Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 50



После побудки в домах, где размещались семьи бойцов 5-го отряда, также началось оживление. Было слышно, как кто-то стучал бамбуковой трубкой-кальяном, выбивая пепел, шлепал по решету. Послышались голоса, плач ребятишек. Все это напоминало жителям деревушки о том, что пришло новое утро страды.

Тхюи в последний раз поскребла котел, сняла палочками присохшие по краям котла рисинки и поставила его на очаг, собрала рассыпанный на кухне уголь и подложила в очаг.

Дети уже проснулись. Танг, которому едва минуло шесть лет, съежившись от утренней прохлады, сидел посреди кровати и, увидев, что мать возится на кухне, подстрекаемый любопытством, спросил:

— Ма, что сегодня у нас — праздник, что ли?

Его старшая сестренка Лан, свернувшаяся улиткой под одеялом, напустилась на братишку:

— Какой еще праздник!.. Ты только и думаешь про что-нибудь вкусное!

Танг повернулся к матери и стал клянчить:

— Мам, а мам, ты еще вчера говорила, что сегодня будем провожать Хыу в армию и ты поджаришь курицу…

Тхюи сняла платок с веревки полога, вытерла лицо Тхангу, пожурила дочку:

— Лан… помолчи-ка, пусть Зяо и Лиеу поспят. Вы забыли, что Хыу еще на работе?

В предрассветный час, когда ночь вот-вот сменит день, небо чуточку становится темнее. В деревушке начинают петь петухи, кудахтать куры. Раздаются шаги рабочих, отправляющихся на заготовку леса.

Командир отряда Тунг, наскоро перекусив, вышел на улицу. Через некоторое время он был уже на другой стороне деревушки, подошел к небольшому домику, юркнул, ссутулившись, в калитку и строго спросил:

— А где Хыу?

Тхюи вздрогнула от неожиданности.

— Это ты, Тунг?! А я думаю, кто там? Сын всю ночь возился с машиной и еще не вернулся.

— Вот уже два дня отряд на отдыхе, не так ли?

— Да, но вчера он вместе с Ти вызвался пойти поработать. Сегодня в последний раз, сказал он, пойду подежурю, изолью душу машине.

Тунг, по привычке закусив кусочек бечевки, присел на стул, оперся на подоконник, осмотрелся по сторонам и участливо сказал:

— Когда Хыу уйдет, тебе придется одной и работать в поле и дома хлопотать: варить, стирать, смотреть за этими чертенятами.

Ребята, завидев бородатого командира, испуганно переглянулись.

Тхюи задумчиво погладила по голове старшую дочку.

— Да, Хыу помогал мне справляться с кучей дел. Когда партия призвала его идти в армию, я сказала ему, чтобы он не волновался за нас, а на душе у меня было тяжело. Поначалу я очень беспокоилась. А потом свыклась. Лай в этом году уже исполнилось двенадцать лет. Она помогает мне носить воду, варить рис, смотрит за братишками и справляется кое с какой работой в поле. Правда, характер у нее неровный, но все, за что она берется, делает горячо. Конечно, после ухода Хыу в доме будет труднее, но бить врага — это ведь дело всего народа…

Тунг смотрел на Тхюи и четверых ее детей, стоявших около тусклого сального светильника. Тени четырех небольших человеческих фигур четко, как отпечатанные, отражались на противоположной стоне. Это напомнило ему где-то виденный раньше рисунок. Тунг вспомнил, как впервые Тхюи вместе с мужем пришла в кооператив. С той поры минуло уже семь лет. Тогда у нее было двое малышей. Целый день она возилась с ними в углу комнаты. Если кто приходил к ним в дом, она обменивалась двумя-тремя фразами с гостем и старалась скрыться на кухне. Спустя несколько месяцев начала выходить на работу в поле. Она все умела, но была малоразговорчивой и держалась всегда в тени.

А потом ей передали повестку о призыве сына в армию. Тунг еще до начала собрания членов правления кооператива по вопросу о распределении труда прямо сказал Тхюи:

— Мы хотим помочь тебе и твоим ребятам. Может, поручить тебе присматривать за престарелыми и детьми?



Тхюи благодарно улыбнулась и ответила:

— Сейчас всем женщинам трудно, не мне одной… Тунг понимал, что Тхюи, говоря так, бодрится изо всех сил. И еще он понимал, что Тхюи сама еще не сознает всех трудностей, которые свалятся на нее.

И вот теперь партийный комитет поручил ему переговорить с Тхюи.

— Выпейте чаю… — сказала Тхюи и налила в чашку чай из термоса.

