Страница 14 из 18
Надо было более красочно выразиться. Пусть бы во всех деталях представил, что я тут на унитазе делала со своим животом. Так может, у этого козла и желание бы отбило…
Тяжело выдохнув, встаю на дрожащие ноги, потными руками тянусь к сумочке и достаю из неё перцовый баллончик. Я уже два года его постоянно с собой ношу. После того, как начала работать в баре в ночные смены, появилась такая привычка. Возвращаться домой зачастую приходится либо поздно ночью, либо очень рано утром. Мало ли на какую шваль в это время можно наткнуться. С баллончиком в сумке всё же как-то спокойнее.
А сейчас я тем более мысленно благодарю бога, что не выложила его утром, когда собиралась на работу! Как чувствовала, что не стоит этого делать!
Спрятав баллончик-антикобелин за спину, подхожу к двери, судорожно втягиваю в себя воздух и на выдохе открываю дверь.
— Ну наконец-то. Я уже соскучиться по тебе успел. Идём скорее.
Резко вытаскиваю из-за спины баллончик и прыскаю, хватающему меня за руку козлу прямо в лицо.
— Блин, ты что дура совсем!!!
Его рука моментально соскальзывает с моего запястья. Горский хватается за глаза и сгибается пополам.
И мне бы бежать сейчас без оглядки подальше от этого маньяка, пока он в себя не пришёл, но вместо этого я в полном ступоре продолжаю стоять на месте. Так, будто меня парализовало. Стою, и таращусь на загибающегося рядом со мной Горского.
— Ты, блин, дибилка что ли, Стрельникова?! — орёт, яростно пытаясь протереть красные слезящиеся глаза.
— Я… я не буду с вами спать! Я вам ещё на собеседовании это сказала! — выпаливаю, пытаясь сделать шаг в сторону, но в этот же момент Горский неожиданно делает выпад и хватает свободной рукой меня за талию, не давая обойти.
— Ты больная совсем?! — хорошенько меня встряхивает. — Что ты несёшь, чёрт побери?!
— А вы разве не для этого меня в свой кабинет затащили? — пытаюсь вырваться, но похотливый козёл только крепче меня сжимает. На этот раз уже двумя руками.
Глаза у него, конечно, жесть какие красные и слезятся, но раз он так быстро оклемался, то баллончик, скорее всего начал выветриваться. Я их периодически меняю, но этот лежит в сумке уже несколько месяцев…
— Для чего, бл*ть, «этого»?! — рычит, впиваясь в меня бешеным взглядом.
— Чтобы… чтобы изнасиловать меня на этом диване, — киваю головой на разложенный диван, стоящий неподалёку. — Так вот, я с вами спать не буду! Если вы ещё не поняли, то повторю, Я НЕ ПРОСТИТУТКА!
— Ты не проститутка, ты Лиза, дура самая настоящая! — таращит на меня перекошенное яростью лицо. — С чего ты взяла, что я тебя тут трахать собрался?!
Хватает меня за руку и волочит вслед за собой обратно в ванную комнату. Запирает дверь на ключ, убирает его в карман, включает воду в умывальнике и начинает промывать глаза.
— А зачем тогда вы кровать разложили? — спрашиваю, косясь на запертую дверь у себя за спиной.
Чёрт, всё плохо. Всё очень-очень плохо. Если раньше я его просто послала, то сейчас ещё и, можно сказать, покалечила. Мне точно конец.
Судорожно сглатывая, смотрю на перекошенное злобой лицо Горского и мысленно молюсь, чтобы весь этот пипец как-то разрешился. И желательно без необратимых последствий.
— Не разложил, а не успел собрать, — шипит, не поворачивая ко мне головы. — Потому что я периодически ночую в офисе и сегодня был как раз этот случай!
— Зачем? — непонимающе таращусь на мужчину. — Вас что, жена из дома выгнала?
— Приятно, что ты уже интересуешься моей личной жизнью, но нет, никто меня не выгонял. И, к счастью для тебя, я не женат.
— Зачем вы тогда тут ночуете? — игнорирую последнюю реплику про моё счастье.
— Потому что иногда приходится разгребать дела до поздней ночи, и я не вижу смысла ехать домой, если рано утром снова сюда возвращаться. Поэтому у меня в кабинете есть туалет и душ. Сейчас девять утра. Я спал сегодня от силы часа три, и банально не успел собрать диван. Доходит до тебя, наконец?!
