Солотчинский призрак

Понятно, что под кем-то подразумевался один человек, но Мария Михайловна решила, что ниже собственного достоинства отвечать на такие выпады. Она встала и пошла к выходу, только у самого порога обронила:

– Я попрошу уважаемого господина Авилова, чтобы вы обвенчались уже на следующей неделе.

Услышав это, Настя перестала плакать, не потому, что обрадовалась, а просто поняла, что от ее слез уже ничего не зависит, старуха не простит ее, а побыстрее выдаст замуж, чтобы сбагрить с рук и не видеть ее больше. Также очевидно, что на наследство рассчитывать не приходится. Для нее начнется нудная жизнь со старым и крайне сварливым и скупым мужем. Что может быть хуже?

– То есть призрака не существует, а это просто сестра развлекалась? – уточнил Петровский у следователя.

– Ваша сестра пыталась подыграть мифу, что в усадьбе живет призрак, поэтому она делала большие и мелкие пакости: прятала и переставляла вещи. Кроме того, для нее это был своеобразный вид развлечения. Ей и в самом деле было скучно, но развлекать себя книгами или рукоделием она не очень любит. К тому же ей нравилось пугать людей, – пояснил следователь.

– Собаку тоже отравила она?

– Да, именно, нашла у Вернова яд и отравила. Наверное, ей хотелось как можно больше досадить Марии Михайловне, – кивнул головой Зазнаев, а про себя добавил: «Конечно, та так носилась со своей любимицей, при этом так явно противопоставила ее всем членам семьи, демонстративно оказывала ей внимания больше, чем всем родным вместе взятым, рано или поздно кто-то мог это сделать». Но вслух он этого говорить не стал.

– А убийства, а нападение на Дуню? Настя, неужели ты это все сделала? – изумленно произнес Петровский.

– Нет, не делала я этого ничего! Я никого не убивала, – закричала Настя.

– Да, господин Петровский, Вы можете быть спокойны, Ваша сестра вредная и завистливая особа, она пугала домочадцев, отравила собаку, завидовала всем и вся, но она не преступница. Убить монаха она не могла, у нее алиби, а посему и не могла убить гувернера. Не буду вдаваться в подробности, но я склонен думать, что это дело рук одного человека, – успокоил его Зазнаев. – Господа, уже достаточно поздно, я должен откланяться. Господин Железманов, проводите меня, у меня возник к вам один небольшой вопрос.

Они вышли на улицу, оставив брата и сестру в комнате выяснять отношения дальше.

– Слушай, знаешь, мне кажется, что тебе надо возвращаться со мной, – сказал Иван Васильевич другу.

– Зачем? Мы еще не закончили!

– Да боюсь я за тебя! Вдруг и тебя убьют!

– А если Павлика? Или Марию Михайловну? Или брата с сестрой? Нет, я так не могу. Конечно, все они, кроме Павлика, люди более чем неприятные, но это не значит, что их можно на смерть оставлять, а преступника отпускать безнаказанным, – Петр был настроен более чем решительно.

– Ладно, только будь осторожен. Самое главное мы пока не выяснили, но чует мое сердце – развязка близка. Я завтра надеюсь получить кое-какие бумаги из Питера, очень надеюсь, что они помогут. А ты знаешь, наведайся завтра еще раз к этому Беляеву, поговори с ним о Петровском, о доме Сабанеевой, вдруг что скажет интересного. Ты с ним совсем не знаком?

– Ну почему, чуть-чуть, тут народа образованного мало, так что все немножко знакомы.

– Вот сходи к нему, он шахматы любит, ты вроде тоже немного играешь.

На этом и порешили.

***

Утром Петр занимался с мальчиком, сходил с ним искупаться на Старицу (обещания надо держать, и вообще ребенок не должен страдать из-за преступлений взрослых). После нескольких часов, проведенных на берегу реки с купанием и играми, послеобеденный сон был гарантирован. Уже во время обеда Железманов заметил, что его подопечный, что называется, клюет носом. Поэтому когда все встали из-за стола, он предложил мальчику пойти к себе и отдохнуть.

– А я тут прогуляюсь недалеко. Если проснешься до моего прихода, то почитай вот это, – он протянул мальчику роман «Три мушкетера». «Таинственный остров» уже был прочитан и обсужден.

