Страница 20 из 50
Потом я узнал, что раньше из военного округа сюда, на остров, каждый месяц привозили передвижку. Кинозалом служила столовая: окна и двери плотно завешивались, и сеансы происходили днем. Зрителей обычно набиралось несколько десятков, а иногда их бывало всего лишь двое-трое. За несколько дней кинопередвижка прокручивала фильмов пять-шесть, и полнометражных и короткометражных. Теперь же устраивать сеансы днем нельзя, ночью тоже небезопасно: прежде чем собрать в одном месте десяток человек, приходится все тщательно обдумывать. Но если будет передвижка, найдется и способ устроить просмотр.
Все утро Тин занимался только нами. Он подробно проинструктировал нас, как следует вести себя на острове, как передвигаться, где находить укрытие, как маскироваться. Когда я робко осведомился у него, не найдется ли где-нибудь воды, чтобы хоть как-нибудь умыться, то услышал ошеломляющий ответ:
— Воды-то? Найдется. Вон сколько там «озер»! Но надо соблюдать осторожность. — Потом распорядился: — Пойдете подвое. Там белая зона. Каждый должен захватить маскировочную накидку.
Действительно, «озера» оказались совсем неподалеку, всего в нескольких десятках метров. Три огромные воронки от бомб, соединенные между собой ходами глубиной метров до пяти-шести и шириной около десятка метров. Листья на деревьях вокруг осыпались, засохли и почернели. Тропинка вьется между нагромождениями больших и малых камней. Там, где стирают и купаются, — превосходная каменная площадка. Вода мутно-голубая, непроточная, немного солоноватая. Мы забрались в это «озеро» по шею.
— Смоем пыль Большой земли и станем настоящими бойцами острова Трав, — сказал кто-то.
Мы уже успели ощутить своеобразный вкус жизни на острове. Успели отведать риса, сваренного здесь, он был белый и очень клейкий и немного напоминал поджаренный. Попробовали островной водицы, выпили островного чая, он показался чуть-чуть солоноватым. Чаю напились вволю, хотя перед приездом на остров договорились друг с другом, что будем экономными в питье, и даже установили норму: бидончик на человека. Оказывается, на Кон-Ко есть источник пресной воды, она не вполне пресная и не такая мягкая, как на Большой земле, но зато. — своя, островная, пей сколько угодно, мойся и стирай, если не лень совершить дальнюю прогулку к источнику. На острове в изобилии то, без чего нельзя обойтись, — вода, рис, боеприпасы, и это значит, что можно годами жить и оказывать сопротивление американским захватчикам даже в том случае, если связь с Большой землей будет прервана.
Барахтаясь в «озере», мы вдруг услыхали шум моторов: со стороны моря к острову приближались самолеты. Появление их над островом Трав куда более опасно, чем над Большой землей. Боец, проходивший по краю воронки, набросив на плечи для маскировки развивающуюся накидку из парашютного шелка, укрылся за стволом обгоревшего дерева.
— Спокойно, товарищи, — сказал он нам. — Они пролетят мимо.
Бомбардировщики В-59, отливающие серебром, словно горный ручей, в самом деле пронеслись над островом в направлении Большой земли. Едва мы вернулись к себе, как опять послышался шум приближающихся самолетов. Тин громко крикнул:
— Немедленно в укрытие! Будет жарко!
Рокот мотора слышался уже над самой головой, он смешался с грохотом взрывов, доносившихся с восточного берега. Тин выпрыгнул из траншеи.
— Опять бомбят тот же самый район, — сообщил он.
Сказал он это совершенно невозмутимым тоном. Бодцы, проходившие по ходам сообщения, осведомлялись: «Где бомбят?» — и голоса их тоже звучали спокойно. Обстрелы и бомбежки с военных кораблей и вражеских самолетов за последние полгода стали обычными в жизни островного гарнизона. Никого здесь не удивляло больше, что бойцы готовят пищу, обедают, таскают из источника воду, несут службу, разучивают песни или читают письма от родных в то самое время, когда рвутся бомбы в тонну весом, падают бомбы замедленного действия, грохочут ракеты. Случаются и спокойные дни, но тогда я чувствую, что не все в порядке, и меня охватывает какое-то беспокойство. Невольно спрашиваешь себя: «Что они еще задумали?»
