Ты будешь моей

— Охрану предупреди, чтобы были наготове.

Когда мне остается несколько метров, Паша машет мне рукой и кивает на компанию парней лет двадцати двух. Я натягиваю улыбку и подхожу к ним.

— Добрый вечер, меня зовут Агата, я администратор этого клуба. У вас возникли какие-то проблемы? — выдаю стандартное приветствие.

— Если бы мы знали, что здесь работает такой красивый администратор, попросили бы позвать вас гораздо раньше. Вадим, — один из них протягивает мне руку.

Мне приходится вложить ладонь в его пальцы, чтобы не усугублять ситуацию.

— Благодарю за комплимент. Так что у вас случилось? — я проглатываю неприятный поцелуй, когда чужие мужские губы проезжают по тыльной стороне ладони.

Мне становится жарко. Щеки пылают, а сзади под волосами по шее катятся капельки пота.

— Понимаете, мой друг является преданным поклонником Макаллана, — тот самый Вадим хлопает по спине незнакомого мне рыжего парня. — Мы заказали бутылочку и коллективно пришли к выводу, что это подделка.

— Мне кажется, вы ошиблись. У нас только проверенные поставщики, вся продукция сертифицирована…

— Знаете, Агата, может, вы и правы. Парни, давайте попробуем еще раз, — он щелкает пальцами, и Паша, встретившись со мной взглядом, обновляет им виски в стаканах с толстыми стенками.

Я терпеливо жду, пока каждый из них сделает по глотку, и выдыхаю из-за появления довольных улыбок на их лицах.

— Реально не признали с первого раза, — произносит тот самый рыжий поклонник.

— Только зря девушку потревожили, — Вадим подхватывает его настрой. — Мне теперь даже неудобно перед вами, Агата. Позволите загладить вину?

— Это лишнее, поверьте, — мягко отстраняюсь, продолжив приветливо улыбаться им. — Подскажите, удалось ли нам исчерпать инци…

У меня не выходит договорить, потому что именно в этот момент перед глазами резко все начинает кружиться.

Зажмуриваюсь и надавливаю на виски пальцами, чтобы прийти в себя, но все лишь усугубляется.

Ноги на шпильках подгибаются, и я вынужденно хватаюсь на спинку высокого стула, пытаясь устоять и не опозориться перед гостями.

— Поплыла птичка… — слышится как будто вдалеке.

На талию ложатся грубые мужские ладони, меня подталкивают в сторону выхода, а я совершенно не могу сопротивляться.

Все тело превратилось в вату, тошнота подступает к горлу.

Кто-то выталкивает меня на улицу. Холод немного отрезвляет, но эффект длится недолго.

— Давай в машину ее, пока не запалил никто…

— Да подожди ты, она вроде блевать собирается, я не хочу, чтобы потом в салоне воняло.

Все словно в тумане. Я хочу закричать, позвать на помощь, но могу лишь беззвучно двигать губами. Пытаюсь стряхнуть со своего тела чужие руки, но лишь проезжаю ногтями по коже.

— Бля, пацаны, скоро ее вырубит? Брыкается овца.

— П-пу… Пустите… — тут же зажимаю рот ладонью, потому что мне действительно становится плохо. Спазмы подступают все выше к горлу.

— Заткнись ты, — мне прилетает ощутимая пощечина.

— Может, сами ей поможем уже?

— Открывай тачку, придурок. Лучше заблеванный салон, чем ментовка.

С меня слетают туфли, когда я торможу каблуками об асфальт. Боль простреливает правую ступню. Кажется, я наступила на что-то острое.

Сдерживать позывы к рвоте больше не выходит. Меня выворачивает прямо рядом с какой-то машиной, во рту появляется мерзкий привкус.

— Сука! Новые кроссовки же…

Я хнычу, когда меня снова толкают в спину. Скулю от бессилия, кусаю губы до крови. Если им удастся запихнуть меня в автомобиль, я могу больше вообще никогда не очнуться…

— Заебала она меня уже, парни, — в губы тычется что-то твердое. — Пей, давай пей, рот открой, шлюшка…

Пальцы давят на скулы, они заставляют меня глотать воду, часть выливается на блузку. Я захлебываюсь, но их это не волнует.

После нескольких вынужденных глотков становится еще хуже. Кажется, это конец, потому что в следующий миг веки тяжелеют до такой степени, что я уже не могу оставаться в сознании.

