Долгий путь домой

Я вышла из дверей избушки словно пьяная. Я правильно поняла, что это родственница моя со стороны отца? Позавидовала молодости? Да как такое в голове уместить? Я сама не раз с грустью смотрела на себя в зеркало, замечая морщинки. Но что бы ненавидеть весь мир потому, что время не остановить… Хотеть себе чужую жизнь, потому, что ты себе кажешься более достойной той, чужой, жизни? И не просто тихонько завидовать и ненавидеть, как делают, возможно, многие люди, а плести настоящие интриги? Какая нечеловеческая сила ненависти должна владеть умом, чтобы отвергнуть все нормы добра и зла? И мстить собственной родственнице, плоти от плоти, крови от крови за то, что она моложе и красивее. Вот такие повороты в жизни бывают. Я старалась дышать ровно и глубоко. Как же тошно!

- На, вот,- хозяйка присела рядом со мной на крыльцо, и протянула мне кружку.

Я осторожно пригубила питьё. Это была теплая приятная жидкость с мятно-медовым привкусом.

- Это травка успокоительная,- сказала она,- Ты не горюй. Пей потихоньку. Потом вот сходи к колодцу, умойся, слёзы свои утри.

- Это она меня разбойникам отдала?- хрипло спросила я.

- Она,- кинула хозяйка,- Не зря же она из жреческого рода. Кое-что знает и умеет. Знала, как от тела избавится.

- Из жреческого?- удивилась я.

- Конечно. Ты же не думаешь, что пепеньке твоему повезло, и он случайно себе царскую дочку в жены получил? В лотерею выиграл? Он сильный волхв был, из древнего рода. Одно его подвело, излишняя любовь к сестре. Не смог разглядеть опасность.

Она сжала пальцами моё плечо и вернулась в дом.

Я даже не замечала, что по моим щекам текут слёзы. Это не были слёзы жалости к себе. Это были слёзы грусти о чужих грехах, когда люди разрушая себя, разрушают всех вокруг.

Ко времени пробуждения Артёма, я уже успокоилась и привела себя в порядок. Мы позавтракали. Я не ощутила вкуса еды и не поняла, что мы ели. Наверное, это из-за того, что была расстроена услышанным от бабы Яги, потому, что завтрак в предыдущей избушке мне показался очень вкусным.

Перед нашим уходом хозяйка избушки подарила мне простенькое колечко из белого металла.

- Возьми колечко,- сказала она,- это тебе всем твоим потомкам защита от колдовства. Ни кто вас не одолеет, пока сами достойны будите.

- Спасибо тебе,- поблагодарила я дрожащим от слёз голосом.

- Будет… Будет, тебе,- она похлопала меня по руке,- Идите, путь открыт.

18 глава

Я брела по незнакомой местности. В уши противным верещанием лился непонятный звук. Меня это прилично подбешивало. Ужасно хотелось в туалет. Я остановилась, присела прямо на дорожку и… теплая жидкость полилась по моим ногам… Что за?!... Сон?

Сон. Я осознала, что возмущение неправильностью происходящего заставило меня проснуться. Ну, не совсем проснуться, а постепенно выйти из забытья. Сначала я ощутила боль в голове, которая тяжеленным каменным обручем сдавливала мой бедный череп. Потом пришли болезненные ощущения своего тела, в котором болела каждая жилка, а кожа, казалось, горела нестерпимым огнем. Ровный низкочастотный гул, разрывали противные скрежещущие звуки. Я повернула голову на этот звук. Глаза открыть не получалось. Во рту было сухо, а губы назойливо тянула корка, которую очень хотелось содрать. И пусть даже кровь потечет, зато в рот попадет хоть какая-то жидкость. Попробовала пошевелиться и мне это удалось. С нескольких попыток и сжала и разжала пальцы рук и ног. Превозмогая боль, повернулась на бок и затем встала на четвереньки. Меня что-то крепко держало за волосы. По ощущениям я находилась на пляже, и мои волосы замыло водой и песком. Я чуть сильнее потянула волосы, они с трудом, но всё же, подчинились мне. Я осторожно присела не пятки. Голову накрыла новая волна боли, во рту стало горько от желчи и готовой вот-вот начаться рвоты. Я замерла и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, пытаясь унять тошноту. Потихоньку попыталась ощупать своё лицо. С волос сыпался песок и доставлял дополнительные неприятные ощущения. Я аккуратно собрала волосы и заплела косу. Глаза открыть не удавалось. Сердце билось редкими тяжелыми ударами, болезненно отдававшимися в ушах. Липкое мерзкое чувство первобытного животного ужаса расползалось под кожей. Нестерпимо хотелось пить. Где же я оказалась? Что за гадость со мной приключилась, что я оказалась в таком жутком состоянии? Так стоп. Потом поплачу. Если жива останусь.

