Полное собрание рассказов

— Что бы о нормандцах ни говорить, — заметила Айви, — но Англию они облагородили.

— А платим за это мы, — сказал Элмер. — Бесплатных завтраков, знаешь ли, не бывает.

Он зарылся пальцами в льняную шевелюру Этельберта, откинул голову сына назад и заглянул ему в глаза — удостовериться, что смысл в жизни все-таки есть. Но увидел лишь зеркальное отражение своей встревоженной души.

— Небось все соседи видели, какую заварушку устроил перед нашим домом Роберт Ужасный, великий и могучий, — с гордостью произнесла Айви. — Ух, что будет, когда народ узнает, что он прислал сюда своего эсквайра — назначить тебя новым сборщиком налогов.

Элмер покачал головой, губы его чуть тряслись. Его всю жизнь любили за то, что он был человеком мудрым и безобидным. А теперь ему предстояло воплощать алчность Роберта Ужасного или умереть жуткой смертью.

— Вот бы мне такое платье, как попона у его лошади, — мечтательно сказала Айви. — Синее да все пробитое золотыми крестиками. — Впервые в жизни она была счастлива. — Я бы сделала его таким игривым, — продолжала она, — собрала бы сзади в пучок, чтобы тянулось за мной следом, хотя какая уж тут игривость. А потом, когда приоденусь получше, обучусь немного по-французски и буду парлекать с рафинированными нормандскими дамами.

Элмер вздохнул и взял руки сына в свои. Ладони у Этельберта были шершавые, в царапинах, земля въелась в поры и под ногти. Элмер провел по царапине ногтем.

— Это откуда? — спросил он.

— Ловушку делал, — ответил Этельберт. Он ожил, глаза, как и у отца, засветились умом. — Я закрепил над ямой деревья с колючками, — пояснил он заинтересованно, — так что когда единорог бухнется в яму, колючие деревья упадут на него сверху.

— Тогда он никуда не денется, — мягко согласился Элмер. — В Англии не так много семей, которые могут отведать на обед единорога.

— Может, сходишь со мной в лес и посмотришь ловушку? — попросил Этельберт. — А то вдруг что не так.

— Наверняка все так, ловушка отличная, но я обязательно схожу и посмотрю, — заверил сына Элмер. Мечта поймать единорога золотой нитью пронизывала унылую ткань жизней отца и сына.

Оба знали — единороги в Англии не водятся. Но они заключили молчаливое согласие — жить с безумной мыслью о том, что единороги в Англии есть, что в один прекрасный день Этельберт единорога поймает, что их семья, живущая в страшной нужде, скоро обзаведется мясом, продаст за целое состояние драгоценный рог — и будет счастлива.

— Ты уже целый год обещаешь, — укорил отца Этельберт.

— Сам знаешь, у меня дел по горло, — возразил Элмер. Ему не хотелось идти осматривать ловушку, он прекрасно знал, что она собой представляет: горстка прутиков над царапиной в земле, выросшая в воображении ребенка до великого ковчега надежды. Поэтому Элмер предпочитал думать о ней как о чем-то большом и обнадеживающем. Не хотелось разочарования — ведь, кроме ловушки, надеяться было не на что.

Элмер поцеловал руки сына, обоняние его уловило смесь плоти и земли.

— Скоро схожу туда, — пообещал он.

— А у меня от этой конской попоны материал еще и для вас останется, — проговорила все еще зачарованная Айви. — Сделаю тебе и маленькому Этельберту штанишки. Вот уж будете два модника — синие штанишки, да еще прошитые золотыми крестиками.

— Айви, — терпеливо произнес Элмер, — как ты не понимаешь: Роберт и в самом деле ужасный. И попону своей лошади он тебе не отдаст. Он вообще ничего и никому не дает.

— Помечтать-то можно, — возразила Айви. — Уж на это женщина имеет право?

— О чем помечтать? — спросил Элмер.

— К примеру, если ты будешь хорошо работать, он может отдать мне попону своей лошади, когда поизносится, — предположила Айви. — А если ты соберешь столько налогов, что никому и не снилось, нас могут взять да и пригласить в замок. — Она кокетливой походкой прошлась по их убогому жилищу, поддерживая над грязным полом шлейф воображаемого платья. — Бон жур, мусье, медам, — сказала она. — Надеюсь, у милорда и миледи все путем?

— Это и есть твоя заветная мечта? — поразился Элмер.

— Тебя наградят каким-нибудь почтенным именем, например Элмер Кровавый или Элмер Безумный, — продолжала мечтать Айви, — и ты и я и Этельберт по воскресеньям, принарядившись, будем выезжать в церковь, а если какой крепостной к нам без должного почтения, мы повозку останавливаем и…

— Айви! — воскликнул Элмер. — Да это мы — крепостные.

Айви топнула ножкой и заносчиво дернула головой из стороны в сторону.

— Разве Роберт Ужасный не дал нам возможность возвыситься? — осведомилась она.

— И стать такими же мерзавцами, как он? — возмутился Элмер. — Это, по-твоему, возвышение?

Айви уселась за стол и положила на него ноги.

— Если уж так вышло, что человека занесло в правящие классы, — сказала она, — ему надо править, иначе народ всякое уважение к властям потеряет. — Она не без изящества почесалась. — Народом надо управлять.

— Бедный народ, — заметил Элмер.

— Народ надо защищать, — добавила Айви, — а доспехи и замки стоят недешево.

Элмер потер глаза.

— Айви, вот ты мне объясни: от чего такого плохого нас защищают, что может быть хуже нашего нынешнего положения? Хотел бы я на это плохое посмотреть, а уж потом самому решить, что меня больше пугает.

Но Айви не обратила внимания на слова мужа. Она с восхищением вслушивалась в стук копыт. Роберт Ужасный со своей свитой возвращался в замок, и их лачуга трепетала перед его мощью и славой.

Айви подбежала к двери и распахнула ее настежь.

Элмер и Этельберт наклонили головы.

Послышались восторженные вопли нормандцев:

— Hien!

— Regardez!

— Do