Страница 34 из 150
– Что делать, – говорил Борис, – я работаю в МИДе. – И это звучало так, будто он имел в виду свою принадлежность к некоему элитарному обществу. Он все делал лучше других: водил машину, играл в теннис, катался на горных и водных лыжах. И любил он немножко устало и снисходительно.
После своей поездки в Афганистан Марина невольно попала в круг «выездных». На некоторое время эти люди привлекли ее. Они казались много знающими и поэтому интересными. Но потом только она поняла, что большинство из них рвутся за границу не из-за интересной работы, не из-за желания узнать страну, а из-за стереофоники, тряпок, украшений. Вещи стали подлинной и единственной ценностью для них.
Конечно, Марине не повезло, она попала именно в такую компанию. Она знала и других людей. Но год, проведенный с Борисом, открыл для нее только этих. С их устоявшимися привычками – по субботам и воскресеньям теннис и баня, потом ресторан «Узбекистан», обязательное посещение загородного ресторана «Сосновый бор». И конечно, ежевечерники, встречи и разговоры о дачах, собаках, машинах и должностях.
И этот странный день, когда ей позвонила Ира и потащила ее к их школьному товарищу Лене Гринину. Его мастерская, веселые истории, которые он рассказывал, потом появился Вадим. И она почувствовала сразу, что все это не кончится просто. Потом Вадим ушел, и позвонил Борис. Он властно – такая уж у него была манера разговаривать с людьми – сказал, что он едет к Луковниковым и ждет ее там.
И она еще под гипнотической силой этой властности вышла от Гринина, села в машину и тут увидела Вадима.
Ах, как ей не хотелось уходить из этой комнаты, но уходить все-таки было надо, и она встала.
– Пора, – сказала Марина.
И мужчины поняли ее.
Они спустились к машине. Марина села в кабину, повернула ключ зажигания. Тишина. Она поворачивала его еще и еще. Зажигание не работало.
– Что случилось? – спросил Вадим.
– Не знаю. Вы что-нибудь понимаете в машинах?
– Нет.
– Так что делать?
– Вы где живете?
– На Чистопрудном бульваре.
– Двадцать минут пешком. Оставьте машину до утра, а я попрошу шофера ее посмотреть. Пойдемте, я вас провожу.
Они шли по пустой Москве. По Петровским линиям, потом по Неглинке, потом по тихим настороженным бульварам. На Рождественском бульваре сидели трое парнишек с гитарой. Они пели забытую песню Окуджавы о синем троллейбусе. Они пели прекрасно, а главное, слова и музыка этой песни очень монтировались с сегодняшним вечером. Марина и Вадим стояли и слушали ребят. И те, увидев их, запели еще одну песню, о Моцарте, потом еще о старой елке.
Марина и Вадим шли по бульвару, а за их спиной затихали полные нежного волшебства слова:
Они остановились у большого желтого дома.
– Запишите мой телефон, – сказала Марина почему-то низко и звучно.
Вадим вынул блокнот и ручку.
– Домашний и рабочий. – Она продиктовала номер. – Позвоните мне завтра.
– Когда?
– Когда захотите.
– Я захочу еще сегодня.
– Звоните.
– Но ведь поздно.
– Все равно звоните, я не усну. Буду ждать.
– Хорошо.
Марина шагнула к нему, обхватила его голову, пригнула, поцеловала в губы. Внезапно вспыхнувшие фары стоявшей у стены машины осветили их. Марина повернулась и побежала к подъезду. Вадим закурил и медленно зашагал к Кировской.
…И тут он увидел трамвай. С длинной выгнутой дугой, с белым кругом на переднем вагоне, в центре которого чернела буква «Б». Это был трамвай его детства и молодости. Узколобый, с открытыми площадками, с прицепными вагонами, деревянными скамейками.
Сколько поездил он на этих трамваях, в которые так удобно было запрыгивать на ходу! Линии их лежали через всю Москву. Трамвай нырял в старенькие, заросшие зеленью московские переулки, пересекал площади, стучал колесами по мостам. Не было в Москве более удобного транспорта, забиравшегося в любые закоулки.
