Страница 54 из 75
А чего тут понимать? Вот отец, он строит дома (ну, понятное дело, не своими руками, но во все чертежи по старой рабочей привычке нос суёт). Вот Игорь Смолянский, он построенное продаёт. А вот третий совладелец компании, обладатель непрезентабельной фамилии Рыбников и ещё более непрезентабельного имени Антон. Папаша Дианы, кстати.
Рыбников выглядел как злой лесник из песен «Короля и шута» — угрюмый, мощный, с всклокоченной рыжей бородой. Разве что без топора в руках. Зато со стаей волков за спиной.
Занимался он, понятное дело, переговорами. Не теми, где надо много думать и красиво говорить, а теми, где надо выразительно смотреть, скалиться и иногда рычать. Рычать он умел в обоих своих обличьях.
При виде Рыбникова Людвигу всегда хотелось поджать хвост и отползти в дальний угол, хотя в звериной шкуре лесной волк был куда крупнее степного.
Так или иначе, предостережение гадалки все совладельцы компании приняли всерьёз. Параноик Смолянский ещё раз лично перечитал все договоры и пересчитал все накладные, после чего руководство устроило целый консилиум под кодовым названием «Где в стройматериалах может притаиться ржа?». Выяснили, что почти где угодно, и заменили пару поставщиков, выглядевших наименее надёжными. Просто на всякий случай. Ещё один, видя такую педантичность, слился сам.
На этом вопрос посчитали закрытым.
Но начало строительства, конечно, назначили на ту самую дату, в которую призрачная гостья пальцем ткнула. Как же иначе?
Проект был грандиозный: несколько домов, парк, детская площадка, своя инфраструктура…
За следующие несколько месяцев Людвиг до глубины души возненавидел слово «инфраструктура». И «себестоимость». И «амортизация производства».
Сильнее он ненавидел только совещания, на которые его периодически звали. И презентацию, на которую позвали, кажется, вообще весь город.
По крайней мере, ту его часть, у которой имелись деньги и влияние.
Людвиг не хотел видеть ни эту часть, ни какую-либо другую. Он бы лучше на пляж пошёл, или в парк куда-нибудь: валяться на травке, пялиться в небо, гоняться за белками. А приходилось торчать у всех на виду, вежливо улыбаться и рассказывать, что презентация будет вот в том зале, но не прямо сейчас, чуть-чуть позже. Да, вас обязательно пригласят, а пока что располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
Под торжество арендовали помещение старого кинотеатра. Фильмы здесь в последние годы крутили редко и в основном всякий артхаус, а всё остальное время в здании проходили частные выставки, школьные выпускные, любительские спектакли, открытые лекции… или такие вот презентации, для которых требовался полноценный зрительный зал с креслами, большим экраном и аппаратурой.
В фойе организовали фуршет: расставили вдоль стен столы, пригласили повара, официантов и симпатичную девочку, которая стояла на входе, отмечала гостей галочками в общем списке и рассказывала, что их ждёт.
Но половина потом всё равно обращалась за подробностями к Людвигу. (В такие моменты он готов был обменять своё обаяние и приветливость на мрачную харизму Рыбникова. Ненадолго.)
— Ты готов? — Этот подошёл со спины и потрепал сына по голове. Совершенно нейтральный жест, полный отеческой покровительственности. Ничего особенного.
— Всегда готов! — привычно ответил Людвиг, который пионером побыть не успел, но ни капельки этим не смущался. — Бери сколько надо.
— Довольно много. Думаю, тебе лучше присесть.
С «присесть» поблизости оказалось не очень. Стулья в фойе, конечно, были, а один из углов и вовсе занимал огромный кожаный диван, но везде толпились люди — общались, красовались, перемещались… и, конечно, глазели по сторонам.
— Давай сюда. — Людвиг свернул в закуток с гардеробом.
На улице было тепло, так что все вешалки пустовали, и только на одном из крючков болтался полиэтиленовый пакет — фирменный, из «Детского мира». В пакете угадывалась большая коробка с конструктором. Возможно, кто-то из приглашённых сразу после презентации собирался на день рождения к ребёнку. Или коробку спрятал кто-то из сотрудников кинотеатра, испугавшись, что мелкий любопытный сын в однокомнатной квартире найдёт подарок раньше срока. Или в коробке вообще бомба.
