Страница 128 из 190
Но прежде чем отпустить Гранскую, замначальника Московской милиции попросил ее подробнее рассказать о деле. И, выслушав, предложил:
– В чем будет нужда – готовы помочь.
– Ловлю на слове…
На предоставленной Кочергиным машине Инга Казимировна отправилась в Министерство культуры. С неба сыпалась снежная крупа. Гранская даже не замечала знакомых московских улиц, проплывающих за окном автомобиля. Ее мысли крутились вокруг события, приведшего Ингу Казимировну в столицу.
Выходит, Молотков–Баобаб действительно художник, потому что, кроме него, изобразить труп было вроде некому. Но когда он успел создать свое произведение? Где и как передал его покупателю?
Что по–настоящему волновало следователя – изображение головы. Если она – потерпевшего, значит, Молотков мог видеть его до убийства или, во всяком случае, до расчленения трупа. Отсюда логически вытекало, что Баобаб знал больше, чем рассказал…
Худощавая, с пышными темно–русыми волосами, распущенными по плечам, Кочергина встретила Гранскую вопросом:
– Не пойму, почему вас и мужа так заинтересовала работа никому не известного художника?
– Видите ли, Дина Марковна, занимаемся загадочным убийством. Возможно, тут есть связь.
– Понимаю! – тихо произнесла искусствовед. – Но войдите и в мое положение. Владелец торопит с заключением, на утро у него билет во Франкфурт… Что, потянуть?
– Я думаю, в этом нет необходимости… Скажите, автор картины известен?
– Картин, – поправила Кочергина и заглянула в какие–то бумаги. – «Голубое в красном», «Встреча» и «Парящая голова».
Искусствовед поставила у стены три работы. Та, что интересовала Гранскую, называлась «Парящая голова».
– Фамилия художника, – продолжала Кочергина, – Молотков…
«Значит, все–таки Баобаб», – отметила про себя Инга Казимировна и спросила:
– А покупатель?
– Господин Потапов, гражданин ФРГ… Звонил уже раз пять.
– Наш соотечественник?
– Да, эмигрант.
– Вы даете «добро» на вывоз картин?
– А почему бы и нет? Пусть вывозит.
– Что, не представляют художественной ценности?
– Я бы не сказала, что это бесталанно. Отнюдь. Но, прямо скажем, не шедевры. Такие работы объявляются в стране каждый день. Ну словно грибы после дождя в Измайловском парке и на Арбате.
– Потапов понимает, что он купил?
– Понимает. Но, видите ли, сейчас на Западе бум на все русское… Возьмите аукцион знаменитой фирмы Сотбис… Фаберже, русский авангард начала века, документы о расстреле Николая Второго, книги Троцкого… И как раскупают! Европа словно с ума сошла… Потапов не прогадает, уверяю вас. Покупают и вывозят сотнями, а спрос все равно велик.
Она, казалось, готова была прочитать целую лекцию на эту тему, но прервал телефонный звонок. Опять звонил Потапов. Кочергина попросила его приехать за картинами и документами часа через два с половиной.
– Где он остановился? – спросила Гранская, когда разговор был окончен.
– В «Космосе». Оттуда звонил.
Попрощавшись, Инга Казимировна поспешила в интуристовскую гостиницу. И застала бывшего соотечественника выходящим из своего номера. Гранская представилась и попросила уделить ей немного времени.
– Не больше двадцати мшгут, – согласился гражданин ФРГ, несколько обескураженный вниманием к нему следователя по особо важным делам. – Чем могу быть полезен? – пригласил он Гранскую в номер и усадил в кресло.
– У меня есть вопросы по поводу приобретенных вами в Южноморске картин Молоткова, – ответила Инга Казимировна.
– Я купил их законным путем, – спокойно сказал Потапов, усаживаясь во второе кресло и складывая руки палец к пальцу.
– Не сомневаюсь, господин Потапов, – кивнула следователь.
– Давайте по–нашему, по–русски, зовите меня Гелием Федоровичем, – улыбнулся он, и сквозь эту улыбку действительно проглянул милый, обходительный русак. – Скажите честно, я вляпался в какую–то историю?
– Лично вы, Гелий Федорович, можете спать спокойно, – тоже с улыбкой ответила Инга Казимировна. – Мне хотелось бы услышать, как вам достались работы Молоткова. И почему именно его?
– Простите, может, лимонадика? – поднялся Потапов, открыл холодильник. И это слово «лимонадик» снова выдало его бывшую принадлежность стране.
