Касание любви

— Все нормально. Я держу себя в руках.

Пожимаем друг другу руки и закрываю дверь. Сворачиваю в спальню и падаю на кровать. В голове крутится множество мыслей касательно Юдиной, сводном брате Эли и отце. Я не могу закрыть на это глаза. Потому что мне не ясно, как так полиция не могла вычислить брата Эли сразу? Запускаю руки в волосы и сжимаю их у корней. Неужели отец и там приложил руку? Или же отец Юдиной приложил руку, выгораживая выходки своей дочери…

Твою же мать!

Глава 48

Эльвира

Я стараюсь не думать о предстоящей на следующей неделе свадьбе Димы и Дианы. Наверное, я просто решила закрыть для себя эту страницу. У меня есть теперь другие цели, и предстоит начать жизнь с чистого лица. Все те планы с престижной работой просто рухнули, как и то будущее, которое я пыталась для себя выстроить. В любом случае, что-то придется поменять. Сажусь на кровати, помогая руками свесить ноги, и ощущаю, как моих пяток касается что-то холодное.

Боже… Это ведь правда происходит со мной?

Улыбаюсь, сдерживая слезы на глазах. Мне не верится в то, что это происходит со мной. Я даже не замечаю того, что происходит вокруг. Просто ощущать хоть что-то уже значит для меня слишком много.

— Эля, — слышу голос Нинки за спиной. — Что ты делаешь? — подходит ко мне и помогает обратно лечь в кровать.

— Нин, у тебя руки холодные, — говорю ей, а сама улыбаюсь.

— Что ты сказала? — с удивлением смотрит на меня.

Прикрываю лицо руками и начинаю смеяться. Я просто не могу в это поверить. Не хочу, чтобы это оказалось сном.

— Эль, ты ведь не пошутила? Да? — повторяет Нина.

— Нет, Нин. Это правда. Это все, правда…

Нинка заключает меня в объятия, и мы обе сидим на кровати в обнимку и смеемся. Не знаю, что это и возможно ли такое, но я благодарна за это чудо.

Слышу стук в дверь. А после к нам заходит Пашка. Каждый день в одно и то же время он заходит ко мне и проводит осмотр.

— Девчонки, я вижу, вы обе в хорошем настроении, — говорит Пашка, рассматривая нас. — Нин, мне нужно ее осмотреть.

— Конечно, — отвечает и слезает с кровати.

Пашка приподнимает одеяло и начинает проводить ручкой по моим ногам. Прищуриваюсь от того, что спустя месяц начинаю хоть что-то ощущать.

— Эля, в чем дело? — интересуется Пашка.

— Щекотно. Я не знаю, как это объяснить, но я все чувствую, Паш. Прикосновение холода, то, как ты проводишь ручкой по моим ногам.

— Это очень хорошо, Эль. Попробуй пошевелить пальцами правой ноги, — говорит мне и внимательно следит за тем, как я пытаюсь это сделать. Но у меня ничего не выходит. Как бы сильно я не старалась, пока что у меня не получается.

— Я не могу, Паш. — Перевожу на него взгляд и хочу услышать хоть что-то в ответ. — Это ведь нормально?

— Эль, то, что к тебе вернулась чувствительность, это хороший показатель. Но на восстановление двигательной функции потребуется время. Сколько уйдет времени, я не могу тебе сказать. Извини. Все зависит от особенностей организма.

Не знаю. Наверное, где-то глубоко в душе я ожидала от него услышать эти слова. Да, мне немного обидно. Возможно, я слишком сильно переоцениваю свои возможности. Но я устала каждый день проводить в этой больнице.

— Я понимаю.

— Нин, ты все вещи собрала? — интересуется Пашка.

— Все, что нам потребуется, — отвечает ему. — Эль, тебе там понравится.

— Собирайтесь. Я пойду, оформлю твою выписку, и мы уедем. Эля, твой реабилитолог, будет приезжать на дом два раза в неделю. — Пашка заполняет бумагу и покидает палату.

Сажусь на кровать и чувствую, как сердце в груди пропускает удар ударом. Я на втором, почти на третьем месяце беременности, и мне было сложно принять решение уехать. Ведь Дима не будет рядом со мной, не сможет увидеть, как растет наш малыш. Кладу руку на живот и поглаживаю его.

