Страница 81 из 85
— И вам тоже спасибо, — весело сказал я.
— Не за что!
Я хотел было пожать ему руку, но заметил, что он тоже пошел к выходу.
Мы вышли из землянки вместе. Я остановился и спросил его:
— А чем этот Фонг здесь занимается?
— Он водитель. Возит орудия на позиции, отвозит в укрытие, а чуть только выдастся свободное время, чинит часы в своей мастерской.
— Где ж он детали и инструменты достал, — полюбопытствовал я. — Ведь все совсем как в настоящей мастерской!
Его лицо расплылось в улыбке. Маленькие усики выделялись на лице.
— Все сам раздобыл. Труднее всего ему было достать лупу, он подобрал разбитый трофейный бинокль и переделал его в лупу. А отвертка и пинцет — дай только ему кусочек колючей проволоки, так он их сколько угодно наделает. Лампа питается от старых батареек, которые ему радисты дали.
— Ну, а запасные части?.. — Я все никак не мог понять, откуда Фонг возьмет новую ось маятника, чтобы починить мои часы.
— У него есть для этого случая старые, вконец испорченные часы. Да, я забыл передать ему еще часы, ребята дали, их уже починить нельзя.
— Хороший он парень… — помолчав, сказал я. — Когда мы зашли, я очень боялся обременять его своей просьбой.
— Ну что же тут обременительного! Он ведь любит это дело. Когда все на позиции, он сидит здесь и скучает, если нет работы.
Мне захотелось познакомиться поближе с этим молодым военным, и я спросил:
— Как вас зовут?
— Кан.
— Вы куда сейчас? — Я надеялся, что нам по пути.
— Мне на позиции.
Я посмотрел на его стальную каску, похожую на опрокинутый снаряд. Эта каска так не вязалась с его молодым и веселым лицом. Нам пришлось расстаться, так как я шел в другую сторону, на совещание.
Когда я отошел километра два, над головой загудели вражеские самолеты. Разрывы снарядов были похожи на треск поджаренной кукурузы. Уже больше месяца эти не очень громогласные орудия защищали нас. У нас прежде не было случая встретиться с зенитчиками, но боевая дружба уже давно тесно связывала нас. А сейчас я особенно ясно почувствовал, какими близкими стали они для меня. Вовсе не потому, что один из них взялся чинить мои часы. Здесь, на этом фронте, зенитчики были у всех на виду, и все мы перед ними преклонялись. Но иногда у меня вдруг мелькала мысль: а может, они, зная, что зенитная артиллерия — новый род войск, кичатся перед пехотой, которая сражается уже много лет? Еще вчера я узнавал их только по большим букетам дыма, распускающимся вокруг железных воронов на небе. Сегодня я встретился с ними лицом к лицу. Как они молоды, жизнерадостны и нисколько не заносчивы, напротив, очень приветливы и сердечны. Вот так бывает, когда встретишь иной раз красивую девушку. Ее красота влечет тебя, хочешь познакомиться, но боишься, что тебя не оцепят, и сам же приписываешь девушке какие-то недостатки. Но когда знакомство уже состоялось и ты услышишь нежный голос, узнаешь, что она хороша не только внешне, но и внутренне, вот тогда-то и понимаешь, что окончательно покорен. Позади раздались взрывы бомб. Я подумал о молодом военном с маленькими усиками и веселой улыбкой. Защитит ли его сколько-нибудь железная каска? Я подумал о водителе, который готов помочь всякому, кто придет в его землянку на линии № 1. Обойдут ли бомбы и снаряды врага его мастерскую?
Через пять дней я вернулся на линию № 1. За эти дни мне удалось среди множества дел раздобыть пакетик табаку для кальяна, величиной со спичечный коробок. Я шел и размышляй как раз над тем, что сказать Фонгу, передавая ему табак, чтобы он не принял это как плату за свой труд.
Цветами зверобоя были покрыты оба склона горы. Там, где деревья были редки, я видел поле Мыонгтханя, пестревшее темно-красными кустами и разноцветными пятнами. Здесь и в самом деле было красиво. В отличие от прошлого раза у меня было такое чувство, будто я возвращаюсь в семью близких мне людей. Но вдруг я заметил, что все землянки на линии № 1 пусты. Я подумал, что часть, очевидно, передислоцирована.