Он откупорил бутылку «Лесной воды», разлил но стаканам.
– Благодарю, – взяла Гранская предложенный лимонад.
– Честно сказать, надоели мне там всякие «пепси», «кока»… С удовольствием пью родную фруктовую, – опустился в кресло со своим стаканом Потапов. – Ну а насчет картин… Услугами центра «Люкс–панорама» пользуюсь второй раз. Весной отдыхал в Южноморске, зашел туда на презентацию местных авангардистов и не удержался, купил две работы Молоткова. Очень даже по сходной цене…
– Простите, – перебила его следователь, – вы с ним самим знакомы?
– Не пришлось… Покупка была оформлена через дирекцию «Люкс–панорамы», которая выступает в роли посредника. Скажу вам, генеральный директор Бабухин по–настоящему деловой человек.
– Давно его знаете?
– Я ж говорю, познакомился на презентации… Договорились, когда буду в Союзе, дам ему знать, – рассказывал Гелий Федорович. – Прилетел я неделю тому назад. Наклевывается СП… Совместное предприятие. Позвонил Руслану Яковлевичу. Отметился, так сказать. А позавчера получаю от него телеграмму. – Потапов, не вставая, достал из тумбочки телеграмму, протянул Гранской. – Вот…
Телеграмма гласила: «Есть возможность приобрести две работы полюбившегося вам художника тчк срочно прилетайте зпт иначе уведут тчк искренне ваш Бабухин».
– Я, не долго думая, махнул в Южноморск. А там ждет приятный сюрприз: не две работы Молоткова, а три. Причем последняя, «Парящая голова», удалась ему, по–моему, лучше всего. Чем–то напоминает Сальвадора Дали… Я, не торгуясь, приобрел все три картины и вылетел в Москву. С удовольствием понежился бы на солнышке, но время, как говорится, деньги. Да и билет «Люфтганзы» в кармане.
– Сколько вы заплатили?
– Сорок пять тысяч марок. Право же, здесь такую цену Молоткову никто не дал бы. Тем более в валюте.
– Простите, Гелий Федорович, но мне придется наш разговор оформить протоколом.
– Ради бога.
– И если телеграмма вам не нужна…
– Берите, берите, – охотно согласился Потапов.
Пока Инга Казимировна писала протокол, Гелий Федорович смотрел телевизор, не включая звук. Показывали какой–то митинг. Над толпой были вознесены плакаты и лозунги. Бывший наш соотечественник глядел на экран не отрываясь.
– Пожалуйста, ознакомьтесь и распишитесь, – попросила Гранская.
Гелий Федорович с сожалением оторвался от телевизора, прочел протокол допроса и изъятия телеграммы, после чего поставил на каждом листе свою подпись.
– Кто бы мог подумать!… – сказал он, отдавая документы Гранской.
– Вы о чем? – не поняла следователь.
Потапов повернул регулятор громкости. Оратор на трибуне в пух и прах разносил руководство страны.
– Наконец–то мы очухались, – проговорил Гелий Федорович, который, видимо, все еще причислял себя к советскому народу. – А моего отца за это же самое… – Он тяжело вздохнул и замолчал.
– Да, чего–чего, а митинговать научились, – откликнулась Гранская, охотно поддерживая разговор.
Ей был любопытен этот человек. Какие ветры, какие обиды или выгоды заставили его покинуть свою страну? Однако прямо спросить об этом она посчитала нетактичным.
– Как жаль, что батя не дожил до нынешних времен, – с горечью произнес Потапов. – Наверное, ходил бы нынче в героях. – А возможно, и в Кремле бы выступал как депутат… Историю «Сторожевого» небось знаете? Ну противолодочного корабля?
– Нет, – призналась следователь.
– Как же, – не столько удивился, как огорчился Потапов, – у вас же писали…
– К сожалению, пропустила.
– В семьдесят пятом году, во время военного ноябрьского парада в Риге, «Сторожевой» покинул строй кораблей и ушел в открытое море…
– Зачем?
– Чтобы подойти к Ленинграду и по радио призвать людей покончить с деформированным социализмом, возродить демократию и гуманные принципы жизни… Задумал и осуществил все это замполит корабля Валерий Михайлович Саблии. Он арестовал командира, запер в одной из кают, собрал офицеров и призвал, поддержать свой план. С ним пошли двенадцать человек, в том числе и мой отец… Между прочим, они мыслили куда менее радикально, чем этот вот товарищ, – показал на экран телевизора Потапов.