Доходит. До меня очень даже доходит, что теперь мне точно крышка. Такого фортеля этот козёл мне однозначно не простит…
Выключив кран, Горский срывает с висящего на стене диспенсера бумажное полотенце, вытирает лицо и разворачивается ко мне.
Злой.
Очень злой.
Его лицо настолько источает ярость, что я непроизвольно пячусь назад, пока в спину мне не врезается металлическая дверная ручка.
Боже, это кошмарный сон. Просто сон. Вообще с появлением в моей жизни этого козла всё как-то пошло наперекосяк.
В голове мелькает мысль о побеге. Распахнуть дверь, вылететь как можно быстрее из этого кабинета и из бизнес-центра в целом и впредь обходить это место за километр.
Только есть одна загвоздка. Этот мудак нас запер…
Зачем? Если говорит, что ничего со мной тут делать он не собирался, то зачем надо было запираться? Или всё же врёт?
— А з-зачем вы т-тогда заперли дверь? — выдавливаю осипшим от страха голосом.
— Всё-таки заикаешься? — выгибает бровь.
Опускаю взгляд на сжатые в кулак руки мужчины и нервно сглатываю.
— Только когда очень страшно…
— Правильно. Бойся меня, Елизавета Алексеевна.
Стою, прижавшись спиной к двери, и смотрю на разъярённого Горского. У него глаза до сих пор красные. И нос тоже. Чёрт… мне конец. Мне точно конец. Мало того, что он гораздо старше меня, так ещё и выше на две головы. Он меня сейчас в этом туалете как муху одной рукой прихлопнет.
Ещё в первый год работы в баре я усвоила, что не стоит злить мужчину. Тем более малознакомого. Они как животные: бывают очень агрессивны и реакцию предугадать невозможно…
— Кирилл Сергеевич, — поднимаю на мудака умоляющий взгляд. — Откройте, пожалуйста дверь.
Под бешеный стук собственного сердца слежу за тем, как мужчина медленно обводит меня хмурым взглядом. А потом быстрым шагом подходит вплотную ко мне, и я тут же ёжусь, ожидая не пойми чего, когда он практически вжимается в меня всем телом.
Вжимаю голову в плечи и зажмуриваю глаза. Кажется, даже дышать перестаю.
Успокоиться. Надо просто успокоиться. Ну не ударит же он меня… Или ударит? Чёрт, да я не удивлюсь, если за перцовый баллончик он меня вообще придушит или в унитазе утопит!
Чувствую, как пряжка его ремня давит мне на живот, а в лёгкие проникает запах одеколона. По-прежнему очень вкусный. Тот самый — морской с едва уловимой горчинкой. Сейчас у меня от него почему-то начинает кружиться голова. Возможно из-за того, что в этом крохотном помещении слишком душно. А, может, потому что я не привыкла к такому тесному контакту с мужчиной…
— Я запер дверь, — шепчет мне на ухо, и от его дыхания кожа моментально покрывается мурашками. А ещё от того, что грубая мужская щетина щекочет мочку. — Чтобы ты не удрала, пока я тут глаза промываю. Чем ты, кстати, в меня брызнула?
— Перцовым баллончиком… — почему-то отвечаю тоже шёпотом.
Задираю вверх голову и смотрю в глаза нависшего надо мной Горского. Они всё ещё очень красные. Намертво впиваются в моё лицо и как будто удерживают. У меня от этого тяжёлого взгляда кровь к голове приливает и начинает бешено стучать в висках. Проклятая пряжка давит на живот и там я тоже чувствую своё собственное сумасшедшее сердцебиение.
А в следующий момент прямо за моей спиной раздаётся характерный щелчок. Горский открывает дверь и от неожиданности я чуть не вываливаюсь наружу.
— Не собираюсь я тебя насиловать, Стрельникова, успокойся, — проходит мимо меня к своему столу и подхватывает с него ключи от машины. — Мы за ключами пришли. А теперь пойдём. Из-за тебя и так уже кучу времени просрали.
— Куда? — опомнившись, выхожу из туалета и непонимающе смотрю на мужчину, который уже успел распахнуть дверь кабинета. Его рубашка спереди вся мокрая, после того, как он вслепую пытался отмыть глаза.
— Работать, Елизавета Алексеевна. Работать. Ты же кажется для этого сюда пришла. Или я ошибся?
— В смысле? Вы что… меня берёте?!