Багряный декаданс

— Мира, любовь моя, открой-ка глазки, — разнеслось по нашей уютной кухне и звук его голоса нежным шелком заструился по коже. Он говорил, нашептывал, уговаривал, а я чувствовала себя так, будто он гладит меня, пробегая пальцами по коже и порождая будоражащие тело волны.

Я поняла, что все это время в реальном мире находилась без сознания.

И пришла пора возвращаться.

— Я буду скучать, — прошептала я маме, обращая к ней свой взгляд.

Ее печальное лицо засветилось нежностью, мелькнула улыбка, будто птица крылом махнула и с собою следом позвала, преисполненная великодушием и прощением.

— Ты всегда будешь моей маленькой девочкой, — проговорила она, прощаясь. — И я всегда буду рядом с тобой, даже если ты не будешь меня видеть.

Глаза зажгло слезами. Прощаться — невыносимо, но еще хуже не знать, состоится ли следующая встреча или нет. Поэтому я не отводила от мамы глаз, пытаясь запомнить её до мельчайших деталей — выбившаяся из гладкой строго прически прядь, едва заметная родинка над губой, бледная полоска шрама чуть ниже уха. Я смотрела на неё до тех пор, пока мамин образ не растаял, пропав окончательно и оставив меня одну.

Чувствуя приближающееся пробуждение, я на прощание обвела взглядом родную кухню и с удивлением обнаружила, что фотографии с дверцы холодильника пропали, осыпавшись на пол, словно осенние листья. А магниты, которые их удерживали, изменили свое расположение. Теперь они были выстроены особым образом, сложившись в читаемую фразу.

«Не верь ему», — прочитала я оставленное послание.

А потом распахнула глаза.

Глава 29

Я лежала на мягкой подушке, укрытая невесомой тканью, похожей на шаль, приятно покрывавшей тело. Волосы разметались вокруг, ярко выделяясь на фоне оливково-черной постели, такой же, как и все вокруг. Черный каскадный потолок, будто прокладывающий путь прямиком в небо, целиком поглощенное тьмой. Глухие черные стены, радужными бликами отражающие свет от зажжённых свечей, установленных в разветвления бронзовых канделябров. Открытая терраса, украшенная черными и красными цветами, которые были везде — расставлены в вазах по полу, водружены на подставки, уложены в подвесные деревянные корзины и просто рассыпаны целыми охапками.

Но ярче всего выделялись черные глаза парня, лежащего на боку рядом со мной на постели. Подперев голову рукой, он легко водил пальцами по нежной кожей моего вытянутого в сторону запястья. Спутанные, чуть влажные волосы частично закрывали его лицо, придавая облику непостижимую глубину и уютную расслабленность. Уличный воздух проникал в комнату, неся в себе ночную свежесть, которая смешиваясь с естественным ароматом демона становилась плотнее, насыщенней, обволакивая и будоража. С вызывающей озноб прохладой резко контрастировал взгляд демона, который был подобен разожжённому костру.

Я вдруг поняла, что рядом с ним тепло. Он согревал меня изнутри, прогоняя стужу, что жила во мне много лет. Не знаю, родилась ли я с этим холодом или он был следствием, а не первопричиной. Это было не важно. Важно было лишь то, что он меня менял.

— Очнулась? — его слова теплым ветерком скользнули по обнаженными плечам.

— Как долго я спала? — голос был хриплым, чужим.

Закашлявшись, потянулась ладонью к лицу, привставая. И с ужасом замерла, ощутив, как вниз по груди беспрепятственно заскользила черная шаль. Приподняв край тончайшего атласного материала, я увидела собственное абсолютно обнаженное тело, которое на фоне ткани цвета воронова крыла выглядело снежно-белым.

Мигом легла обратно, подбирая и теснее прижимая шаль к себе, которая на ощупь была гладкая как стекло.

— Солнце взошло трижды, — ответил Сатус, прикасаясь к моему лбу и отводя в сторону спутавшиеся и прилипшие к коже пряди. Я непроизвольно дернулась назад и, наверное, даже попыталась бы отодвинуться, если бы не боялась, что откровенный протест лишь сильнее простимулирует демона, и так находящегося слишком близко ко мне. Чувствуя себя беззащитной и уязвимой, я опасалась даже смотреть в его сторону.

— Где мы? — усталость была такой, словно я сутки взбиралась в гору.