Мне снятся какие-то кошмары. Я не разбираю картинки, но чувство страха заливает все тело. Хочу открыть глаза, но это практически так же сложно, как выбраться из зарытого гроба.

Все вокруг давит, не хватает воздуха. Удушающая паника — единственное, что я ощущаю.

Карабкаюсь к спасительному освобождению, но меня утягивает во тьму. Все глубже и глубже…

Внезапный резкий удар, как об ледяную воду с высоты нескольких сотен метров, заставляет прийти в себя.

Кошмар закончился. Все позади.

Или нет?..

В руке что-то жжется, а одеяло слишком странно ощущается.

Я голая под ним. Практически полностью, мне щедро оставили лишь трусы.

Прислушиваюсь к своему телу. Вроде бы очагов сильной пульсации боли нигде нет, но кто знает, чем меня накачали…

Точно. Иголка в вене.

Смотрю на держатель с капельницей, резко выдираю всю эту систему из руки, морщась от неприятного покалывания. Надо же, как они подготовились.

Когда я сажусь на кровати, голову окружает просто какой-то ужасный болезненный взрыв. Я тут же жмурюсь, глотаю воздух через сухие приоткрытые губы.

Это второй раз в жизни, когда я себя чувствую настолько разбитой. Все-таки с первым ничего не сравнится. Тогда мне казалось, что я умерла, сейчас хоть четко понимаю, что нахожусь в какой-то незнакомой спальне.

Понятия не имею, где моя одежда и вообще удалось ли ей уцелеть, поэтому заматываюсь в сдернутую с матраса простынь. Одеяло кажется мне сейчас слишком тяжелым, я просто рухну, если поднимусь с ним на плечах.

Каждый шаг дается с трудом. Я словно до сих пор не отошла от самого сильного наркоза. Дверь поддается лишь с третьей попытки, я наваливаюсь на нее, провернув ручку дрожащими холодными пальцами.

Останавливаюсь, привалившись к косяку из-за нового приступа слабости. Дышу. Просто дышу. Это единственное, что мне сейчас удается делать более-менее сносно.

За спальней оказывается просторная гостиная. Взгляд сразу падает на спинку серого дивана, мне удается разглядеть отсюда чью-то запрокинутую голову.

Я вижу только затылок и совершенно не помню, как выглядела вчерашняя компания парней, которые опоили меня чем-то.

Не сомневаюсь, что именно они приложили руку к моему состоянию. Господи, что они вообще делали со мной все это время… Зачем им понадобилась именно я?..

Рядом с диваном стоит кофейный столик и на нем вроде бы лежит телефон. Я должна позвонить в полицию. Вдруг сотрудники отеля просто закроют глаза на мое состояние и передадут меня обратно в руки этих ублюдков?

Крадусь максимально тихо, по пути стаскиваю вазу с комода, чтобы обрушить ее на голову парня.

Я почти ударяю его по затылку, успеваю затормозить чуть ли не в самый последний момент. Покачиваюсь, ваза выпадает из рук и разбивается, а сама я едва не падаю в осколки. Удерживаюсь на ногах каким-то чудом.

— Что за?..

Дальше следуют слова, которые в приличном обществе запикивают. Ян срывается с места, подхватывает меня на руки и мягко опускает на диван, обходя его.

— Ты зачем встала? — он хмурится, нависая надо мной.

— Я думала…

— Еще и капельницу выдрала. Агата, блять, ты чуть не откинулась этой ночью. Какого ху…хера творишь?

— Не кричи, пожалуйста. Пить хочется очень…

— Щас принесу.

Ян сам поит меня, после того как я проливаю половину на пол, пытаясь храбриться и делать все со мной.

— Ты не в том положении, чтобы выпендриваться, — бросает со сдвинутыми к переносице бровями и берет телефон со столика, чтобы кому-то позвонить.

На полу в метре от меня валяется что-то странное. Тяну руку, чтобы поближе рассмотреть, кажется, рубашку, и прихожу в ужас от ее вида.

Она вся в крови.

Ткань успела огрубеть от засохших бурых пятен, вблизи ряда пуговиц странная ровная линия. Поскольку мой мозг сейчас работает очень и очень заторможено, я не сразу понимаю, что она оставлена скорее всего ножом.

— Любопытная какая, — сверху раздается смешок, и Ян забирает у меня рубашку.