Беляев был дома. Увидев молодого человека, он не удивился:

– Добрый вечер, уважаемый Петр Андреевич! Скука заела?

– Да, есть немного. Вот решил пообщаться с образованным человеком, предложить ему партию в шахматы.

– А Вы играете?

– Не очень хорошо, но все же.

– А как же Ваш мальчик?

– Спит как сурок, так сегодня набегался, накупался…

– Да, погода стоит изумительная. Ну, проходите гостиную, там и чайку погоняем.

В гостиной и в самом деле было хорошо: прохладно, рядом с открытым окном на ветке верещали птички. На столе рядом с шахматами нашлось месту ароматному чаю с не менее ароматным вареньем и баранками. Настоящая дачная идиллия. Игра шла достаточно оживленно. Петр и в самом деле играл не особо хорошо. В первую партию Беляев разбил соперника, что называется, на раз-два. На второй партии молодой человек продержался чуть дольше, но тоже проиграл. Однако отставного офицера игра все равно занимала:

– В Вас есть определенный задел, вижу склонность к логическому мышлению, Вам надо чаще играть, разбирать партии других игроков и скоро будете играть на достойном уровне.

Петру тоже сам процесс нравился, но он старался вывести соперника на нужный разговор.

– Согласен, увлекательная игра, понимаю, почему господин Петровский провел у Вас вчера целый день.

– Ооо, Роман Семенович игрок серьезный, делает ход не спеша, правда, азартен, иногда рискует.

– Ну, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Так ведь?

– Ну, к шахматам это имеет не особо сильное отношение. В шахматах главное расчет, ведь не случайно фигуры сравнивают с воинами – рядовые, офицеры. Я это и Роману Семеновичу объясняю.

– А вы часто вместе играете?

– Ну когда как. Здесь иногда два или три раза в неделю. А вот когда в Питере жили, то зимой, бывало, и каждый день заходили друг к другу. То он ко мне придет, то я к нему.

– А Вы тоже раньше жили в столице?

– Да, потом вышел в отставку и перебрался сюда. Здесь тихо, хорошо, не так влажно, как в столице.

– Роман Семенович Вам посоветовал Солотчу?

– Да нет. Просто так совпало. Переехал, только обустроился, вышел на прогулку, смотрю, мой сосед идет, мы рядом на одной лестничной площадке в Питере жили, на Мойке. Ну, знамо дело, я обрадовался, стал расспрашивать про жизнь, про ногу его.

– Про ногу? – искренне удивился Железманов. В свете постоянного поиска хромого мимо такой информации пройти было просто нельзя. – А что у него с ногой?

– А Вы ничего не заметили? Впрочем, я хорошего ему мастера рекомендовал, он шьет так, что заметить трудно.

– И все-таки я ничего не понял, – искренне недоумевал Петр Андреевич.

– Понимаете, – задумчиво произнес отавной военный, замирая с конем в руке, – понимаете, он чуть более года назад, ну месяцев 15, назад сломал ногу, что-то там не так срослось, словом, одна нога стала чуть короче другой, и он стал хромать. Не сильно, но все же это было заметно и его это очень расстраивало. Ну, это можно понять, он мужчина молодой, видный, ему жениться надо. А хромой жених – это уже не совсем жених! Вы согласны?

– Очень даже согласен, – с готовностью закивал головой Железманов. – Но я не замечал, чтобы Роман Семенович хромал. Он полностью излечился? Ездил на воды, грязи?

– Да нет, все проще. Мастера я ему посоветовал. Сапожного. Есть у меня такой знакомый в Петербурге. Так вот он умеет шить обувь для таких несчастных. У нас среди военных этот мастер хорошо известен. На фронте, сами понимаете, разные вещи бывают. Вот он и Роману Семеновичу пошил такие туфли, что там в одном ботинке подошва чуть толще, чем в другом, поэтому хромота не видна, – Беляев решительно переставил ферзя и объявил:

– Вам мат, молодой человек!

– Согласен, – изобразил расстройство Железманов и снова стал расставлять фигуры: разговор был не закончен, лучше еще несколько раз проиграть, но узнать все до конца.