Страница 63 из 82
«Этих людей не очень-то испугаешь, – подумал Шеф. – Их нужно убивать по одному за раз, пока не полягут все, – иначе не одолеть. К несчастью, так оно, скорее всего, и получится».
– Как насчет англичан? – спросил он.
Бранд снова помрачнел, будучи выхвачен из грез об отмщении.
– С ними намного легче, мы их всегда били. Но если нападут сзади, когда мы будем разбираться с Иваром… Нам нужно время, чтобы собрать остатки армии в Марче. Время, чтобы разбить Ивара.
Шеф подумал о своем видении. «Надо бросить кость, – сообразил он. – Что-то заманчивое, но не сокровища. Бранд не позволит к ним прикоснуться».
За поясом у него так и хранился оселок старого короля. Шеф вытащил точильный камень и всмотрелся в бородатые венценосные лики на обоих концах – свирепые, полностью осознающие свою власть. Короли вершат дела, непостижимые для простых смертных. Так поступают вожди. Так поступают ярлы. Было же сказано, что за клад придется заплатить. Возможно, этот час пробил.
Подняв взгляд, Шеф увидел Сигварда, который таращился на оружие, выбившее мозги его сыну.
– Гати, – хрипло произнес Шеф. – Несколько человек надолго перекроют такую дорогу и задержат англичан.
– Можно выделить длинную сотню, – согласился Бранд. – Но с ней должен быть кто-то из нас. Вожак. Тот, кто привык командовать самостоятельно и готов положиться на своих людей.
Какое-то время царило молчание. Кто бы ни остался, он покойник. Шеф требовал слишком многого – даже от викингов.
Сигвард холодно смотрел на Шефа в ожидании речи. Но тишину нарушил Бранд.
– Среди нас имеется тот, у кого есть целый отряд. Тот, кто сотворил хеймнара, которого сейчас несут к нам англичане…
– Не обо мне ли ты говоришь, Бранд? Просишь, чтобы я и мои люди ступили на тропу, ведущую в ад?
– Да, Сигвард, я говорю о тебе.
Сигвард собрался ответить, но повернулся и взглянул на Шефа:
– Хорошо, я согласен. Я чувствую, что уже вырезаны руны, которые расскажут об этом. Ты заявил, что смерть моего сына была волей норн. Я думаю, норны сплетают нити судьбы и на этих гатях. И не только норны.
Он встретил взгляд сына и не отвел глаз.
Через час после захода солнца передовой отряд мерсийской армии, гнавшийся в ночи за неприятелем, угодил в западню. За двадцать ударов сердца, пока длилось избиение англичан, те, маршировавшие по узкому настилу по десять в ряд, потеряли полсотни отборных воинов. Остальные – выдохшиеся, продрогшие, голодные и взбешенные глупостью вождей – беспорядочно отступили и даже не попытались забрать тела и оружие. Люди Сигварда сомкнули ряды и битый час напряженно вслушивались в крики и перебранку врагов. Затем постепенно нарос шум: воины потянулись обратно без страха, но растерянно. Они искали обходной путь и ждали приказа, и никто не решался взять командование на себя. Англичане были готовы заночевать на сырой земле под мокрой дерюгой – только бы не рисковать драгоценными жизнями, соприкасаясь с неведомым.
«Двенадцать часов уже выгадали, – подумал Сигвард, разрешив своим людям рассредоточиться. – Впрочем, не для меня. Мне все равно – могу смотреть, могу делать что-то другое. После гибели сына я уже не засну. Моего единственного сына. Я сомневаюсь, что второй тоже мой. Если да, то это проклятие для отца».
На рассвете англичане – три тысячи человек – вернулись взглянуть на препятствие, остановившее их ночью.
Викинги выкопали обочь дороги траншеи. Вгрызаясь в мерзлую февральскую землю, они дошли до воды через фут. Через два грунт превратился в кашу. Поперек дороги они вырыли не обычный ров, а канаву, достигавшую десяти футов в ширину. Со своей стороны норманны вкопали доски, разломав повозку, которую оставил им Шеф, – смешная преграда для оравы керлов. Крестьяне расчистили бы место в считаные секунды, не будь за барьером людей.
