Страница 54 из 132
– А что же вы тогда делали дома у Каменковой семнадцатого сентября? В ее квартире?
– Я? – опять театрально подняла брови Борзова.
– Ты, ты! – неожиданно закричала Каменкова.
– Кирилл Владимирович, – передернула плечами Борзова, – уверяю вас, эта женщина или больная, или что-то путает.
– Нет, вы поглядите на эту заразу! – вскочила со стула Каменкова. – Сулила отступного, чтобы я помалкивала, а теперь…
– Гражданка Каменкова! – резко оборвал ее Оболенцев. – Ведите себя пристойно! – Он снова повернулся к Борзовой: – Свидетели Заец и Бардашевич показали, что видели вас, когда вы выходили от Каменковой. Что вы на это скажете?
Борзова брезгливо отмахнулась от Каменковой.
– Скажу… только уберите отсюда эту…
Она прошептала что-то неразборчивое, Оболенцев не услышал, но Каменкова, очевидно, прочитала все по губам, потому что опять вскочила со стула и завопила:
– Ну, тварюга!
– Надежда Николаевна, – опять перебил Каменкову Оболенцев, – спасибо, сегодня вы свободны. Вот ваш пропуск! Жду вас завтра!
Оболенцев подписал пропуск Каменковой. Она взяла его и вышла из кабинета, бросив уничтожающий взгляд на Борзову и даже не попрощавшись с Оболенцевым.
Борзова, нервно ломая пальцы, возбужденно заговорила:
– Да, брала! Брала, потому что все берут, всем надоело нищенствовать!
– Ну, то, что вы брали… и много, нам хорошо известно. А куда деньги шли дальше?
Борзова подняла голову, внимательно посмотрела на Оболенцева и, прищурив глаза, почти шепотом сказала:
– Дальше? А вы что, сами не знаете? Или вы хотите, чтобы меня в камере задушили?
– Тамара Романовна! – поморщился Оболенцев. – Здесь вы за свою жизнь можете быть совершенно спокойны. Не изображайте из себя жертву системы… Вы были не винтиком, а мотором и, требуя мзду, сами толкали людей на преступления… Брали и давали…
– Не будьте идеалистом! – перебила его Борзова. – Они воровали, – она уличающим перстом указала на дверь, за которую только что вышла Каменкова, – воруют и будут воровать, как бы вы тут ни старались. А Бог велел делиться!..
С каждым днем дело все разрасталось и разрасталось, пухлые папки одна за другой вставали друг за другом, выплывали все новые и новые эпизоды.
Борзова отправили в Институт имени Сербского на обследование, где он благополучно провел вдали от допросов несколько месяцев.
Как только его вернули в следственный изолятор и Оболенцев получил заключение судебно-психиатрической экспертизы, он вызвал Борзова на допрос.
Два конвоира ввели его в кабинет и, закрыв за собой дверь, удалились.
Борзов сел на стул, закинул ногу на ногу, кривясь, нагло посмотрел на Оболенцева.
– Ваша тетушка внесла в кассу ремонтно-строительного управления четыре тысячи восемьсот шестьдесят три рубля восемьдесят семь копеек за строительство этого дома, – Оболенцев придвинул к Борзову фотоснимки, – в то время как, по заключению экспертов, стоимость фактически выполненных работ по госрасценкам превысила шестьдесят тысяч. Как вы это объясните?
– Домом я не занимался, спрашивайте у тетки.
– Почему же тогда командир стройбата ежедневно докладывал о количестве солдат на объекте вам, а не тетушке? И вы, а не тетушка, распорядились изготовить для дачи специальную мебель, облицовочные панели, особые дверные ручки, петли и решетки для ограждения территории, забыв заплатить за это. Так?
– Вы тут столько наговорили, что в голове все перемешалось, – пожаловался Борзов. – Что-то у меня с памятью…
– Память у вас в порядке. – Оболенцев раскрыл папку и зачитал выдержку из заключения судебно-психиатрической экспертизы. – Петр Григорьевич! Хватит валять дурака!
Борзов набычился.
– Вы по-прежнему утверждаете, что платили из собственного кармана за все подарки, коньяки и деликатесы, которые шли на «зарядку» холодильников прибывавшим на отдых сановникам? Были в стороне от всех дел с икрой, которыми занимался Штукатуров с таможней? – продолжал Оболенцев.
