Солотчинский призрак

– И Вы за этим ко мне приехали?

– Да, за этим. Поверьте, это очень важно, не менее важно, чем история с вашей бронзовой тыквой.

– Ну, это элементарно. В Китае иероглиф «петух» обозначает то же, что и «чиновник».

– А вроде я слышал, чиновник – это мандарин?

– Есть разные варианты, в разных провинциях говорят по-разному. Для меня чиновник – это петух. Тем более что это и по жизни часто бывает так. Чиновник часто ведет себя как петух: важно, но глупо.

– Так все же. Кто этот петух?

– А Вы не поняли? У нас в доме чиновник только один.

– Петровский?

– Да, он. Он любит красивые вещи, вот я и подарил ему халат. Мне самому он не очень понравился, соблазнился в свое время на красоту.

– Я, кажется, знаю, чем не понравился. Шуршит? – осторожно спросил Зазнаев.

– Да, шелковые вещи, конечно, красивые, но иногда это не совсем удобно, особенно в качестве домашней вещи. Уж как там женщины носят все эти шелковые юбки, не знаю.

– Давно подарили?

– Недавно совсем. Недели две назад.

– Значит, Петровский был одет в этот халат, когда напал на Дуню и на отца Сергия? И тот видел журавлей на халате у него, а не в натуре? – предположил Петр.

– Да. А так как раньше халат лежал в комнате Вернова, где пахнет восточными ароматами, он же продолжал использовать масла и палочки, поэтому все вещи пропитались этим запахом. Поэтому Дуня и почувствовала этот запах, – кивнул головой Зазнаев.

– И чуть не ввела нас в заблуждение, – добавил Железманов.

– Ну, она сама оказалась в заблуждении, мы теперь знаем, почему дворник оказался в беспамятстве, и какую роль в этой истории сыграла девушка Дуня, – стал делиться новой порцией информации Зазнаев.

После тюремного замка он заехал в больницу: ему была нужна консультация врача по поводу наркотиков. Поговорив с доктором, Иван Васильевич вышел на улицу, там во дворе он увидел Дуню. Девушке разрешили прогулки. Следователь подошел к ней, хотелось проверить одно предположение, которое родилось после разговора с Верновым. Дуня начала разговор первая:

– Скажите, а Василий Жуков, он все еще в тюрьме? – смущенно спросила девушка, заливаясь краской.

– Пока да, но ты можешь ему помочь.

– Как? – удивилась барышня.

– Скажи, ты, когда в кухню заходила, ему в щи ничего не подсыпала? – Зазнаев решил действовать напролом. – Пойми, это очень важно, именно твоя откровенность в этом вопросе может помочь ему.

Дуня смотрела в землю, а потом кивнула.

– Значит, подсыпала. Зачем?

– Чтобы он на меня посмотрел, – чуть слышно произнесла девушка.

– То есть ты в него влюбилась, а он на тебя внимания не обращал?

Новый кивок головы подтвердил правильность и этого предположения.

– Тогда ты решила его приворожить? Приворожить с помощью приворотного зелья?

Опять легкий кивок головой.

– А откуда ты взяла это зелье? Тебе его дали?

– Да, сказали, что очень верное средство, – хлюпая носом, выдавила из себя Дуня.

– А кто дал-то? – следователь был уверен в ответе.

– Роман Семенович. Он меня однажды спросил, когда я замуж собираюсь, вроде как в шутку. Ну я и сказала, что я хоть сейчас готова. А он мне прямо так: «Раз готова, то и жених есть?». Ну, словом, так получилось, что я призналась, что Василий мне люб, но только не смотрит в мою сторону. Вот он мне через несколько дней и дал этот порошок и велел в еду подсыпать, обещал, что на следующий день свататься побежит, – девушка уже откровенно рыдала.

– Ладно, не плачь, может, еще все и образуется, – успокоил ее следователь.

Желеманов в свою очередь стал рассказывать о своих открытиях.

– Ты молодец, я, когда ехал, все никак не мог понять, как Петровский мог совершить преступление, когда у него алиби, – обрадовался Зазнаев. – И тайна следов теперь открыта.

– Я другого понять не могу. Какой у него мотив? Наследство? Вроде у него служба с солидным жалованием? Или много денег не бывает? – недоумевал Петр.