— Садись, — велел этот, кивая на низкую банкетку в углу.
Людвиг послушно сел и постарался подготовиться.
Если, конечно, к такому вообще можно подготовиться.
Он каждый раз надеялся, что можно.
И каждый раз ошибался.
Отцовская рука опустилась на затылок, вторая прижалась ладонью ко лбу. Обе показались Людвигу раскалёнными, хотя на самом деле (он знал совершенно точно!) были прохладными и влажными от волнения.
— Мне нужно произвести впечатление. От этого зависит успех презентации и то, сколько денег мы в итоге получим от…
— Прекрати оправдываться. Сказал же, бери сколько надо.
Иногда Людвиг надеялся, что отец скажет в ответ «спасибо». Или хотя бы «извини».
— Расслабься, — сказал он в этот раз.
Ну, хоть что-то сказал, прежде чем окунуть собственного ребёнка в круговорот боли.
Там, на банкетке возле гардероба, его и нашёл Тимур. Ворвался в блаженное забытьё нервно-истеричным шёпотом:
— Эй, ты чего? Что с тобой?
Шёпот казался громким, как паровозный гудок. От него звенело в ушах и сдавливало голову стальными тисками.
— Тссс, — прошипел Людвиг. С другими словами не сложилось, они заблудились где-то по пути от мозга ко рту и теперь болезненно тыкались изнутри в черепную коробку. — Ох…
— Скорую вызвать?
Людвиг мотнул головой — и сразу же понял, что зря. Весь мир мотнулся следом, сделал кульбит, выбил из-под задницы банкетку и вздыбил пол. Вздыбил — и бросил прямо в лицо.
Не добросил, потому что в следующее мгновение Людвига обхватили за плечи чьи-то руки. Не раскалённые, не влажные — обычные, тёплые, нервно подрагивающие руки.
Круговорот реальности слегка замедлился, хотя картинка так и осталась смазанной.
— Держу, держу, — зачастил Тимур. — Подожди, сейчас позову кого-нибудь…
— Не надо, — кое-как выдохнул Людвиг. — Всё нормально.
— Да какое нормально? Ты себя видел⁈
— Нормально, — упрямо повторил Людвиг. — Скоро пройдёт. Лучше чаю сладкого принеси, или сок какой-нибудь.
— Ты грохнешься, как только я отпущу.
— Не… До тебя же как-то досидел. Прислони к стеночке и иди.
Тимур ушёл не сразу. Сначала действительно устроил Людвига максимально устойчивым образом — почти вжал в угол. Кажется, он даже постарался сделать это бережно, но мог бы и не особо заморачиваться: Людвиг всё равно был слишком занят попытками остаться в сознании, так что аккуратности обращения не оценил. Скорее наоборот: на грубых толчках можно было бы хоть как-то сосредоточиться, а от мягких прикосновений так и тянуло рухнуть в сон. Или в обморок, успешно притворяющийся сном.
Кажется, он всё-таки рухнул (в обморок, а не на пол), потому что ухода Тимура не запомнил совершенно. Как и возвращения.
Просто в какой-то момент в губы упёрлось горлышко пластиковой бутылки и в ухо нервно прошептали:
— Пей.
В рот потекла вода. И не только в рот, конечно: большая часть досталась подбородку и рубашке. А ещё — лёгким, потому что в какой-то момент Людвиг неловко вдохнул, раскашлялся, чуть снова не свалился с банкетки… и наконец-то осознал себя частью реальности, а не медузкой, бессильно растёкшейся по раскалённому галечному пляжу.
Даже смог поднять руку, забрать бутылку и сделать нормальный глоток.
— Минералка. С газом. Тёплая. Идеально.
— Серьёзно? — Тимур округлил глаза. Вернее, один глаз (второй привычно прятался под чёлкой).
— Как ни странно, да. Правда помогает. Но я её терпеть не могу. Чая не было?
— Не нашёл. Там только куча алкоголя стоит, и минералка вот. Я хотел у официантов спросить, но они все разбежались куда-то. Поискать?
— Не надо, так сойдёт. Они, наверное, тоже решили на презентацию поглазеть. Она же началась?