Страница 3 из 10
Из головы не шли слова Лёки (так я стала мысленно называть соседку) про свадьбу. Увы, не надо быть гадалкой и провидицей, чтобы понимать — замужество мне не светит. Лет в пятнадцать я искренне считала себя толстухой. Сейчас, конечно, понимаю, что не безобразная, а как говорят в народе, фигуристая. И пусть лишний вес существует скорее в моём воображении, чем в реальности, счастливее это меня не делает. Я всегда чересчур придирчиво рассматривала себя в зеркале. Бабушка когда-то говорила, что у меня самый что ни на есть женственный тип фигуры — «гитара». Но от этого было не легче. Рядом с подтянутыми фитоняшками я чувствовала себя ужасно неловко. Если быть честной, хрупкие девушки вызывали у меня зависть. Нередко приходилось ловить на себе нескромные взгляды, вызывавшие мучительное смущение, сравнимое с настоящей пыткой. Пышные формы мне достались от бабушки. Она у меня была простая и очень добрая. Нередко горестно вздыхала, приговаривая: «И за что меня господь покарал? Всю жизнь на себе два ведра таскаю». Ей даже бюстгальтеры приходилось на заказ шить. Бельё её размера в те времена было найти проблематично.
Об этом и многом другом думала я, когда выносила на улицу ненужные вещи. Пока меня неожиданно не отвлекли.
— Вы наша новая соседка? — прозвучал вопрос.
Повернула голову и обнаружила, что у калитки стоит весьма дородная женщина. Я приготовилась к расспросам и придала лицу максимально дружелюбное выражение.
— Добрый день, — ответила с нажимом, намекая, что и гостье не мешало бы сначала поздороваться. А после добавила: — Да.
— Добро пожаловать. Надолго к нам?
— Как получится.
— Меня Нина Васильевна зовут. Я здесь «уличная».
Заметив мой недоумевающий взгляд, она уточнила:
— В смысле глава уличного комитета, а не проститутка.
Хм, ну и шуточки у неё… Я попыталась мысленно прикинуть, сколько ей лет. Меньше шестидесяти не дашь.
— Так что со всеми вопросами, справками ко мне, — заметила женщина.
Ясно, местная активистка.
— Света, — представилась я. — Хорошо, буду знать.
И продолжила заниматься своими делами.
— Появятся вопросы — обращайтесь, — Нина Васильевна явно не собиралась вот так просто взять и оставить меня в покое. Она с любопытством поглядывала на вещи, которые я складывала у ворот. И этим мне категорически не понравилась.
— У нас тут недалеко, через несколько домов вниз по улице, недавно покойника нашли, — вдруг ни с того ни с сего выдала соседка. — Прямо в доме. Случайно. Лежал там неизвестно сколько.
Я выпрямилась, посмотрела на неё. Такую информацию даже не знаешь, как воспринимать. Конечно, это вызывает шок и ужас. Но зачем подобное рассказывать первому встречному человеку, да ещё и новому жителю посёлка? Всё хорошее впечатление об Апрельском невольно стало улетучиваться. А соседка теперь не нравилась ещё больше.
— Я всегда говорю: нет страшнее смерти, чем смерть одному — в пустом доме, будучи забытым, ушедшим в забвение ещё при жизни, — принялась философствовать женщина. — Больше всего на свете боюсь не смерти, а именно умереть вот так — никому не нужной, в одиночестве. И об этом узнают совершенно случайно. В такие моменты понимаешь, для чего важно иметь семью, друзей, близких. Чтобы в доме всегда царил уют, он был полон гостями, чтобы в нём звучали голоса. В таком месте и умирать не страшно.
Слова Нины Васильевны впечатлили меня и заставили о многом задуматься. Я понятия не имела, что за человек был тот покойный. Даже мужчина это или женщина. И в каком именно доме случилась трагедия. Но всё же мысленно пожелала почившему Царствия Небесного. Хоть земле предали его по-человечески. Жизнь иногда бывает очень страшной...
После всего услышанного меня в очередной раз посетила мысль родить для себя. Признаюсь, давно об этом думала. Как-то смирилась уже с тем, что большой любви в моей жизни не предвидится. А вот родить — это хорошая идея. Одна не останусь, всё ж близкий человек рядом будет.