Подойдя к землянке Фонга, я не обнаружил на прежнем месте дощечки. Я уже хотел было повернуться и пойти узнать, где теперь эта часть, как вдруг заметил клочок бумаги, приколотый у входа в землянку бамбуковой щепкой. На записке было вкривь и вкось нацарапано: «За часами обращаться в соседнюю землянку».
Я прошел еще несколько шагов и спустился в землянку. На лежанке спал боец в нижней рубашке с открытым воротом. Рядом с ним на кольце из лозы висело две связки котелков. Услышав мои шаги, он повернулся и взглянул на меня красными заспанными глазами.
— Мне нужен Фонг, — сказал я.
Боец устало сел на лежанке и спросил:
— Вы давали ему часы в починку?
— Да.
Он вытащил коричневый вещмешок, стоявший рядом, неторопливо развязал его, и я увидел около десятка часов разных марок.
— У ваших какой был номер?
— Шестой.
— Готовы…
Я взял часы, покрутил головку и приложил их к уху, часы весело тикали. Я будто снова нашел то, что потерял.
— Отлично! А где же Фонг? — весело спросил я.
— В командировке.
— Вот как! Когда же он уехал? — снова спросил я.
— Позавчера.
— А когда вернется? Мне бы нужно с ним встретиться.
— Это невозможно. Он очень далеко.
Я был удручен. В этот момент я и обратил внимание на то, как неохотно и односложно отвечает боец на мои вопросы. Он был совсем не похож на тех, кого я встретил здесь несколько дней назад. Мне хотелось все же выяснить, где Фонг. И вспомнив о своем подарке, я вынул его из кармана.
— Я хочу попросить вас передать Фонгу табак.
Боец некоторое время смотрел на пакетик, потом, не глядя на меня, сказал:
— Оставьте его себе, я ничего не могу передать Фонгу.
Всем своим усталым, измученным видом он как будто хотел дать понять, что лучше не продолжать эту беседу. Видимо, он не спал всю ночь. Мне не оставалось ничего другого, как поблагодарить его и выйти.
Я в замешательстве стоял перед землянкой. Я не могу уйти, пока не найду своих вчерашних друзей. Внезапно вспомнив одно обстоятельство, я вернулся в землянку.
Я боялся только одного — что парень уже снова уснул, но он лежал, положив руку на лоб, и глаза его были широко открыты. Повернувшись, он посмотрел на меня все еще красными от сна глазами.
— Мне нужно видеть Кана, — сказал я.
— Какого Кана? Ротного или рядового?
— Такого молодого… с усиками, — в замешательстве сказал я.
— А, значит, ротного. Вы с какой стороны пришли, с гор?
— Да.
— Идите тогда вперед, километра через два увидите засохшее дерево, а по правую руку будет поле и на нем четыре орудия… Кан там.
Значит, молодой военный, которого я тогда встретил, был командиром роты. Я спустился в поле. Хорошо, что в тот раз я попал сюда. Если бы совещание, на которое я тогда шел, созвали бы несколькими днями позже, мне не довелось бы встретиться с этими людьми. Сейчас я найду Кана на позиции и передам ему пакетик табаку для кальяна. Я догадывался, что сам он, как и я, наверняка не курит кальян, но зато он должен знать, кому в их части может пригодиться этот табак. Я подошел к тому самому полю, которое в прошлый раз показалось мне морем со вздыбившимися волнами. Орудий там уже не было. На земле, израненной бомбами, виднелись глубокие борозды от автомобильных колес. Кольцо, в котором оказался враг, с каждым днем сужалось. Теперь артиллеристы приблизились к тому месту, где прежде стояла наша часть.
Едва я спрыгнул в траншею, как увидел человека, бегущего мне навстречу. Это был Кан.
Кан тоже узнал меня и заулыбался. Когда он улыбался, даже у глаз не собирались морщинки. Если б не усики, его вполне можно было бы принять за мальчишку.
— А я к вам собрался, — сказал я ему.
— Мы ведь уже глубже передвинулись.
— Знаю, мне сказали, я как раз и направлялся туда.
— А как же вы здесь очутились?
— Мне хотелось посмотреть на ваши старые землянки.
Я отстегнул пуговицу и вынул из кармана пакет с табаком, который слежался так, что стал похож на пакетик с пластырем.