На гати хватало места только для десятерых стоящих в ряд, а если с оружием, то всего для пятерых. Воины Мерсии, осторожно прокравшиеся вперед с поднятыми щитами, очутились по пояс в ледяной воде еще до того, как приблизились к неприятелю на расстояние удара мечом. Кожаная обувь вязла в топком дне. Когда англичане подобрались, их встретили бородатые крепыши с двуручными топорами. Атаковать с флангов? Для этого пришлось бы вязнуть в топи, став удобной мишенью для топорников.
Тогда в лоб, на земляной вал, дерево крошить! Но стоит зазеваться, и сверху отрубят руку или голову…
Лучшие мерсийские воины двинулись вперед крабьей поступью, едва не падая в грязи, подбадриваемые возгласами идущих сзади.
Разгорелся короткий день, и сражение оживилось. Мерсийский воевода Квикхельм, отряженный его королем наставлять и поддерживать нового олдермена, потерял терпение. Ему надоели робкие вылазки. Он отозвал людей назад и бросил на штурм двадцать лучников с неисчислимым запасом стрел.
– Цельте в голову, – распорядился он. – Если промажете, не беда! Главное, чтоб не высовывались.
Над головами сражавшихся образовалась туча из дротиков и стрел. Командиры воззвали к гордости лучших мечников Квикхельма, которым было велено возглавить атаку, но не рваться вперед, а измотать противника и уступить место следующей шеренге. Тем временем тысячу человек отправили на милю в тыл – рубить сучья, нести их назад и подбрасывать под ноги авангарду, чтобы хворост утоптался и превратился в прочный настил.
Альфгар, наблюдавший за этим с двадцати шагов, досадливо дернул себя за светлую бороду.
– Сколько вам нужно людей? – спросил он. – Это же просто канава с забором! Один добрый натиск, и мы прорвемся. Если лишимся нескольких человек, невелика потеря.
Воевода язвительно взглянул на своего титулованного недокомандира.
– Скажи это нескольким, – предложил он. – Или, может быть, попробуешь сам? Одолей хотя бы вон того громилу в середке. Того, который ржет. С желтыми зубами.
В тусклом свете над стоячей водой Альфгар узрел Сигварда, разившего мечом направо и налево и только что сделавшего обманный выпад.
У Альфгара задрожала рука, и он взялся за пояс.
– Вынесите отца, – бросил он свите. – Пусть полюбуется.
– Англичане тащат гроб, – доложил Сигварду викинг, сражавшийся в первых рядах. – По мне, так одного будет маловато.
Сигвард пригляделся к выложенному подушками ковчегу. Носильщики несли его вертикально, и обитателя удерживали грудные и поясные ремни. Сигвард встретился глазами с человеком, которого сам же и искалечил. В следующий миг он запрокинул голову и зашелся в диком хохоте, затем поднял щит, потряс топором и крикнул что-то по-норвежски.
– Что он говорит? – буркнул Альфгар.
– Обращается к твоему отцу, – перевел Квикхельм. – Спрашивает, узнал ли тот его топор? Не кажется ли ему, что он о чем-то забыл? Пусть скинет портки, а викинг постарается напомнить.
Губы Вульфгара шевельнулись. Сын наклонился, чтобы внять сиплому шепоту.
– Он говорит, что отдаст все свое состояние тому, кто возьмет этого человека живым.
Квикхельм поморщился:
– Проще сказать, чем сделать. Порой этих дьяволов удается побить, но это никогда не бывает легко. Никогда.
В небесах раздался резкий свист. Что-то приближалось.
– Нагибай! – рявкнул командир катапульты.
Двенадцать вольноотпущенных трэллов, которым были поручены веревки, сложили руки в пирамиду: правая, левая, правая на счет «раз-два-три». В ладони командира упала петля. Заряжающий проворно вскочил, уложил десятифунтовый камень и мигом вернулся за следующим.
– Тяни!
Спины склонились, плечо катапульты согнулось, командир встал на цыпочки.
– Пускай!
Дружное кряхтение. Петля взвилась, и камень, вращаясь, взмыл в небо. В полете его выскобленные бороздки издавали зловещий свист. В тот же миг позади расчета раздался крик командира второй катапульты:
– Нагибай!
Натяжные катапульты казались диковинными зверюгами и поражали цель с наибольшей силой при максимальной дальности. Снаряды взлетали под облака. Чем выше они возносились, тем смертоноснее ударяли. Шеф оставил два расчета из бывших рабов вместе с повозкой, которые разместились на гатях за бруствером Сигварда, тщательно отмерив двести шагов; их снаряды летели на двадцать пять ярдов дальше.