— В моей спальне, в Акилоне, — без проявления какого-либо беспокойства ответил демон, захватывая пальцами мое запястье, которое он недавно с таким увлечением рассматривал. — Это главный дворец в Аттиане, нашей столице.

— Где?! — подхватилась я, но сразу же без сил упала обратно. Чтобы со мной не сделало кольцо, оно забрало почти все. — Почему я не в Академии? Зачем ты меня сюда приволок?

— Потому что ты не можешь больше там находиться, — жестко заявил Сатус. — Не можешь и не будешь.

— Рыцари с тобой не согласятся, — простонала я, сползая вниз по подушке, желая прикрыть глаза и провалиться в сон без сновидений. И, возможно, даже без пробуждения. — Я должна закончить обучение.

— Такими темпами ты сведешь себя в могилу, — не уступал принц. — А в мои планы в обозримом будущем не входит разводить для тебя погребальный костер.

— Тогда просто сбрось меня в ближайшую яму и оставь там, — теснее вжимаясь лицом в подушку попросила я, изо всех сил отгоняя картинки того, как он раздевал меня и что во время этого процесса видел. — Мне будет хорошо везде, где не будет те…

Он ухватил меня за подбородок и больно дернул, заставив хрустнуть позвонки и заныть мышцы.

— Никогда так не говори, — приказал он, и от этого приказа по коже заскакали раскаленные угольки. — Поняла? Я больше не желаю слышать подобное.

— Ладно, — вяло согласилась я, пытаясь выдернуть голову из его цепкой хватки, но не мне с ним воевать. Мы оба знали, кто победит в итоге. Не я. — Но тогда ты тоже прекрати.

— Что?

— Использовать магию, — он позволил мне высвободиться, и я вновь смогла расслабиться. Настолько, насколько это вообще было возможно в данных обстоятельствах. Будь во мне чуть больше сил и энергии я бы закричала, начала топать ногами, рваться к выходу и требовать вернуть меня обратно. Но сейчас я могла только дышать, и пассивно сопротивляться деспотичной натуре демона, которая с каждым днем становилась все радикальнее.

— Я не использую магию на тебе, — заявил он уверенно, но под моим недоверчивым взглядом сознался. — Не использую намеренно.

— Какая разница, если я все равно всё чувствую, — прошептала я, роняя голову на сложенные под щекой ладони.

— Ты просто очень чувствительна, — заявил демон, а на его невыносимо прекрасном лице отразился опасный соблазн.

Я вновь вспомнила, что мы одни. Вдвоем. В его спальне. Там, где у меня почти нет шансов сбежать до тех пор, пока не появятся силы хотя бы доползти до двери, которая расположилась прямо напротив постели.

— Что тебе снилось? — Сатус отклонился в сторону, взял с прикроватного столика, такого же черного, как и все остальное, высокий стеклянный бокал, наполненный водой и подал мне. — На, выпей.

Подтянувшись на локтях я встала и обеими руками приняла бокал. Пить не хотелось, но я сделала несколько маленьких глотков.

Вопрос проигнорировала и произнесла:

— Ты меня раздел. Зачем…

Мой голос дрогнул и оборвался.

— Я тебя не только раздел, но и помыл…

— Зачем!? — и я затряслась, глотая слезы, чтобы окончательно не сорваться, вцепилась зубами в край бокала, пытаясь водой остановить истерику.

— Мира, — нетерпеливое раздраженное начало, короткая пауза. Его настроение изменилось быстрее ветра на море в штормовую ночь. Он сел, глянув на меня так, словно ножи метнул, и сложил руки на коленях. В отличие от меня он был одет. Темно-синяя сатиновая рубашка без пуговиц с рукавами до локтей и такие же свободные, по-домашнему удобные, штаны с широкими штанинами до щиколоток. Сквозь одежду, которая подчеркивала больше, чем прикрывала, я видела напряженные мышцы его плеч, спины, живота. — Я не насильник и никогда им не был. По крайней мере, я надеюсь, что до этого не дойдет, хотя ты и сводишь меня с ума. Раньше женщины либо оказывались в моих объятиях добровольно, либо не оказывались вообще. А с тобой… я жду, когда ты, наконец, осознаешь собственные чувства и перестанешь играть в игры. Не думай, что я ничего не вижу. Вижу, просто терплю. Пока. Но терпеливость никогда не была моей добродетелью. У меня вообще с добродетельностью туго. Тебе следует об этом помнить.