— Эль, тебя что- то беспокоит? — интересуется Нина. — Я же вижу. Горюешь по своему Диме? Я ведь права…

— Знаешь, просто как-то все странно получается, — отвечаю ей. — Он столько раз говорил мне, что любит, а теперь женится на другой. Кроме того, он не увидит нашего ребенка. Не сможет ощутить, как он толкается, как развивается. Знаешь, не такой жизни я хотела для своего ребенка. Не для того, чтобы ему была уготована роль второго плана. Понимаешь меня?

— Я все понимаю, милая. Ты же и сама прекрасно понимаешь, что, если вовремя не отступить, боль будет сжигать тебя изнутри. А тебе нужны положительные эмоции. — Пытается меня успокоить. — Ты стала слишком восприимчивой ко всему, что тебя окружает. Так нельзя. Да, Дима поступил несправедливо по отношению к тебе, но Эль… Ты ведь любишь его. Просто спрячь это чувство и не показывай его никому. Иногда жизнь может измениться до неузнаваемости и переиграть многое.

— Нет, Нин. Навряд ли здесь удастся что- либо переиграть. Посмотри на меня. Разве я буду кому-то нужна такой? Ты слышала, что сказал Пашка. Неизвестно, сколько времени уйдет на реабилитацию.

— Эль, вот честно, ты себя накручиваешь. Продолжишь в том же духе, и я не знаю, что с тобой сделаю. Тебе 22 года, а ты уже себя закапываешь несуществующими проблемами. — Садится рядом и обнимает за плечи. — И знаешь, твоя мама точно бы не одобрила такой ход твоих мыслей.

Я даже не знаю, как бы она отнеслась к моей беременности и отношениям с Димой. Наверняка бы сказала: «Эль, ну куда ты лезешь? Неужели других не нашлось?». И в этом я ее понять могу. Она бы для меня сделала все.

— Так, давай собираться. Ты же знаешь, Пашка выписку оформит быстро, — выдает Нина. — Глазом моргнуть не успеешь.

— Слушай, Нин. Может, вы уже распишитесь? А то тянете кота за причинное место. И коту неприятно, и себя мучаете. А Пашка… Веришь или нет, но вы оба слишком хорошо смотритесь вместе. — Улыбаюсь, глядя на ее выражение лица. Она ведь прекрасно понимает, что я права. Отношения, которые между ними сейчас, сложно не заметить.

Надев на себя теплый свитер и штаны с вязаными носками, которые Нинка натянула на мои ноги, я снова чувствую какой- то подавленной. Может, погода так влияет на меня… В любом случае я не знаю. С одной стороны я безумно рада покинуть эти стены и сменить обстановку. С другой, внутри меня гложет чувство вины, что я уезжаю вот так, ничего не сообщив Диме и ребятам. Надеюсь, они все поймут.

Нинка помогает мне пересесть в коляску и укрывает мои ноги пледом. Мы обе сидим в палате в полной тишине, потому что я не знаю, что мне ей сказать. Мы все заложники того, что происходит вокруг нас. Знаю, в это сложно поверить, но по-другому назвать всю эту ситуацию, в которую мы угодили, не выходит. Мы все запутались в этой паутине. И выбираясь из сетей, мы попадаем в новые, которые удерживают нас гораздо сильнее предыдущих.

Пашка заходит к нам в палату уже одетый и с моей картой в руках. Смотрю на него и хочу верить в то, что он ничего не скажет Диме. Ему не нужно видеть меня такой. А мне стоит забыть его. Он сделал свой выбор. Принял важное решение в своей жизни — отправить нас на второй план, где я не могу оставаться. Я живой человек и у меня есть к нему чувства. Но любить и при этом страдать, на это я не соглашусь.

— Ну, что девчонки, поехали? — улыбается, глядя на меня.

— А как же твоя больница?

— Я взял отпуск. Ты же не думала, что мы оставим тебя одну в таком состоянии. — Обнимает Нинку за талию и подходит ко мне. — Эль, все будет хорошо. Верь мне!

— Увезите меня отсюда, — говорю Пашке. — Я больше не могу видеть одни и те же стены. Хочу уехать и начать свою жизнь с чистого лица.

Мы вместе выходим из здания клиники. Когда я в последний раз была на улице, случилось то, чего я меньше всего хотела увидеть. Тяжело осознавать и принимать за правду некоторые поступки не дорогих, но в какой-то мере родных по крови родственников. Пойти на такой шаг ради того, чтобы привязать меня к себе, не поддается никаким объяснениям. Он мог убить моего ребенка и меня вместе с ним. Я боюсь представить, чтобы было, не окажись в тот день никого поблизости…