Страница 147 из 150
А они опять вместе ужинали, Филин и Рома Гольдин.
На этот раз насухую, без вина и девок.
Лузгин застал их пьющими чай. Прямо некая дачная идиллия.
Самовар на столе. Сахар колотый. Пряники. Варенье. Сушки.
– Ну вот. – Филин с хрустом раскусил сушку. – Все в сборе. Значит, давайте начнем, подельники.
Лузгин поморщился.
– А ты, Сережа, морду-то не криви. Подельники для нас сейчас самое что ни на есть верное определение.
– С чего начнем, Толя? – лениво спросил Гольдин.
– Сейчас узнаешь. Привез? – обратился к Лузгину Филин.
– Как обещал. – Он раскрыл кейс, вынул синий служебный паспорт, протянул Филину. – Выехать можете в любой день в течение четырех месяцев.
– Раз принес, значит, свое слово сдержу. Рваный! Принеси-ка телефон.
– А у тебя здесь и телефон есть, – ахнул Гольдин, – не знал. Не знал.
– А вам, подельнички, ничего этого знать и не надо.
Филин достал из кармана старую затрепанную записную книжку, полистал, набрал номер.
– Игорь Дмитриевич?.. Привет… Узнали… Вот же как славно… Да дело у меня к вам. Какое. Пошептаться надо. Давайте завтра. Когда. В двенадцать вас устроит? Отлично. У Театра эстрады. На трамвайчике речном проедемся, там и поговорим. Ну спасибо. Спасибо. Всех благ. – Филин положил трубку. – С Корнеевым говорил, который тебя достает. Понял, Лузгин?
– А зачем тебе загранпаспорт, Филин? – спросил Гольдин.
– А я, Рома, хочу старость тихо дожить на Брайтон-Бич, среди дружков своих.
– Так ты в Америку едешь? – Гольдин вскочил.
– Да, Рома, в Америку. И хочу бабки подбить. Я из блатных, из старых законников. Поэтому действовал исходя из старых воровских правил.
Гольдин усмехнулся, насмешливо посмотрел на Филина, хотел что-то сказать. Но тот не дал ему:
– Ты, Рома, на меня так не смотри. Это нынче масти перетасовались, но я как жил, так и живу по своим законам. Начнем помолясь. Я вас не искал. Вы меня нашли. Вам нужно было золото приисковое. Я вам его достал.
– Мы с вами за это рассчитались и деревянными, и валютой, – сказал Лузгин.
– Правильно, Сережа, правильно. Только запомни, мой дорогой бизнесмен. Нет деревянных денег. Деньги – они всегда деньги. И чем их больше, тем лучше…
– Мало тебе? – перебил его Гольдин.
– Нет. Все путем. За это вы со мной рассчитались.
– Слава богу. – Лузгин забарабанил пальцами по столу.
– Но в деле вашем осечка вышла, и Мауэр о ваших комбинациях догадываться стал. Тогда вы чистодела из Штатов позвали, Лебре. Да какой он Лебре, когда всегда был Борькой Лейбовичем с Малой Дмитровки. Но мы его встретили, все организовали и как советского туриста в Прагу отправили.
– Ты к чему говоришь все это? – Гольдин вскочил.
– Тихо, Рома, – не повышая голоса, сказал Филин. – Тихо. Здесь тебе не Штаты. Здесь Москва. И хозяин здесь я. – Предупреждение и угроза послышались в голосе Филина. – Теперь запомните, подельники: я не убивал, ничего не видел. Я на даче сидел. Так что заявлять на меня бессмысленно. А если моих людей возьмут, они скажут, на кого работали. Вы у меня вот где. – Филин сжал кулак.
На минуту на террасе повисла тишина.
– Ты пугаешь нас? – так же тихо спросил Гольдин.
– А зачем мне вас пугать? – засмеялся Филин. – Я бабки подбиваю. Теперь что касается последнего дела. Рома, я знаю, сколько на доллары стоит центнер сырца. Так вот, времени у меня нет. Давай половину, и разошлись красиво.
– У меня здесь нет таких денег. Давай я их тебе в Америке отдам.
– Рома, друг мой, в Штатах я у тебя копейки не получу. Товар нужен? Значит, достанешь. Срок три дня.
Когда они выехали из дачного поселка, Гольдин попросил остановить машину.
– Давай покурим.
– Я же не курю, – удивился Лузгин.
– Тогда со мной за компанию воздухом подыши. Теперь ты понял? – Гольдин щелкнул зажигалкой.
