Страница 2 из 12
После ужина Тереза, погасив свет в беседке, присела на лавочку у крыльца. Прозрачное небо было все в звездах. Совсем не такое, как на Земле, но тоже очень красивое. Мягкий и холодный звездный свет пробивался и сбоку сквозь листву деревьев. Она сидела, поджав ноги, на крошечной лавочке у крошечной дачки, а наверху, прямо над ней, расстилалась безграничная Вселенная. А хочу ли я домой, подумала вдруг Тереза. На Т1 ее грызла глухая тоска по Земле, но здесь, на Т5, все по-другому. Ласковое желтое солнце, чудесные деревья, прекрасная дача в райском уголке. И любимый мужчина. Даже два, вот незадача. Она подумала об этом как-то спокойно, смирившись. Ну, такая вот ситуация, не терзать же себя теперь попусту. Ночная прохлада овевала лицо, неплохо загоревшее за день. У соседа слева горело окно. Кто-то шуршал в траве. Было хорошо, и даже слабость в ногах от усталости, накопившейся за день, ощущалась как некая странная разновидность блаженства. Только немного грустно. Потому что на самом деле сейчас вершилось прощание. Прощание с родиной. Цель – вернуться туда во что бы то ни стало – растворилась. Вот место, где можно прожить жизнь.
Еще пара дней – и Тереза переделала все дела. Даже новые стулья для беседки заказала. Камма ковырялся с водопроводом, отделочник менял полы на первом этаже. Только Винк уже заварил все, что можно, а потом от нечего делать сварил из обрезков какого-то сюрреалистического монстра, которого новая хозяйка водрузила у ворот. Обрезки кончились. Теперь Винк скучал и постоянно курил, Тереза даже задумалась о его здоровье. И предложила:
– А давайте походим по поселку. Поспрашиваем, может, где требуются наши услуги.
Идея была в принципе верной, но практический выход дала небольшой. Половина дачек пустовала: хозяева откладывали отпуск на середину лета. А там, где жители наличествовали, они редко нуждались в сварщике или электрике. Дача – не город, здесь живут короткими наездами. Телевизоры не держат: пси-приемника в поселке нет. Компьютеры многие считают атрибутом работы и не берут с собой на отдых. Утюги и то не у всех: какой нормальный мужик будет на даче носить глаженую одежду? Только записные франты. Винк починил стойку забора соседу с дачи номер 11, Тереза отремонтировала рацию патрульному безопаснику, заехавшему в эту глушь и внезапно оставшемуся без связи, вот и весь улов.
Зато познакомились с соседями. В доме номер 10 жил пожилой дед, бывший заядлый рыбак. Почему бывший? Потому что глаза подводят: наживку на крючок не насадить, поясницу ломит: в лодку не сядешь… Услышав про лодку, Тереза сделала стойку. Да, лодка находилась у деда в сарае. Облезлая, от души поюзанная, но все еще крепкая. Тереза тут же договорилась о продаже. А заодно пригласила деда на ужин: неизвестно, чем он тут питается, раз с глазами и суставами проблемы, как бы с голоду не помер. А он так честно и сказал, что живет здесь постоянно с тех пор, как вышел на пенсию, потому что хочет умереть в красивом месте.
А хмырь из домика номер 7 Терезе не понравился. Жуликоватая физиономия. И домик неухоженный, покосившийся. У деда и то дом в относительном порядке, хотя тому трудно убираться и зрение так себе.
Тереза выспросила у деда Калле, нет ли в поселке охотников. А есть, ответил он. В четвертом дворе живет семейный мужик, любитель пострелять птичек. Даже лодку брал в том году, чтоб на озере поохотиться. Ну, теперь будет у нее брать.
И она отправилась во двор номер 4.
Дорога была недалекой, но густые заросли вдоль просеки и смыкающиеся над головой кроны создавали ощущение, что держишь путь куда-то в другой мир. С обеих сторон колыхалась зелень. Тереза шла посередке между двумя неглубокими колеями, осторожно придерживая длинную капроновую юбку. Будь проклят этот идиотский обычай наряжаться на даче, как на свадьбе! Но если уж идешь знакомиться, то стоит соблюсти статус замужней женщины. До чего я докатилась, сокрушенно подумала Тереза: веду себя по правилам. Вот Рино порадовался бы!