– Откуда вам, буквоеду, знать о русском гостеприимстве? Не говоря уж про партийные обычаи! А я двадцать четыре года отдал выборной работе, всю жизнь исповедовал Коммунистический манифест! – распаляясь, прокричал Борзов. – Даже тогда, когда не знал о его существовании!
– И пытался переправить в камеру жены записку, чтобы скорректировать ее поведение на следствии, – насмешливо добавил Оболенцев. – Что же, расскажите про обычаи, интересно послушать.
– У комиссии директивных органов есть мое объяснение, а вам я больше ничего не скажу! – Борзов энергично замахал в воздухе указательным пальцем. – Вы – да-да, лично вы! – оказываете на меня психологическое воздействие в духе тридцать седьмого года!
Оболенцев перевел взгляд на стол, где под стеклом лежала фотография погибшего Ярыгина, и на его скулах заходили желваки.
Когда Борзова увели, Оболенцев, спрятав в сейф дело, пошел на обед.
Выйдя из дверей следственной части и поднявшись вверх по Благовещенскому переулку к улице Горького, Оболенцев заметил стоящую у тротуара рядом с магазином «Эфир» черную «Волгу» с антенной на крыше. Передняя дверца машины распахнулась, и он узнал сидящего рядом с водителем парня с короткой стрижкой, который уже приезжал за ним. Тот улыбнулся и жестом руки пригласил сесть в машину.
Оболенцев сел на заднее сиденье «Волги», и она плавно вписалась в общий поток автомобилей.
Человек в роговых очках ждал его в березовой роще. Неровные тени от деревьев ложились на землю, укрытую ковром из выгоревшей за лето травы.
Человек в роговых очках смотрел на поблескивающую ленту Москвы-реки.
Когда Оболенцев подошел к нему, он вместо приветствия сразу сказал:
– Дело Борзова надо заканчивать!
– Но там вырисовывается интересная перспектива! Есть хорошие выходы!
– Да знаем, все мы знаем! Я в курсе! – несколько раздраженно сказал человек в роговых очках. – Но что тратить силы и время на Борзова? Сколько тысяч он взял, значения не имеет… Надеинов считал, и я в этом убедился, что вы способны правильно оценивать ситуацию…
– Кто же хлопочет о Борзове? – усмехнулся Оболенцев. – Липатов?
– Дело не в этом! Для нас сейчас это контрпродуктивно. – Человек в роговых очках внимательно посмотрел на Оболенцева. – Стоило Андропову заболеть, как все они подняли головы… И Липатов, если хотите, тоже. Ими движет одна из самых могущественных сил – инстинкт самосохранения. Придет время, и воздастся каждому. А сейчас нужно учитывать существующие реалии. Главное, что проведенное вами расследование многим раскроет глаза. А со временем и до «интересной перспективы» докопаемся… Следы к многим преступлениям ведут в будущее…
– Но зло не уничтоженное, а загнанное в угол, становится не только опаснее, но и еще более изощренным…
– Давайте не будем пудрить друг другу мозги. В этом драмокипящем мире никто власть просто так не отдает. Вы все-таки следователь по особо важным делам. Можно сказать, фигура политическая!
Поправив пальцем левой руки очки на переносице, он не спеша направился к берегу Москвы-реки.
– А как же закон… неотвратимость ответственности перед ним за совершенное преступление?..
– Закон… Смотрите глубже в историю. Вы, по-моему, ее неплохо знаете… Вспомните Горация: «Какую пользу могут принести законы в обществе, в котором нет нравственности?..» Так вроде бы свидетельствовал он? А многие из тех, кто опередил свое время, вынуждены были ждать его не в самых удобных местах!
– Значит, уступить должен я! – констатировал Оболенцев, больше думая уже о перспективах расследования по делу, чем о политической стороне разговора.
Человек в роговых очках поднял воротник плаща, поежился и, глядя на сверкающую поверхность Москвы-реки, совсем уже другим тоном заметил:
– Жизнь – это выбор! Надо определиться и ждать! Надо определиться!.. Осень!.. Сыростью тянет…
Оболенцев повернул голову и тоже посмотрел вдаль, туда же, куда и его визави, – на поблескивающую в холодных лучах осеннего солнца ленту реки. «Натянута, как струна, – подумал он, – и спокойна, как смерть».