon cher ami, ты аккуратненько все эти паутиночки с входной двери поснимаешь, а уж потом я ногой или кулаком поработаю.

— Но я не знаю, как снимать охранное заклятие, — растерянно проговорила Рина, — я про другое смотрела, да и то наизусть не запомнила.

Фёдор закатил глаза.

— Давай, импровизируй, придумай сама, как это la merde бордовое убрать!

Рина поставила сходящий с ума компас на землю и села рядом по-японски подогнув под себя ноги, закрыла глаза и ещё раз посмотрела на дом внутренним взором. Узор из сторожевых нитей так был виден даже лучше. Он напоминал вязаные крючком ажуры: вокруг двери крепятся цепочки, похожие на цепочки воздушных петель, дальше они идут к узелкам над дверью и на пороге. Что же с ними можно сделать? Чародейка постаралась отрешиться от звенящего вокруг лица гнуса, нежного ветерка, что шевелил выбившиеся из хвостов волосы, капель пота, сползающих к шее. «Ищи слабые места, — дала сама себе приказ девушка, — то, что один человек собрал, другой завсегда разобрать сможет». Всплыла в голове фраза из старого фильма о графе Калиостро. Неуместная, казалось бы, фраза дала нужный толчок: часть нитей окрасились в более бледный цвет. Самыми слабыми оказались те, что крепили массивный, налитой нездоровым багрянцем, узел в центре двери к порогу и притолоке. Тот, кто ставил, предполагал, что незваный гость вляпается прямо в него торсом, как только перешагнёт через порог.

Чародейка встала. Если я не могу порвать нити, их нужно перецепить. Например, вот эти, нижние, поставить вверх и в бок, а в образовавшееся отверстие аккуратно пролезть.

Ей вспомнилось, как она чинила любимую гипюровую кофту после того, как в 208 аудитории в университете зацепила и порвала её на самом видном месте. А всё из-за какого-то урода, отколупавшего кусок стола по торцу. Тогда она проделала новые бриды и цветок приобрёл крепления, что было почти не заметно, если не знаешь, куда смотреть. Вот и теперь ей предстояло проделать то же самое.

Рина осторожно, она не представляла себе прочности сторожевых нитей, переносила их снизу на косяк и верхнюю часть дверной рамы, стараясь не позволять им перекрещиваться и задевать друг друга. Через пару минут вздутый узел поднялся кверху, оставив проход не меньше метра высотой.

— Отлично, — похвалил Фёдор, — просто безукоризненно! Давай теперь поработаю я.

— Стой, — Рина что-то прикидывала, — уверен, что сумеешь вышибить дверь и не задеть нити?

— Обижаешь, неужели думаешь, тот, кто на спор отстрелил каблук собственной жене, промажет по замку двери? – вскинул бровь Толстой!

— Попробуй, — с некоторым сомненьем разрешила Рина.

Американец размял плечи, размахнулся и кулаком высадил замок, находящийся в сантиметрах десяти ниже покачивающегося багрового узла сторожевого заклятия, не задев при этом ни одну сторожевую нить. Дверь бесшумно и мягко, словно кто-то заботливо смазал петли, распахнулась, и они, согнувшись, пробрались внутрь.

Фёдор хмыкнул, бросив взгляд под ноги, на страшно грязном полу у порога лежал ворсистый розовый коврик с вышитой надписью:

Home, sweet home!

Внутри было темно и пахло мышами. Рина засветила фонарик в телефоне.

— И что дальше? – риторически спросила она, невольно приглушив голос, — кому понадобилось так закрывать грязную халупу?

— Глянь, как там червяк поживает.

Червяк несколько обмяк и почти не подавал признаков поисковой активности. По маленькому тельцу пробегали судороги, работать магическому компасу оставалось недолго.

— Ты бы, cher ami, посильнее светильничек зажгла, — Толстой чертыхнулся, приложившись головой о низкую балку.

Рина по наитию пошарила по стене и обнаружила выключатель. К удивлению, он работал. В каморке загорелась энергосберегающая лампочка. При её свете унылое убожество заброшки стало только ярче.

— Червяк сдох, похоже, — чародейка тряхнула баночку, взметнув частички пепла, которые оседали медленно, как снег в волшебном шаре с замком. Червячок всплыл одним концом, а второй упорно указывал в пол.

— Постой-ка, — Фёдор отодвинул старый диван с вылезшей наружу набивкой. Под диваном был железный квадратный люк, запертый на банальный замочек, совсем как почтовый ящик в подъезде, — вроде, чисто. Сторож только на окнах и входной двери был.