Домик номер 4 был немаленьким, но одноэтажным, из типовых модулей. Во дворе столик под навесом и не то клумбы, не то грядки с цветами. Из дома доносился шум – громкая брань, грохот чего-то ломаемого и жалкий писк. Кажется, я не вовремя, подумала Тереза. Чтобы убедиться в этом, она решила для начала заглянуть в окно, но случайно уронила попавшееся под ногу ведро. Ведро со звоном покатилось с крыльца. Тереза чертыхнулась.
Брань и грохот смолкли, как отрезало. Пока Тереза раздумывала, не смыться ли, дверь распахнулась, и на крыльцо вышел злой хозяин. Высокий и широкий, бритый наголо, с золотой цепью на мощной шее – только бейсбольной биты не хватало. Образ братка на отдыхе довершали серая майка, камуфляжные шорты и шлепанцы. За все пребывание в Тикви Терезе попадался всего один подобный экземпляр, и, конечно, она сразу его узнала.
– Господин Хэнк?
Он тоже узнал ее. Отчего бы не узнать? Не так много женщин в Тикви, и Тереза из них, мягко говоря, не самая незаметная. Он поспешно спрятал за спину руку с содранными костяшками, неловко поклонился:
– Госпожа Ильтен?
– Светлого солнца, – пожелала она традиционно. Ильтен должен прыгать от счастья: вон как она усвоила этикет. – Что-то пару дней назад я вас тут не видела.
– Так сегодня с утра заехали, госпожа Ильтен. – Он прятал от нее руку, и от этого его жесты казались смешными. – Вы проходите, садитесь. – Словно в контраст этому предложению, он загораживал ей вход в дом, кивая на столик во дворе. – Вон туда, пожалуйста. Лика! – заорал он. – Неси пожрать!
– Я сейчас не могу, – пискнули изнутри дома.
– Я те дам «не могу»! Живо!
Если бы кто-то из мужчин Терезы позволил себе так с ней разговаривать, она бы его прибила на месте. Но Лика, само собой, не такова. И в ее защиту ничего не скажешь: как же, встревать в чужие отношения – дурной тон.
– Вижу, я не вовремя, – с извиняющейся улыбкой произнесла Тереза. – Не буду вам мешать.
– Да что вы! – воскликнул Хэнк, всплеснув одной рукой. – Садитесь, а то обижусь.
Он тоже находился в плену этикета: хозяину надлежало проявить все возможное гостеприимство. Вот он и проявлял его, как мог.
– Лика, зохен тебя сожри! Ты что, заснула? Я вас оставлю на минуточку, – предупредительно обратился он к Терезе, – приведу себя в приличный вид.
Он исчез в доме. Тереза посмотрела ему вслед с осуждением. Наверняка перед ее приходом не просто подвернувшуюся под руку мебель ломал, кресла так не пищат. Бил жену, и к гадалке не ходи. При этом встречает гостью как ни в чем не бывало. Право, а что такого? Проклятые тиквийские нравы! Тронуть чужую женщину – ни-ни, а в свою можно хоть гвозди забивать. Если бы приснопамятный маньяк не похищал чужих жен, а мучил собственную, у службы охраны безопасности не было бы к нему никаких претензий. Как это сочетается с декларируемой тиквийским правительством особой ценностью женщин? А проще некуда: женщина тут всегда кому-то принадлежит. Мужу, отцу; если прибыла издалека и еще не выдана замуж – государству. А собственностью, даже ценной, распоряжается хозяин. В полной мере, н-да.
Хэнк вернулся, переодевшись в легкую рубашку. Шорты остались, а шлепанцы сменились на матерчатые кроссовки. И руку он больше не прятал – смыл кровь.
– А вы какими судьбами здесь, госпожа Ильтен? – вежливо осведомился он. – Господин Ильтен же на Т1 работал.
– Его перевели осенью, – ответила она. – Зимой мы встретились в магазине с вашей супругой, и она очень рекомендовала Риаведи. Ну, я и решила, что неплохо бы обзавестись тут дачей.
Следовало сказать «муж решил» или, в крайнем случае, «мы решили». Жене не подобает решать самой, ей надлежит поддерживать решения мужа и следовать им. Но этикета с Терезы на сегодняшний день уже хватило. Хэнк удивленно поднял на нее глаза. Наверняка Лика за время жизни с ним не приняла ни одного решения.
Сказать он ничего не успел. Подошла Лика с подносом. Лицо ее было скрыто под вуалью, руки дрожали, и от этого тихо звенели бокалы, стоящие на подносе. Она поставила на столик два бокала с коктейлем, консервированный салат, нарезанную ветчину, вазочку с хлебом и печеньем. Хэнк кивнул.