Страница 27 из 75
Людвиг говорил об этом совершенно спокойно, как о чём-то заурядном. Кажется, ему даже в голову не приходило, что отец может волноваться о нём как о близком человеке, а не как о полезной вещи, которая так не вовремя потерялась.
— И как он жил все эти годы без батарейки? — пробормотала Ксюха.
— До знакомства со мной — не слишком хорошо жил. А потом… не знаю. Возможно, завёл новую. Нового. Ну… могли же у него быть другие дети.
— Можно только из детей?
— Из родственников. Или из людей, с которыми есть очень тесная эмоциональная связь, но из родственников всё же надёжнее и проще: там и связь, и кровь, и идеальная совместимость.
— А он… ну… — Ксюха замялась, не зная, как облечь в слова хаос, творящийся в голове. Она-то всегда думала, что дети всё же важны для своих родителей. Не из-за какой-то пользы важны, а просто по умолчанию, по праву рождения.
То есть, конечно, нормальные дети важны для нормальных родителей.
Себя к нормальным причислить никак не получалось, но Ксюха всегда верила (заставляла себя верить!), что это только ей так не повезло, а у остальных всё совсем по-другому. Пусть даже не идеально, но хотя бы в рамках нормы.
Семья Людвига, кажется, не дотягивала даже до нижней границы нормы.
— Ты не думаешь, что он все эти годы мог беспокоиться о тебе? Именно о тебе, а не о потерянном источнике магии.
— Не знаю. Сложный вопрос. Я в детстве пытался верить, что имею для него значение. Даже искал какие-то оправдания его поведению. Потому что вёл он себя… Честно говоря, как скотина он себя вёл. Мы и виделись-то только тогда, когда ему требовалась моя сила. Правда, взамен он меня учил, и учил хорошо. Иногда таскал на какие-то встречи, хвастался перед друзьями: «Вот какой у меня мальчик талантливый, площадь заклинания в уме высчитывает и сигиллы без шпаргалки чертит. Давай, Людвиг, порази всех!». Ну, я и поражал. Надеялся, что он меня хоть раз похвалит. Зря, конечно.
— А тебе так нужна была его похвала?
— Как тебе сказать… Наверное, да. Даже не из-за того, что он мой отец, а потому что… Знаешь, я, наверное, восхищался этим человеком. Он был очень умным, этого не отнять. И очень упрямым. То, чего он смог добиться, имея в запасе какие-то жалкие крохи силы, — это было достойно уважения. Так что я очень ценил его внимание. Готов был в лепёшку расшибиться ради него. Иногда.
— А иногда нет?
— А иногда нет. Иногда я хотел его убить. — Людвиг закусил губу. Почти прокусил.
Ксюха знала это выражение лица, она уже видела его раньше. Только не у Людвига, а у себя: замечала случайно в зеркале, в стеклянной дверце шкафа, в линзах бабушкиных очков. Наверное, у каждого иногда бывает такое лицо, когда ненависть к кому-то схлёстывается с пониманием, что ты никогда не сможешь поднять на этого человека руку. Ногу. Взгляд.
В итоге руку Ксюха всё-таки подняла, но исключительно затем, чтобы посмотреть на часы. И сразу же взвилась на ноги.
— С ума сойти! Я уже час как должна дома быть! Бабушка меня прибьёт! — Вещи, как назло, оказались разбросаны по всей комнате: куртка на кресле, сумка в углу, чек из магазина… Нет, он точно уже не понадобится.
— Да ну, глупости какие. Подумаешь, задержалась немножко. Тебе же не семь лет. Скажи, что с друзьями заболталась.
— Она прекрасно знает, что друзей у меня нет. Да и не в том проблема. Просто я перемещалась в Дом из своей комнаты. Квартира закрыта изнутри. Я же думала, что ненадолго, только продукты занесу — и вернусь…
— То есть сейчас твоя бабушка ломает дверь и воображает, что ты упала с кровати, сломала ногу, разбила телефон…
Дослушивать Ксюха не стала, она и без подсказок могла в красках представить множество самых разных вариантов, на фоне которых предположения Людвига выглядели довольно безобидно.
Дом послушно выбросил её в родную комнату и оставил наедине с трезвонящим дверным звонком. И с телефоном, который, обнаружив сеть, немедленно начал играть имперский марш.