– Это тоже уже известно. Я тебе еще не зачитал письма, которые получил сегодня из Питера.

Зазнаев полез в карман и достал пару конвертов.

– Вот это ответ на мой запрос по месту службы Петровского, – разворачивая листочек, пояснил он. – Слушай:

«Милостивый государь! На Ваше представление сообщаем, что надворный советник Роман Семенович Петровский был уволен со службы 10 месяцев назад. Проверкой было выявлено, что господин Петровский допустил серьезные упущения по службе, а также растратил казенные деньги в сумме 50 тысяч рулей. Вначале планировалось предать Петровскому суду, но он дал клятвенное обещание, подкрепленное письменной распиской, что в течение года вернет все деньги. От службы надворный советник Петровский был уволен без права на пенсию».

– То есть, нет никакой солидной и высокооплачиваемой службы! Поэтому он так долго находится в «отпуске», – воскликнул Петр, а потом спросил: – А почему не компенсировал растрату из доходов от имения?

– На это у меня есть второе письмо.

Зазнаев принялся читать следующий документ, из которого явственно следовало, что имение господина Петровского находится в не менее плачевном состоянии, чем имение сестры, что доходов оно уже давно не дает.

– Оба они плохие хозяйственники, брат и сестра, оба не могли заниматься коммерцией, считать деньги, прикидывать расходы и доходы. Поэтому фактически разорились, – пояснил Зазнаев. – Вынужден констатировать, что мы с тобой крупно ошиблись: не зря он пытался навести наши подозрения на дворника Жукова, говорил, что видел его пьяным. Нам тогда уже надо было за это ухватиться.

– Надо бежать! – сделал попытку подняться Петр.

– Куда?

– Задерживать Петровского. Вдруг он еще кого убьет!

– Нет его дома. Я уже проверил, пока ты был без сознания. А вот обыск в его комнате сделать надо. Если можешь встать, то пошли.

– Сбежал?

– Возможно. Только когда я в Солотчу ехал, то его экипаж не встретил. Может, в другую сторону побежал, не знаю.

Следователь помог своему другу принять вертикальное положение. И вместе они направились на второй этаж. Там Железманов сел в кресло, а Зазнаев начал проверять шкафы и ящики столов. Скоро появились первые результаты. В ящике стоял ряд туфель.

– Смотри, одна подошва чуть толще другой, – Зазнаев приложил каблуки друг к другу. – Как раз чтобы скрыть умеренную хромоту.

За шкафом нашли еще одну улику: лапти.

– Вот он в них и выходил творить черные дела: убить Ведрова, напасть на Дуню, подкараулить отца Сергия. Обувка его поскрипывает, что-то там у сапожника с партией кожи оказалось не то. Вот он и переобувался в лапти, – добавил следователь.

– Вот только мне непонятно: в дом Беляева Петровский пришел не в лаптях. Белов – бывший военный, вряд ли он не заметил бы, что его партнер по игре в шахматы обут, как говорится, не по уставу, – высказал сомнение Петр.

– Я думаю, что у него было время забежать домой с задней лестницы и переобуться и переодеться, он ведь к Беляеву не в халате пришел. Этот дом как раз стоит в середине между тропинкой к монастырю, где произошло убийство, и домом Беляева, – предположил Зазнаев, продолжая осматривать вещи и складывая на столик все попадавшиеся бумаги.

– Тогда я другого понять не могу. Вот он переобувался в лапти, так как его обувь скрипела. Но ведь при этом он был в халате, который шуршал. То есть скрипа обуви он остерегался, а шуршания халата нет? – не унимался Железманов. Хоть ему и было плохо, перед глазами продолжал плыть туман, а к горлу подкатывала тошнота, он не мог не думать.

– Это тоже загадка. Он мог просто не замечать, что халат шуршит. А на скрип обуви его внимание мог обратить тот же Беляев, вот у него это и стало своеобразным пунктиком, – пожал плечами Зазнаев.

– Не думаю, что так просто, – не согласился Железманов. Он сделал усилие над собой и встал, опираясь рукой о стену. Он подошел к шкафу, откуда Зазнаев на пол выложил обувь подозреваемого.

– Эээ, ты куда? Упадешь! – попытался его остановить друг.