На то, чтобы навести хоть какой-то порядок, у меня ушло несколько дней. Занималась я этим уже без былого энтузиазма, то и дело возвращаясь мыслями к грустной новости Нины Васильевны. Надо было у неё всё подробно расспросить. Но я как-то растерялась от её напора.
До заинтересовавших меня писем руки пока не дошли. Вот вымою всё в доме, тогда и усядусь за чтение.
Однажды днём переоделась из привычных джинcов в платье и отправилась в магазин. Повседневное серо-голубое, в мелкую клетку, длиной оно было чуть ниже колена и отлично подчеркивало мою неожиданно тонкую для столь пышной фигуры талию. Пожалуй, талия была единственным моим достоинством. Хотя нет, ещё глаза, небесную лазурь которых так расхваливал местечковый председатель Апрельского.
Мне нравилось гулять, рассматривать дома местных жителей, наслаждаться тёплым весенним ветерком. Возле некоторых дворов уже вовсю цвели тюльпаны. В основном самые простые, красные. Но на отдельных клумбах можно было увидеть даже жёлтые, белые и какие-то необычные, полосатые, с резными лепестками. Да и сирень за последние пару дней распустилась. Флёр её душистого аромата буквально преследовал по всему пути до продуктового. Почти у каждого двора имелись один-два куста. Хотя чаще попадались брошенные дома. От нескольких вообще остались только стены, да и то не все. В глубине одного из таких дворов, в зарослях, я разглядела старый колодец. Тот, из которого воду доставали вёдрами. Диковинка для нашего времени. Даже здесь, в Апрельском, у большинства жителей уже были скважины.
Возле местного магазина в районе одиннадцати часов всегда царило оживление. Кажется, здесь собирался весь цвет жителей близлежащих улиц. Потому что в это время привозили хлеб. Пока ожидали хлебовозку, обсуждали сплетни, посевную, погоду, политику и многое другое. Тут же иногда толклась местная молодёжь да резвилась детвора.
Я подошла и остановилась в сторонке. Не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. К слову, Леокадию Сергеевну ещё ни разу тут не встречала. Должно быть, она отоваривалась в другом месте — ближе к трассе. От её дачи туда было удобнее добираться.
Краем глаза заметила уже виденную однажды чёрную иномарку. Впервые за то время, что я жила здесь, этот парень, кажется Максим, приехал к магазину. Среднего телосложения, черноволосый, одет в спортивный костюм, на глазах тёмные очки — это всё, что я успела разглядеть, мельком взглянув на него. Не думаю, что и он ждал хлеба. Скорее приехал по какому-то делу. Возле него, вальяжно присевшего на капот, собралась целая свита из молодых людей. Перекидывались шутками и колкостями. Я не вслушивалась в их болтовню, пока не раздался вполне отчётливый вопрос, в котором явно шла речь обо мне.
— А это кто такая? Раньше не видел у нас тут рыжих.
Я никогда не слышала его голос, но сейчас была уверена, что это он. Говорил молодой человек несколько высокомерно, с усмешкой.
— А, да это новая библиотекарша, — с готовностью ответил кто-то из его окружения.
Скользнула взглядом по их компании. И обнаружила, что Богорад снял очки и, прищурившись, наблюдает за мной. Причём его нисколько не смущало, что я всё слышу.
Женщины, стоявшие в сторонке, тоже косились на меня с любопытством. Одна спросила, кто я. Другая ответила:
— Библиотекарша. Из города пожаловала. Боровенский с неё пылинки сдувает, чтоб не сбежала. Даже чтоб траву в её дворе покосить, мужиков пригнал. Беспомощная городская барынька. Я вот, как муж помер, сама всё делаю. И траву кошу.
— Ну ты не сравнивай, — вступилась за меня третья. — Ты в своём дворе косишь, а девушке дали жилье от посёлка. Надо помогать человеку, а не ядом брызгать.
Я делала вид, что не слышу этого разговора. После слов о барыньке стало до крайности неприятно. Ощущение это только усилилось, когда та же дама, что меня совершенно незаслуженно обидела, снова подала голос:
— А что я такого сказала? Ну кто к нам сюда добровольно поедет? Только авантюристка какая-нибудь в поисках приключений. Приелась ей комфортная жизнь, захотелось почувствовать, как оно, — по-простому, без газа и воды.