Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 29

По едва ощутимой смене интонации я почувствовал, что последний вопрос заинтересовал предводителя больше всего. Потому начал отвечать с него.

— С горы высмотрел, которая к северу, день пути пешком, километров сорок примерно. — Приноравливаясь к манере разговора, говорю в ответ. — Может, меньше. На вершине ручей, поляна. Смотрел ночью. В бинокль. Увидел далеко на юге свет, долго горел. Не знаю что и как, но точно не пал степной — тогда бы черточкой был свет, а там точка и все.

Старший из наездников задумчиво посмотрел на меня.

— А не свистишь? Уверен в своих словах? — Уточнил требовательно.

— Да. — Не колеблясь, отвечаю, глядя в глаза.

— Братцы, в седла. — Разом поднявшись на ноги негромко приказал старший. — Надо на Стасову заимку гнать. И ты, расейский, собирайся махом, со мной поедешь.

Эти ребята не тянут. Миг и все разобрались по мотоциклам, заревели двигатели, ударили снопы света от фар. Как не спешил, а все равно пришлось им ждать, пока гасил огонь, совал вещи в рюкзак и садился позади командира. Повезло, что у него оказался не байк, а настоящий багги. Так что разместился почти с комфортом. А то уж и не знал, как удержаться на коротких задних сиденьях двухколесных машин остальных наездников. Рванули с места так, что в ушах заложило, и с непривычки больно стукнулся и так битым затылком о балку, уй! Искры вперемешку со слезами из глаз, ветер в лицо. Хватаюсь руками и держусь изо всех сил. Лишь бы не вылететь, сразу смерть! А потом сквозь шум, тряску и безумие гонки проступили восторг и понимание. Что вот они несутся на своих грохочущих байках. Настоящие хозяева этой земли — молодые старожилы Прерии, подлинные дети Гаучо.

Призрачная гонка в лунном свете прекратилась так же внезапно, как и началась. Я, кряхтя от боли во всем теле, выбрался с сиденья и сначала скорее учуял, а уже потом разглядел пепелище. Черное, в обломках пространство выжженной земли с остатками обугленных построек. Получается это и есть та заимка? Наездники, не дожидаясь приказов, кинулись вперед, разгребая зачем-то руины. Что они ищут? Никто не обращал на меня внимания, не звал с собой и ничего не объяснял. Чтобы не мешать, просто отступил в сторону и наткнулся на вздувшийся труп собаки. Черт!

Отскочив с неожиданной прытью на пару метров, ощутил, как сквозь мощнейший запах гари проступает другой, сладковато-тошнотворный. И только теперь увидел, что искали прерийцы — отовсюду они несли тела. Три, пять, восемь. Мертвые люди. Погибшие при пожаре? Прислушиваюсь к голосам и с трудом разбираю:

— Все убиты, следы от пуль, уколов и порезов ножом. Как мясники работали. У Михася правая рука отрублена. Дочек его… — голос прерывается и замолкает.

С ума сойти!!!!! Людей пытали, убили! Да кто ж такое сотворил? В голове закружилась кровавая морока — я упал на колени и оперся рукой о землю, стянул бейсболку с головы и закрыл нос и рот, не в силах больше терпеть запаха горелой плоти. Стыдливо огляделся, но никто даже не обратил на меня внимания — никому я здесь и сейчас не нужен.

— Следы? Нашли? — Жесткий, холодный тон старшего, зачем он так сейчас? — Паша, что скажешь?

— Есть, командир, как не быть. Они особо и не скрывались, подъехали открыто прямо к воротам, вынесли их таранным ударом. Видишь, четкая колея от широких вездеходных колес? Такие у охотничков гочных только и есть. Так что… след почти свежий — суточной давности. Все сходится, Андрей.

— Так, Сашка и Петро, похороните их. Берите лопаты у меня в машине. А мы — пойдем по следу. Как закончите, выдвигайтесь к Турьей лощине, там нас ждите.

— Старшой, а как мы с лопатами поедем?

— Верно, тогда ты Сашок, бери мой багги, а я на байке пока. По седлам, Паша, ты первый.

Моторы взревели, пятная темноту лучами света, и вскоре на пепелище легла тишина, нарушаемая лишь коротким скрипом лопат, вгрызающихся в землю. Без сил уселся я на землю. Никто по прежнему меня не окликал. Словно забыли напрочь. Я огляделся по сторонам и обнаружил десятки светящихся в темноте глаз. Ой-ей, да это падальщики собрались. Осторожно пододвинулся вплотную к машинам. Так, кажется, безопаснее. Посматривая то на сосредоточенно работающих парней, то на кроваво-красные глаза, выступающие из темноты, я и просидел до конца похорон.