И вдруг он шел по бульвару сегодня, искря дугой, словно выехавший из его молодости. В окнах горел свет, у опущенных окон сидели люди. Вадим смотрел, не понимая, что делает, «букашка» здесь, в эту ночь, в этот август.
И только когда с ним поравнялся прицепной вагон, увидел прожектора и кинокамеры. Сна не было, все оказалось простым и ясным.
Его молодость снимали в кино.
Он бросил сигарету, нашарил в кармане две копейки и пошел к автомату.
Марина вбежала в квартиру, и сразу же зазвонил телефон.
– Да.
– Это я, – голос Бориса был ледяно-спокойным, – почему ты не пришла к Луковниковым?
– Не хотела.
– Но я же сказал, чтобы ты пришла.
– Я не хотела.
– А целоваться у подъезда ты хотела? – закричал он в трубку.
– Хотела. Значит, это ты караулил в машине?
– Ты пожалеешь об этом.
– Нет. – И она повесила трубку.
Родители были на даче, в квартире стояла сумеречная тишина. Марина подошла к книжным полкам, взяла томик Цветаевой, раскрыла на середине.
Она опустила книгу, волшебство поэзии захватило ее и понесло в полумраке квартиры. Она повторяла последние строчки, словно пробуя их на вкус. И слова в памяти вновь складывались в рифмы, щемящие и прекрасные.
В прихожей зазвонил телефон. Но Марина еще не поняла смысл этого звука, находясь под цветаевским гипнозом. Второй звонок вернул ее к реальности, и она встала и вышла в прихожую.
– Да.
– Это я.
– Это ты, Орлов?
– Я.
– Поговори со мной.
Вадим пришел на работу в восемь утра. За час до начала. Но народ в управлении уже был. Такая у них служба, не влезающая в твердо регламентированные рамки. В кабинете было прохладно; хорошо, что уборщица, уходя, забыла закрыть окно. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула. Сел. Немного ныл разбитый бок. Но терпимо. В общем, конечно, он отделался легким испугом. Вадим снял телефонную трубку, набрал номер больницы. Ему повезло, дежурный врач оказался в кабинете.
– Добрый день, доктор, это Орлов из МУРа беспокоит. Как там Фомин?
– Проникающее ранение живота, кризис прошел. Очень удачно, что на месте оказался врач. Думаю, что пойдет на поправку.
– Спасибо.
– Пустое.
Вадим положил трубку и подумал о том, что как прекрасно, что там оказалась Марина. Стрельцов рассказал ему, как она достала в считаные минуты бинт и йод, как перевязала Фомина.
В дверь постучали.
– Войдите.
На пороге появился свежевыбритый Калугин. Стекла очков его победно блестели.
– Я знаю о вчерашнем и очень жалею, что не был с вами.
– Ничего, Игорь, такое, как вчера, может случиться в любую минуту.
– Те оба насмерть?
– Да, к сожалению.
– Что с Фоминым?
– Идет на поправку. Что у вас? Судя по некоторому блеску в глазах, есть новости.
– Да. Патрушев вчера все-таки рассказал: Каин – это душеприказчик и наследник Хомутова.
– Вор?
– В том-то и дело, что нет. Его не знает никто.
– Такого не бывает.
– Пока не нашли знающих его людей.
– Это точнее.
– Ленинградцы передали. Вот. – Калугин положил на стол бланк спецтелеграммы. – «Сообщаем, что уголовник, назвавший Козлову кличку Каин, Чеботаренко Петр Гаврилович, 1927 года рождения, место рождения г. Харьков, в настоящее время проживает в Ленинграде по адресу: Измайловский проспект, дом 6, квартира 12, работает на угольном складе. Сообщил, что работал с Хомутовым и тот угрожал им человеком по кличке Каин. По нашим учетам такая кличка не проходит».