Огонек на секунду вырвал из темноты его лицо.
– Ты понял, – продолжал Гольдин, – что значит с уголовниками связываться?
– Отдай ему деньги, Роман.
– Полмиллиона?
– Да.
– Да это все, что у меня есть. А потом, они в Манхэттене, а я здесь.
– Я могу достать такую сумму.
– Ты сумасшедший, Сергей. Ей-богу, сумасшедший.
– Но ведь миллионное дело может сорваться.
– Да если мы отправим товар в Штаты, то заработаем десять миллионов минимально.
– Так в чем же…
– А в том, – перебил Лузгина Гольдин, – что этот урка на нас как хомут теперь висеть будет.
– Так что ты предлагаешь?
– Есть мысль. Поехали в Москву, у первого телефона– автомата остановишься.
…Серый приехал на Патриаршие пруды не один. Спрятался за табачный киоск Саша Летчик.
Черт его знает, что этому Гольдину нужно. А вдвоем они спокойно отобьются. Хоть и поздновато было, а народу у прудов много.
Тепло. Пенсионеры еще не закончили своей прогулки, собачники, молодые пару скамеек облепили, ревели магнитофоны.
Жила Москва. И страшновато, и несытно, и тревожно. Но люди шли вечерком к воде, к деревьям, как и прежде.
Гольдина Серый заметил сразу же. Роман торопливо шел по аллее.
Поздоровались. Помолчали.
– Где бы поговорить? – сказал Гольдин.
– Есть дело? – поинтересовался Серый. Он сразу заметил, что не в себе немного этот человек из-за океана.
– Если его так назвать можно. Просто хочу тебе посоветовать, как не попасть в тюрьму.
– Куда? – усмехнулся Серый.
– Недалеко отсюда, десять минут езды, в Бутырку или чуть подальше, в Лефортово.
– Шутите, Роман Борисович. – Голос Серого чуть сел.
– А ты заметил, что я никогда не шучу?
Серый молча кивнул.
– Тогда пошли с этого праздника жизни. Я бы сам с тобой на лебедей полюбовался. Но время. Нет его у тебя.
– Здесь рядом кооперативное кафе «Московские зори»…
– В Козихинском? Так там не поговорить, народу много.
– На улице столики. Их после семи не обслуживают, а в кафе сейчас своя тусовка.
– Пошли.
Они прошли мимо кафе «Маргарита». Там начиналась ночная тусовка. Молодые парни и девки, о профессии которых спрашивать было не надо.
Увидев Серого, все замолчали, как солдаты при виде генерала.
Замолчали и расступились почтительно, дорогу освобождая. Это пока были рекруты рэкета, новобранцы фарцовки, ученики разбойников.
– До чего же эта перестройка Москву испохабила, – с горечью сказал Гольдин. – Ну просто сил нет.
– Не нравится? – усмехнулся Серый.
– Не нравится. Раньше как было – мухи отдельно, котлеты отдельно.
– Да нет, они в мастях разбираются.
– Я не о мастях, а о людях, которые здесь живут.
«Московские зори» уже погасили огни.
Они поднялись по ступенькам, прошли чуть направо и сели на вкопанные в землю пни.
– Ишь, вкопали, чтобы не унесли, – закрутил головой Гольдин.
– Так что, Роман Борисович? – Серый закурил.
Огонек зажигалки вырвал из темноты его прищуренные, настороженные глаза.
– Слушай меня и ответь. Ты знаешь, где товар?
– А зачем вам?
– Я же не спрашиваю где.
– Логично. Знаю.
– Ты можешь его перепрятать сегодня ночью?
– Если нужно.
– Не то слово.
– А что такое?
– Завтра Филин нас ментам сдает.
– Нет, – Серый засмеялся, – ну слава богу, а то вы меня, Роман Борисович, напугали. Давайте я вас отвезу, а то в вашем прикиде по Москве ночной шастать опасно.
– Значит, не веришь. А ты знаешь, что через три дня он в Америку улетает? У него уже паспорт со всеми визами.
– Ну и что?
– А то, что паспорт этот он сегодня получил, и выпустят его только при условии, что он нас сдаст.
– Роман Борисович, вы уж меня простите, может, в Нью– Йорке вы и авторитет, а в Москве вы вроде тех, что у кафе были. Не вам Филина судить, с ним можно только на толковище говорить. Он же самый крупный авторитет.
– Серый, я, конечно, так глубоко в московскую блатную жизнь не погружался, но тем не менее вы на меня работаете, а не я на вас.