Когда парни уже садились на машины, я все же рискнул напомнить о себе, ясно сознавая, что могут и пристрелить — ведь я один из новых — тех, кто совершили это злодеяние!

— Парни, а что мне делать?

В ответ рев моторов и густое облако выхлопных газов. Они уехали. Вот же! И что теперь делать дальше? Оставаться здесь — исключено, идти в темноте — тоже не вариант. Черт! Черт! Черт! И только я собрался окончательно впасть в уныние, как из-за ближайшего невидимого сейчас холма выскочил багги. Резко тормознул прямо передо мной и водитель зло бросил:

— Садись.

Предлагать дважды не пришлось. Быстро разместившись на заднем сиденье, я уже с приобретенным недавно опытом сразу ухватился за балки, чтобы избежать удара головой. Машина, крутнувшись на месте, рванула вперед.





Уже наступал рассвет, когда багги остановилось посреди ничем не примечательной равнины.

— Выбирайся! Видишь след от колес? Пойдешь по ним до озера, потом по берегу, и выйдешь к завтрему к Озеркам. — Помолчав миг, нехотя добавил. — Там скажешь, я, Сашка Мезенцев, тебя послал. Зайдешь к моим, передашь поклон родителям. Все.

Мои ответные благодарности потонули в клубах пыли и дыма. Не надо ему моих слов. Это понятно. На небе — редкие облака, прохладно. Устал я, как собака. Сил никаких идти нет. В той бешеной тряске, что пришлось проехать почти всю ночь не то что подремать, расслабиться на миг было не просто невозможно, а смертельно опасно. Так что, доковыляв до очередного холма, нашел подходящую площадку на южном склоне и, завернувшись в спальник — отключился. Ешьте меня, убивайте — все равно. Сил нет.

Последней мыслью стало — эх, жаль, что наездники не приняли меня к себе. Жаль.

Проснулся я от жары. Мокрый весь насквозь. Зато отдохнувший. Гаучо стоял уже в самом зените, посылая земле свой живой огонь. Благодать. И тишина. Выбираюсь из спальника и раздеваюсь — надо просушиться. Теперь при ясном дневном свете обнаруживаю небольшой ручей поблизости. Отлично, можно сполоснуться благо берег покатый и каменистый. Раскаленные на солнце камни жгут босые ступни, зато вода — хоть и довольно теплая, замечательно освежает. Только мелко очень, всего то по пояс. Долго высидеть не смог, ко всему в придачу проснулся зверский голод. Согреваясь после купания, пробежался до стоянки, подгоняемый облачными тенями, от которых веяло прохладой. Одеваю не просохшие до конца вещи и начинаю скакать на месте. Вот, уже теплее. Теперь еда. В рюкзаке осталось совсем немного. Проглотил в один присест. А чем питаться дальше? Елки. Сашка сказал — два дня пути. Ну, толку думать, надо двигаться.

Над прерией все чаще появлялись облака, правда, легкие, белые и ни намека на дождь. Ветер — временами порывистый, освежал. Идти по пусть и малозаметной, но все же колее, куда удобнее, чем пытаться вычислять путь по маловразумительным координатам. Можно просто шагать и размышлять о своем.

Больше всего думалось о загадочной девушке — Наташе. Кто она? Что за спецназ пришел ей на помощь? Почему угодила в плен к этим ублюдкам? Ясно, что они пытались ее сманить к себе, но она отказалась. Ничего не понятно. Только одно несомненно — я ее буду искать, хоть, всю жизнь. Никто мне больше не нужен. Только она. Сами собой сложились строки.

В этот час я здесь,

а ты, где-то далеко

В этом мире без мечты

Людям нелегко.

Пусть не рядом я сейчас

Верую и жду

Не сейчас, потом, когда

жизнью заслужу.

Встречу, мир перевернув,

В поисках твоих,

Я ищу тебя одну,

В жизни на двоих.

Сочинил первый раз в жизни. И от собственных строк стало чуть легче.

Степь поражала тишиной и почти полным отсутствием крупной живности. Там, откуда я начал свой поход картина была совершенно другой. И травы — в полный рост. Опять загадка.