Страница 7 из 12
А не поговорить ли с господином Ильтеном, осенило Хэнка. Мало ли что жена у него шарахнутая, сам он казался вполне адекватным. Неужели он не уступит лодку на пару дней в декаду? Особенно если он, Хэнк, пообещает подкидывать дичинки к обеденному столу.
Но чтобы поговорить с Ильтеном, с ним надо где-то встретиться. Соваться незваным в его дом Хэнк зарекся. Опять напорется на госпожу Ильтен, ну ее. И тут его взор упал на жену. Вот он, выход. Она женщина, если заглянет в чужой двор, это ее ни к чему не обяжет, а его – тем более.
– Лика! – гаркнул он. – Поди сюда!
– Да, Билле, – пискнула она, отвлекшись от младенца.
– Пойдешь сейчас в дом номер 12, – велел он. – И пригласишь к нам господина Ильтена.
– Господин Ильтен придет в гости? – В глазах вспыхнула радость.
– Когда ты научишься вести себя как следует? – рявкнул он и замахнулся, но передумал. Донести до глупой бабы мысль важнее. – Не придет, если ты не сделаешь так, как я говорю! Пойдешь туда и спросишь, не соблаговолит ли господин Ильтен пожаловать ко мне на вечерний чай и сигареты с Т3. Именно так спросишь, поняла?
– Да, Билле. – Лика торопливо закивала, округлив глаза.
Дачный воздух отличался от городского примерно так же, как воздух Т5 от Т1. Ильтена с непривычки после обеда потянуло в сон. А когда он проснулся, Тереза сообщила:
– Пока ты дрых, приходила Лика. Между прочим, взвизгнула, когда нашу скульптуру увидела.
– Госпожа Хэнк, – поправил он.
– Она не перестала быть Ликой оттого, что вышла замуж, – отмахнулась Тереза. – Лика передала, что Хэнк приглашает нас на вечерний чай и сигареты.
– Нас? – недоверчиво уточнил Ильтен. – Она сказала «нас»? На сигареты? Либо она еще большая растяпа, чем я предполагал, либо ты что-то перепутала.
Тереза поморщилась. Конечно, Лика сказала, что ее муж пригласил господина Ильтена. Тереза просто сочла, что это несущественно.
– На чай нас могли бы пригласить вдвоем, – терпеливо, как всегда, объяснил Ильтен. – Но на сигареты – нет. Это значит, зовут только меня.
– Ты же не куришь!
– А это неважно. Упоминание сигарет – просто знак, что зовут только мужчин.
– А женщины у вас все как одна некурящие? Я видела, что кое-кто из невест курил.
– И это тоже неважно.
Нет, его с толку не собьешь. Тереза вздохнула.
– Я знаю, о чем хренов Хэнк хочет договориться за моей спиной. О лодке. Даже не думай ему уступить! Лодка – моя.
– Тереза, у женщины не может быть собственности.
– Плевать! Объясняйся с ним, как хочешь. Главное, чтобы он уяснил: если ему нужна лодка, пусть приходит ко мне лично и вежливо просит.
Кто перед кем извиняться будет?
Лика тщательно припудрила синяки, но со свежей царапиной прямо под глазом ничего сделать не могла. Хоть вообще вуаль не снимай. Попросить Билле обрезать ногти? Еще хуже получишь за то, что посмела ему указывать.
Они сидели в саду под навесом, пили чай и говорили о какой-то лодке – Билле и господин Ильтен. Господин Ильтен совсем не изменился: такой же красивый, стройный, элегантно одетый… Не то что Билле. Лика вспомнила первую встречу с мужем. Это был как ушат холодной воды после сна. И почему все произошло так быстро – с того момента, как господин Сантор привел ее на порог господина Ильтена, и до того, как Билле увел ее оттуда? Как бы она хотела подольше остаться у господина Ильтена! Правда, там были какие-то нудные компьютерные анкеты, но зато сам он – такой внимательный, ласковый… А потом – к этому грубому и злому Билле. Ну, где тут справедливость?
Вытирая слезы, она подошла к кроватке сына, покачала его. Тоже толстый и крикливый, как папа. Единственная радость в ее жизни. Пока что. Чего доброго, вырастет – сам ее бить будет. Отец явно не научит беречь маму. Определенно нет справедливости на свете.
Она вышла в темный сад. Господин Ильтен прощался у калитки. Они вежливо раскланялись, Билле прошел в дом мимо Лики, не заметив. Вот и все, подумала она. Несколько секунд она стояла, рассеянно глядя вдаль, потом, повинуясь неосознанному порыву, выскользнула за калитку, бросилась вслед.