Для меня первый день на острове был первым днем настоящей войны, и это после одиннадцати лет мира. Но я попал на фронт шестью месяцами позже бойцов, защищающих Кон-Ко. Уже полгода назад они узнали, что такое война, и это дало им право рассказывать новичкам волнующие истории, которые за эти двести дней случились с их друзьями или с ними самими. Первый день на острове мы, разумеется, чувствовали себя новичками, хотя в боевой жизни Кон-Ко было нечто знакомое. Спать в лесу, под дождем, так, как в прошлую ночь, под рокот моторов рыскающих вокруг вражеских кораблей — для многих из нас не впервой. Эта ночь напомнила мне другую — на перевале Тхунг или в Кхау-Вок, на дороге номер шесть у подножия Фа-Дина. Последние выстрелы нашей освободительной войны против французских колонизаторов отгремели десять с лишним лет назад, но на этом острове в это утро их эхо слышалось необыкновенно ясно. В это утро Лыонг Нгаук Чак, товарищ из нашей группы, привычно работал киркой, готовил себе постель поудобнее. Точными движениями он переворачивал камни, складывал их в сторонке, сверху же для пущей роскоши обкладывал свою постель обломками кораллов — дело у него спорилось. Художник Куан Тхо, выкупавшись вместе с нами в «озере», сначала исчез, а потом вернулся, опоясанный целым ворохом лиан; Тхо сожалел, что не обнаружил на острове сочных сладких лиан, которыми ему доводилось лакомиться в древних джунглях возле вьетнамо-лаосской границы. А ТТТи Хань, тщательно присматриваясь к низкорослым гладким деревьям, прикидывал, как сделать из них изящную и удобную кровать. Мы еще не забыли привычек, выработанных во время войны Сопротивления. Да и как их можно забыть, если наша родина уже два десятка лет не знала ни одного дня, который можно было бы без оговорок назвать по-настоящему мирным.
Мы познакомились и подружились с ветеранами Кон-Ко. Товарищ Фо оказался радушным хозяином. Он щедро угощал нас сигаретами марки «Дьен-Бьен-Фу», мы же опасливо тянулись к пачке: до нас доходили слухи о том, что на острове с куревом очень туго. Однако Фо подбадривал нас:
— Чего-чего, а сигарет хватает, курим только «Тханг-Лонг»[7] и «Дьен-Бьен-Фу», по донгу за пачку. Вам-то, наверно, не часто приходится так роскошествовать. Курите, у нас этого добра полным-полно!
Мы по доверчивости принимали его слова за чистую монету и, не стесняясь, курили — до тех пор, пока не узнали, что Фо с великим трудом собирает по сигарете у всех своих друзей на острове, чтобы доставить удовольствие «литераторам и художникам», протягивая им каждый раз «почти неначатую пачку».
В ту ночь, когда три вражеских военных корабля засыпали остров снарядами и минами, мы спустились в укрытие, Тин и Фо — следом за нами. Фо расположился у самого выхода, на его лице мелькали отсветы трассирующих пуль.
— Ну и стреляют же они: боеприпасы переводят!.. — сказал он. — Вот когда начнем стрелять мы, тогда только держись.
Прислушиваясь к грохотавшим разрывам, Фо давал пояснения:
— Это стошестимиллиметровка — всего-то и делает вмятины с куриное гнездо… Это восемьдесят один миллиметр — так себе, ничего особенного… Сорокамиллиметровый снаряд, пятидесятимиллиметровый… Просто игрушки… А ведь мы первые люди в Северном Вьетнаме, которые слышат грохот американских пушек, бьющих прямой наводкой… Только зря они стараются, переводят снаряды. Ничего, будет еще ночь, когда мы им покажем!
Однако позже Тин оценил все совершенно иначе:
— А ночью обстрел был сильный. Снаряды сыпались густо.
Фо никогда не отдыхал в полдень и без конца «наводил на себя лоск». Он целых полчаса отмывал свои тапочки. Стирал в соленой воде, обязательно взбивал мыльную пену. Затем принимал ванну. Сначала Фо намыливался туалетным мылом. Потом окунался. Опять намыливался. Опять окунался. Чтоб ходить на «озеро» вместе с Фо, надо было иметь крепкие нервы. На Большой земле, разумеется, можно стирать и мыться сколько угодно без всякого риска, иное здесь, в воронке от бомбы, на острове Трав, среди выжженной и превращенной в пустыню земли. Но Фо тем не менее готов был подвергать себя опасности часами, для него это были часы наслаждения. Несмотря на самую жуткую жару, он никогда не разрешал себе разгуливать по острову в трусах и майке. Фо всегда ходил в гимнастерке и форменных брюках, застегнутый, обутый — все как положено. Носки у него сверкали белизной. Впоследствии я признался себе, что у меня лично не хватило бы духу так следить за собой. Удовлетворение разных личных потребностей я откладывал до возвращения на Большую землю: вернусь на Большую землю — постригусь; вернусь на Большую землю — вымоюсь в настоящей пресной воде в полное свое удовольствие. Другое дело — Фо. Остров — его дом, Фо убежден, что в собственном доме надо быть подтянутым и аккуратным. Из разговоров с Фо узнать об истинном положении вещей на острове было невозможно.
7
Тханг-Лонг — старое название Ханоя.