Я прислушалась к окружающему меня пространству. Теперь я была совершенно уверенна, что находилась на берегу моря, или даже океана. Был слышен ровный гул больших волн накатывающих на берег. Неподалеку от меня какие-то морские птицы устроили крупную потасовку, и птичьи вопли разносились довольно далеко и… возможно, отражались от скал, потому, что мне слышалось эхо. Никаких признаков присутствия людей я не услышала.

Осторожно, на четвереньках, поползла в ту сторону, где должна быть вода. Мне совершенно необходимо размочить толстую корку, покрывающую мои глаза и не позволявшую разлепить веки.

Ползла я не очень долго, прежде чем поняла, что до воды мне не добраться. Берег постепенно становился каменистым, и острые обломки камней нещадно резали мою кожу на руках и ногах, не позволяя мне продвинуться к воде. Размер камней всё увеличивался, и пройти сквозь это препятствие не представлялось возможным. Я чисто из упрямства, проползла еще несколько метров, прежде, чем окончательно смирилась, что не смогу здесь попасть к воде. Развернулась и потихоньку, скуля и подвывая от обиды и безысходности, двинулась обратно. Добравшись до песка, и упала на него и замерла. Казалось, что бесплодное путешествие к воде забрало у меня последние силы. Солнышко начинало припекать, пить хотелось еще сильнее. Мысли болезненно и медленно ворочались в голове, как муха в киселе.

Как всё… глупо, что ли? Я что же умру тут? Израненная, обезвоженная. И ослеплённая. И где это «тут» находится?

Что-то больно ударило меня по руке. Потом еще раз. Я напряглась и прислушалась, не меняя положения тела. Скоро я поняла, что одна из тех скандальных птиц решила, что я могу стать вполне себе неплохим обедом, и прилетела, так сказать, снять пробу с блюда, которое им сегодня послало море. Меня это почему-то не испугало и не разозлило. У меня вообще никаких чувств не появилось. И мыслей тоже. Птица сделала еще несколько прыжков по моему телу, пару раз больно клюнув. Резко сократив все мышцы, я, мгновенным движением, поймала нахалку, и свернула ей голову. Поймать её не было осмысленным решением. Как мы, не задумываясь, шлепаем по надоедливому комару. Нам не жаль его. Он просто должен исчезнуть из нашего пространства. Ощупала свою добычу. Это действительно оказалась птица. Чуть больше курицы. Я вырвала у неё на шее клок перьев, рванула зубами кожу и присосалась к её горлу. Пить. Только пить. Пусть даже кровь неизвестного существа. Сердце птицы еще билось. Но мне не было жаль её, у меня вообще не было чувств. Никаких. И желаний не было, и страхов. Всё вдруг исчезло. Остался только бездумный животный инстинкт выживания.

Кровь закончилась. Я потянула за кожу этой птицы стараясь слизать еще немного жидкости. Кожа поддавалась с трудом, но я порвала её. Я надкусывала плоть, стараясь выцедить еще несколько капель жидкости, и незаметно для себя начала глотать мясо, едва прожевав его. Вкуса не было. И удовольствия от наполненного желудка тоже не было. Закончив обгладывать тельце, я бросила кости дальше от себя. Пальцы липли от начавшей подсыхать крови. Кожу на лице тоже начала тянуть, образующаяся, кровавая корка. Было всё равно. Я, только что, своими руками убила живое существо, и съела его сырым, а перед этим, это же существо пыталось съесть меня. Просто на этот раз повезло мне. Да… На этот раз, да.

Пошатываясь, я встала на ноги, и маленькими шажками побрела вдоль шума прибоя. Солнце пекло, и мне очень хотелось спрятаться в тень. На мне была одета какая-то балахонистая хламида, которая не очень защищала от жары. В моё сознание медленно ввинчивалось ощущение какой-то неправильности. Я остановилась и начала проводить ревизию внутри себя. В голове мелькнула мысль, что это начало шизофрении. Проводить ревизию своих чувств, для человека, не совсем нормально. Мысль о шизофрении меня не напугала. Я как-то безучастно подумала, что если сойду с ума и моё сознание расщепиться на субличности, то мне будет с кем поговорить.