– Господин Ильтен! Подождите!
Он остановился, оглянулся. Сердце замерло. Какой милый, знакомый взгляд!
– Я что-то у вас забыл? – спросил он.
– Да… то есть нет, – заплетающимся языком прошептала Лика. – Постойте со мной немножко, пожалуйста.
– Зачем, госпожа Хэнк?
Он говорил с ней, как чужой. А ведь прошло всего чуть больше года!
– Вы не помните меня? Но ведь мы…
Идиотское положение, думал Ильтен, стоя посреди дороги перед маленькой госпожой Хэнк, прикрывающей шелковистыми серыми волосами правую половину лица. Она, должно быть, считает, что секс между ними к чему-то его обязывает. И чему он только учил глупышку? Жаль ее, видно, с мужем ей несладко, но он не имеет права проявлять свою жалость.
– Что было до вашего замужества, не имеет никакого значения, – мягко сказал он. – Идите домой, госпожа Хэнк, уже поздно.
– Господин Ильтен, – чуть слышно прошелестела Лика. – Понимаете, я люблю вас, господин Ильтен.
– Ну, приехали, – вздохнул он. – Вы замужем, госпожа Хэнк.
– Но я все равно люблю вас!
– Это ваше право и ваша проблема одновременно. В душе вы можете любить или ненавидеть меня сколько угодно, а в жизни у вас есть супруг, и по отношению к нему – некоторые обязанности.
– Почему вы так жестоки? – Она расплакалась.
– Успокойтесь, госпожа Хэнк. И идите к своему мужу – он, наверное, уже задумался, куда вы подевались.
Ильтен повернулся и пошел к своей даче, ускоряя шаг. Надо же так влипнуть! И ведь не первый раз, порой на пути диспетчера попадались женщины, выданные им замуж, но так и не избавившиеся от влюбленности в него. Но никого из них не было так жаль, как несчастную госпожу Хэнк. Жизнь у нее явно не сахар. Только что он мог сказать, чем утешить? Ответить на ее чувства? Ну нет, даже не будь у него Терезы, он не стал бы рисковать. Господин Хэнк явно не тот человек, который позволил бы жене иметь любовника. То-то он так изумился…
Лика стояла на дороге, потерянная, растрепанная и отчаявшаяся. И собственная жизнь казалась ей жалкой и ненужной…
Лика зашла в дом. Было тихо. Она помнила, как противно было травиться, к тому же теперь знала, что вряд ли умрет, только промучается зря. Как сделать это по-другому? Ножи в шкафчике на кухне тупые. Но в кладовке висел охотничий нож Билле. Она скользнула в кладовку, молясь про себя, чтобы муж не заметил, дрожащими руками расстегнула ножны. Билле не разрешал брать нож, но если она покончит с собой, он ведь уже не побьет ее за это.
Лика расстегнула блузку непослушными пальцами. Где-то там должно быть сердце. Она прицелилась ножом. Было страшно, сталь блестела как-то зловеще. Лика приложила нож острием к груди, всхлипнула и с силой надавила.
Нож был наточен на славу – Хэнк всегда следил за оружием. Он рассек кожу, грудную железу, мясо… Лика задохнулась от боли. Это было куда больнее, чем тумаки мужа. Кровь хлынула неожиданно сильно, в глазах потемнело. Лику охватил ужас. Ей вдруг подумалось, что убить себя – не такая уж хорошая идея. Но остановиться она не могла: она уже лежала на полу, вдавливая в себя нож собственным телом, и сознание меркло.
Хэнк, расслабленно лежащий на диване, услышал в кладовке подозрительный стук и звон. Первой мыслью было: воры! Он мгновенно подобрался, вскочил и ринулся туда, готовясь порвать незваных гостей на клочки.
Однако никаких воров в кладовке не оказалось. Только лужа крови, в которой лежала его жена с его собственным ножом в груди. Хэнк со свистом втянул в себя воздух. Если бы у него на голове были волосы, они бы встали дыбом. Его жена, его драгоценность!..
Он нервно перевернул Лику, пощупал пульс. Светлые небеса, жива! Усилием воли Хэнк взял себя в руки. Плох тот боец, который не умеет оказать первую помощь. Но здесь он не справится, нужен врач. Проклятье, ни один врач не поедет в эту глушь! Надо срочно везти Лику в город. А машины нет. Он решил сэкономить на аренде и отпустил машину в гараж, едва они приехали в Риаведи. И что теперь делать без машины?