Тунг взял в ладони чашку, чтобы чай не остывал, и нерешительно повел нужный разговор:

— Тхюи, вчера мы обсуждали вопрос о твоей семье и решили поручить тебе заведование складом отряда. Мы хотим устроить тебя при складе так, чтобы, когда тебе нужно, ты могла заглядывать домой присмотреть за ребятишками. Тебе так будет удобно. Уберем этот урожай, перебросим несколько групп в Футыу на уборку кофе, затем опять заботы о весеннем, осеннем урожае. Дел будет много. В этом году отряд дополнительно обязался вырастить осенний урожай на площади в 20 мау, чтобы компенсировать потери — урожай с тех посевов, которые пострадали весной от бомбардировок. Создали некоторые запасы риса. Его надо будет переправить ночью. Вот какие дела. Ну так что ты скажешь на мое предложение? Точнее говоря, так решил комитет. Но я лично тоже очень беспокоюсь о твоем будущем…

Тхюи отошла к окну, помолчала, а потом произнесла;

— Я понимаю ваше беспокойство. Но почему имений обо мне? Хыу уходит в армию, но почему я должна быть на каком-то особом положении? Почему мне должно быть легче, чем другим?

Тунг неловко кашлянул несколько раз, затем встал и сказал:

— Ты все-таки подумай, а вечером сообщи о своем решении.

Он поднялся и направился к выходу. Но, услышав за своей спиной шаги, понял, что Тхюи хочет что-то ему сказать, и остановился. Тхюи с волнением в голосе проговорила:

— Вечером… я устраиваю прощальный ужин… Приглашаю и вас прийти к нам проводить сына в дорогу.

— Спасибо, приду непременно, — ответил Тунг.

Сдав дежурство у машины, Хыу вернулся домой после семи часов утра. Ночь выдалась холодная, ясная, и утром на землю спустился густой туман.

Обычно Хыу бесшумно проникал в дом, искал, что поесть, выпивал чашку чаю и заваливался спать. Но на этот раз ни есть, ни спать ему не хотелось, и он бесцельно ходил по двору. Заглянул в хлев, курятник. Скоро не будет всего этого, не будет привычной работы. Придется заниматься совсем другим делом. И не будет он сидеть вместе с матерью, младшими братьями и сестрой за одним обеденным столом. Со вчерашнего дня, когда Хыу получил повестку о призыве в армию, он переделал много дел: сдал машину, передал дела комсомольской ячейки, перевел на семью свои трудодни. Теперь в его распоряжении утро и почти весь день. Надо успеть сделать учебную доску для маленьких братьев. Он вошел в дом, взял тесину, вынес на крыльцо, хорошо приладил ее к спинке скамьи. Снял с притолоки рубанок и ловкими привычными движениями принялся обстругивать тесину. Рубанок ровно снимал стружку за стружкой. Шершавая тесина преображалась на глазах, становилась гладкой. Желтоватая, остро пахнущая стружка, извиваясь в воздухе, летела на пол. Хыу работал не торопясь, с наслаждением.

Тхюи, подошедшая к дому с задворок, услышала повизгивание инструмента и поняла, что это вернулся сын.

Она повернула к курятнику, выбрала на ощупь упитанную курицу, посадила ее в отдельный кузовок. Хыу, увидев мать, двинулся ей навстречу и спросил:

— Ты хочешь устроить мне проводы?

— Да, сын.

Сколько ночей не спала она, когда ухаживала за ним, маленьким, сколько дум передумала над его колыбелью! Она гордилась, когда сын вырос и люди говорили: «Это Хыу, сын Тхюи, смотрите, какой он молодец».

Она вспомнила один старый слух. Говорили, что молодая пара, муж и жена, часто заходила в чайную при магазине в поселке и просила четыре чашки лапши со специями. Официантка подавала им четыре порции. Они платили за них. В это время откуда-то незаметно появлялся Хыу, крадучись, присаживался неподалеку, наспех опорожнял две из четырех чашек поданного фо, вытирал губы замусоленным рукавом и мигом исчезал.

Вспомнив об этом, Тхюи так и залилась краской стыда.

Муж целыми днями был занят на своей работе, а воспитание детей, все дела по дому ложились на плечи Тхюи. Она сердилась, бранила своего непослушного сына. Однажды к ней даже пришел секретарь партийной ячейки, чтобы поговорить о поведении Хыу. Так было, но с того времени, повзрослев, Хыу совсем изменился. Он стал хорошо себя вести, старательно учился, работал на совесть, во всем советовался с матерью. Много помогал ей по дому. Вставал с пением петухов, носил воду на коромысле, подметал дом, умывал ребятишек, шел в школу. Чем взрослее становился сын, тем больше походил на отца. Походил на него осанкой — был он высокий, немножко сутуловатый, с такими же, как у отца, темными прищуренными глазами и такими же густыми бровями. Но в характере сына проявлялось что-то такое, чего не было ни у отца, ни даже у нее самой.