Ксюха наскоро оглядела себя. Так, куртку долой, кроссовки тоже. Сумку на стул. Волосы взъерошить. Или пригладить?
Ладно, без разницы, и так сойдёт!
— Иду я, иду! — прокричала она и, нарочито шаркая ногами, побрела к двери.
Звонки оборвались.
Щелчок замка напомнил звук, с которым в вестернах взводят курок револьвера. Сквозняк от распахнувшейся двери — порыв ветра, несущий по прерии перекати-поле.
— Извини, я уснула и не слышала, что ты пришла, — протараторила Ксюха, не дожидаясь выстрела.
— Я уже пятнадцать минут здесь… — начала бабушка, и Ксюха украдкой выдохнула. Пятнадцать минут — это не так страшно, как целый час.
С другой стороны, если бабушка пришла совсем недавно, значит, она задержалась на работе и вряд ли рада этому факту. А тут ещё и дверь. И растяпа-внучка. И наверняка что-нибудь ещё.
Что-нибудь ещё нашлось раньше, чем бабушка переступила порог.
— Почему от тебя табаком воняет?
— Это не я. — Ксюха постаралась ответить твёрдо и уверенно, но внутри вся сжалась.
Про запах сигарет она успела намертво забыть. Так принюхалась, что сама его уже почти не ощущала, а ведь одежда и волосы наверняка пропитались.
— Не вздумай мне врать! Уснула она, как же! Да ты никогда днём не спишь! Курила, небось, в форточку? Или в ванной? Ну-ка показывай, куда ты так спряталась, что даже не слышала, как я в дверь звоню?
— Да никуда я не пряталась.
— За дуру-то меня не держи!
— Я не…
— В глаза мне смотри! А ну вытаскивай всё из карманов! И из сумки тоже. Быстро всё мне.
Карманы Ксюха покорно вывернула, благо — почти пустые. Носовой платок и мятая упаковка от жвачки бабушку не заинтересовали, а вот на нарисованный ключ от Дома она уставилась с брезгливой настороженностью.
— Это ещё что за пентаграмма?
— Домашка по геометрии. Не на оценку, а так, для общего развития. Надо было поделить круг тремя линиями на равные части, не используя линейку и транспортир. Это не итоговый вариант, я тренировалась просто. Всё равно ничего не получается. Там наверняка хитрость какая-то…
На геометрию бабушке, к счастью, было наплевать, а на логические задачки — тем более.
— Сумку тащи, — велела она, даже не дослушав. И хорошо, а то Ксюха уже начала всерьёз волноваться, что ключ вот-вот обвинят во всех грехах и отправят в мусорку. — Да что ты там копаешься, как черепаха⁈
Ксюха не копалась, просто вспоминала, что противозаконного можно найти в школьной сумке. Так сходу и не вспомнила: ну учебники, ну тетрадки, ну дневник с котятами, выглядящий слишком по-детски для старшеклассницы, да и ладно, зато симпатичный…
Бабушка так и не дождалась, пока Ксюха выложит вещи на журнальный столик, вырвала сумку у неё из рук, дёрнула молнию и высыпала содержимое прямо на пол. Ручки с карандашами разлетелись по всем углам, стёрка ускакала под диван.
— Пеналы для кого придуманы?
— Он порвался, — вздохнула Ксюха, украдкой радуясь, что хотя бы телефон успела вытащить до начала обыска. А то сейчас и он летал бы по полу (и угадайте, кто оказался бы в этом виноват?).
— А у тебя руки отсохли, зашить не можешь?
— Не успела ещё.
— Да ты никогда ничего не успеваешь! Убраться попросишь — «не успела», носок рваный — «не успела», юбка вся мятая — «не успела», за контрольную двойка — «не успела». Только и знаешь, что в телефоне сидеть и ерунду всякую читать. Это вот что за дрянь?
«Дрянь» оказалась книжкой, взятой у Тимура. На обложке какой-то условно-средневековый мужик приносил в жертву условно-современного подростка. Или, наоборот, изгонял из него демонов (зверское выражение лица мужика и летающие над подростком дымные черепа могли символизировать и то, и другое).
Про сюжет Ксюха не знала ничего, кроме того, что где-то в тексте притаились вампиры. Про вампиров бабушке говорить совершенно точно не стоило, она их не любила. И кровавые ритуалы не любила. И ведьм (ещё больше, чем вампиров).
Можно подумать, она вообще хоть что-нибудь любила в этой жизни!